Дот - Игорь Акимов

Любопытство взяло верх.

Тимофей поставил кружку на пол, сел, опустив ноги в люк, повернулся, спустился без проблем. Чего боялся?..

Площадка полтора на полтора. Слева дверь и справа дверь; прямо — проход в темноту. После солнечного каземата — плотный сумрак, ничего не разглядишь. «Выключатель слева», — подсказал присевший возле люка Медведев. Так они еще и с электричеством! — уважительно подумал Тимофей, который первую в его жизни лампочку Ильича увидал только на призывном пункте. Уже четвертый год пошел — а все не мог привыкнуть к этому чуду.

Тимофей поискал — вот он, выключатель. Лампочка в водонепроницаемом матовом плафоне (40 ватт — вполне достаточно) с испуга выдала сразу все секреты. Рядом с лесенкой — врезан в стену подъемник для снарядов (простенький: лотки на цепях; ворот и ручка, как у колодца; просто — зато надежно: нечему ломаться). Напротив — как Тимофей и думал — тот самый кубрик. Пространство — четыре метра на три. Вдоль стен в три яруса — откидные койки с закрепленными матрацами. На двенадцать человек. Столик, застланный красным ситчиком, на нем телефон. Портрет маршала Ворошилова. Печка-буржуйка с коленчатой трубой; от нее еще веет жаром: подогревали еду. Казарма — как ее ни называй — она и есть казарма.

Теперь — двери. Левая — возле снарядного подъемника — должно быть — в арсенал. Тимофей открыл — так и есть. Узкий проход в недалекую темноту, сбоку — стеллаж со знакомыми ящиками. Выключатель должен быть вот здесь…

Вспыхнула лампочка. Ну и ну! Упаковано под завязку. Под потолок. Полки глубокие, не меньше метра. Ближе к двери — узкие деревянные обоймы, выступающие торцами: ящики со снарядами. Тимофей потянул на себя ящик, приподнял крышку. Из стружек блеснул металл. Черная каемка — бронебойные. И в следующем были бронебойные, и в третьем, а потом — по красной каемке — он обнаружил фугасы, а была еще и шрапнель, и осколочные. Дальше были ручные гранаты, два ящика: в одном — противотанковые РПГ-40, в другом — осколочные Ф-1, «лимонки». Тимофей это понял, даже не заглядывая внутрь, узнал по заводской упаковке, на заставе получал точно в такой же таре. В конце стояли цинки с патронами.

Действительно — арсенал…

Он уже посмотрел все, но уйти не мог — удерживало какое-то смутное чувство. Что-то в Тимофее менялось. Именно здесь, именно в эту минуту. Словно он долго болел — но вот наступил перелом. Или скажем так: все предыдущие дни он был гоним, унижен, размазан, но вот прикоснулся к этому (вспомнил из пятого класса: как Антей к матери-земле), — и все утраченное к нему вернулось, и снова он стал прежним, самим собой…

Уходя — взорвем, решил Тимофей. Нельзя такую крепость оставлять немцам. Это сейчас они не обращают на дот внимания, а как погоним — сразу о нем вспомнят. И засядут. И тогда попробуй их отсюда выколупать.

Каптерка оказалась больше арсенала по меньшей мере вдвое. Сразу за дверью умещался движок, рядом — спаренный аккумулятор и ведро с соляркой. Дальше — ручной насос. Тимофей придавил его ручку — и тотчас где-то далеко забурлила, загудела вода, поднимаясь по трубам. Ладно! Тут же стояла металлическая бочка со следами солярки возле лючка, за нею залегли, как поросята, три мешка с цементом, да не простым — с портландским, пятисоткой, высокий класс, в этом Тимофей еще с гражданки смыслил. А к цементу, натурально, и вязанки стальных прутьев — арматура. На случай, если где повреждение, так чтобы сразу залатать. Ай да мужики! — похвалил Тимофей неведомых старателей; вот уж действительно — все предусмотрели!

Он повернулся к стеллажу с продуктами. Мешок с мукой. А в этом — сухари. Макароны. В трех ящиках — тушенка. Еще в трех — брикеты с кашей: гречневая, перловая, пшенная… Армия; везде одно и то же. И это правильно.

Запас был не бог весть какой, но месяц можно продержаться безбедно. А если экономить — так и дольше.

В задней стене подсобки был стальной люк, такой же, как и те, наверху — в каземате. Может быть — секретный выход?..

Этот ракурс Тимофея не интересовал. Были бы силы — было б и любопытство, а так… Его занимала более прозаическая вещь: чем они топят «буржуйку»? Он еще раз осмотрелся. В полупустой подсобке все было на виду; никакого топлива — кроме соляры — нет. Где бы я его держал? — спросил себя Тимофей, и сразу ответил: конечно же — рядом с печкой. Он возвратился в кубрик, заглянул под койку. Так и есть: два мешка, один из них открытый, в нем — торфяные брикеты. Топливо, скажем прямо, не высший сорт, но оно было! Оно было — и выполняло свою функцию. О нем не забыли, его учли. Здесь все было учтено — вот что главное, вот, в чем Тимофей хотел убедиться — и убедился вполне. Все, что зависело от инженеров и интендантов, они сделали. Они создали пусть миниатюрный, но совершенный и автономный мир. Однако этому телу недоставало души…

Опять навалилась усталость.

Тимофей лег на койку, на плоский ватный матрац, впитавший в себя запахи десятков, а может быть и сотен когда-либо лежавших на нем солдат, закрыл глаза, почему-то вспомнил пробуждение в коровнике, среди пленных, вспомнил свой ужас от сознания внезапной перемены судьбы, но что потом происходило, как справился с этим — сразу вспомнить не смог. «Защитная реакция», — сказал бы Ван Ваныч. Тимофей даже голос его слышал, словно воочию; каждую интонацию. Это согрело сердце, и, улыбнувшись, Тимофей провалился в никуда. Когда он открыл глаза, то не сразу понял, где находится. Потом краем глаза заметил Медведева — и вспомнил.

Медведев сидел на соседней койке.

— Я опять спал?

— Не долго, — сказал Медведев. — Я забеспокоился, что вас все нет, товарищ командир…

Подниматься не хотелось. Лежать бы да лежать, пока потребность в движении и действии не стала бы естественной… Но полежать можно и наверху, на том матраце… Соединить приятное с полезным: там можно контролировать ситуацию.

Тимофей собрался с духом — и сел. Сейчас встану — и постараюсь дойти до лесенки, не цепляясь за стены. Пустяк: какие-нибудь пять шагов…

— Ты время не губи, Саня, — сказал он Медведеву. — Отоспись, пока даю. Бойцу запас не в тягость.

Матрац был занят: Залогин и Страшных спали на нем, расположившись валетом.

Был еще брезент, на котором ребята ели, но они не прибрали за собой. Убирать после них посуду и сметать крошки… Вот с такой ерунды, с такой «мелочи» все и начинается, — проворчал Тимофей. Встанут — выдам каждому по полной программе.

Можно было улечься просто на полу, там, где солнце упиралось в отполированную ногами сталь, растекаясь по ней сияющей пеленой. Тимофей потрогал сталь. Горячая, словно лежанка на хорошо протопленной печи. Он опустился в сияние, как в воду. Тень опередила его, улеглась первой. И наверное втянула в себя часть солнечного огня, потому что ощущение было не таким ярким, как ожидалось. Спину даже не обожгло. Тепло проникло через драгунскую куртку и нижнюю рубаху — именно тепло, а не огонь, — но через минуту и его не стало. И Тимофей почувствовал, что между его спиной и бетоном, который лежал под только что горячей сталью, не осталось никакой преграды. Замешкаешься — потом не встанешь: бетон высосет из тебя все. Здоровое тепло должно идти изнутри, а поверхностное только поверхность и согревает, и никогда не проникает вглубь — это и дети знают…