Вселенная Айн Рэнд - Гэри Вайс

«Она прорастает в тебе, — сказал он о своей родине. — Ты — часть племени.

И ты обязан своему племени. Благородство и высокая нравственность ассоциируются с самопожертвованием во имя племени». А разве здесь — не то же самое, спросил я. Ведь в США мы тоже отмечаем День памяти. «Ага, выезжаем за город на пикник, — возразил Брук. — Ав Израиле полагается скорбеть». Судя по тому, как он это описал, бремя тяжкое. Никакого пива. Никакого бейсбола. «Все песни по радио — о жертвоприношении, музыка Йом Ха-Зикарона. Все эти песни я знаю наизусть, потому что всю эту патриотическую чушь в Израиле в тебя вбивают с самого рождения. Ты заучиваешь все песни наизусть, и все эти песни, между прочим, — о жертвоприношении, потерях и величии».

«Это — вопрос мотивации, — продолжал он. — Мотивация может быть разная: либо чувство долга, либо бескорыстие. Тогда я думал, это — самопожертвование. Теперь я не верю в самопожертвование». Я так и представляю себе солдата-объективиста, который старательно анализирует свои мотивы, получив приказ наступать на вражеские позиции. «Но, сержант, — может сказать он, словно прилежный ученик Станиславского, — какой должна быть моя мотивация? Вы просите меня сделать это во имя того, во что я верю, или же ждете, что я принесу себя в жертву ради государства?» Это было бы поле битвы на новый лад, эгоистической битвы. Никто из солдат больше не накрывает своим телом гранаты, чтобы спасти от гибели товарищей, — уж точно не на том поле боя, где воюют объективисты. Я вижу, как в мире объективистов выдирают страницы из учебников истории со всеми рассказами о героях, награжденных посмертно, и заменяют их новыми героями: эгоистичными, алчными, не желающими жертвовать собой Квислингами и Петенами.

Рэнд открыла Бруку глаза на порочность самопожертвования и на повсеместное присутствие правительства в жизни Израиля, и теперь Брук всюду видел тяжелую длань государства, «сдерживающего свободу на каждом углу». Он прочитал все книги Рэнд, какие нашел, и просил отца привозить ему издания из-за границы. «Я не сознавал, что существует целое движение, что кто-то кроме меня тоже читает эти книги», — сказал он. И только в 1980 году он познакомился с другими объективистами из Израиля через либертарианскую партию, которая находилась под мощным влиянием Рэнд и выдвигала своих кандидатов на национальные выборы. Они не получили в Кнессете ни одного места. Партия еще просуществовала некоторое время, а затем самораспустилась. Израиль был не готов принять Айн Рэнд.

Брук же, совершенно точно, был к этому готов, но в восемнадцать он стал жертвой обычного для Израиля ущемления свободы и отправился в армию. Он был сержантом в военной разведке, выполнял задания, не требующие особенной квалификации: например, анализировал цели на вражеских территориях. Отслужив, он стал изучать гражданское строительство в Технионе, Израильском технологическом институте, а потом, в 1987 году, уехал в США учиться в аспирантуре. Он стал изучать финансы. Его манила Уолл-стрит, и в конце 1990-х годов он вместе с однокашником по финансовому колледжу основал компанию «BH Equity Research», которая обслуживала хедж-фонды, но в итоге превратилась в частный инвестиционный фонд, обеспечивающий компании стартовым капиталом.

Брук влился в объективистское движение почти с того самого момента, как сошел с самолета. Он участвовал в двухнедельной конференции объективистов, пока учился в Техасском университете. Тамони познакомился с Майклом Берлинером, соучредителем Института Айн Рэнд, и с другим соучредителем, Леонардом Пейкоффом, и с прочими светилами объективизма. В Остине он связался с местными объективистами, вместе с несколькими техасцами основал группу поклонников Рэнд. Он утомил меня перечислением семинаров и конференций, которые успел организовать за несколько лет, в числе которых был и объективистский круиз по греческим островам («на паршивом суденышке»). Столь активная организаторская деятельность укрепила доверие к нему со стороны движения объективистов, и летом 1999 года, когда Берлинер ушел на покой, Бруку предложили руководить Институтом Айн Рэнд. К своим обязанностям в качестве нового руководителя он приступил только через год. Он по-прежнему работал в «BH Equity», но, по его собственному признанию, тратил на это не больше десяти часов в неделю против шестидесяти, которые тратил на институт. Это похоже на правду, судя по тому, как часто Брук появляется на публике и читает лекции.

Самое выдающееся достижение Брука — во всяком случае, с точки зрения правых политиков — это его примирение с либертарианцами. Официальная позиция объективистов по отношению к либертарианцам за годы изменилась с тотального неприятия на радушное сотрудничество. По крайней мере, так кажется со стороны. Однако, по мнению Брука, позиция объективистов не сдвинулась ни на йоту. «Изменилось либертарианство, — сказал он. — Подозреваю — меня там не было, в 1980-х годах я не сознавал всего этого, — Мюррей Ротбард был еще жив, и они были гораздо более сплоченными. Во всяком случае, их интеллектуалы были гораздо активнее, анархистские и антиамериканские настроения были гораздо сильнее». Либертарианцы, сказал он, раскололись. Они стали совсем разными и больше не представляют собой целостного движения. Отношение объективистов к либертарианской партии изменилось. «Мы не хотим иметь с ними никаких дел», — сказал он.

Объективисты по-прежнему на дух не переносят ту фракцию либертарианцев, которая заняла позицию, охарактеризованную Бруком как «антиамериканская». По его словам, «после одиннадцатого сентября это стало особенно заметно». Это антиамериканцы, сказал он, «изначально собирались в Институте фон Мизеса, который следовало бы называть Институтом Мюррея Ротбарда, потому что фон Мизес не был анархистом и не был антиамериканцем». Никакой любви между рэндианцами и покойным Мюрреем Ротбард ом не было и в помине. Экономист и либертарианец, который короткое время входил в кружок Рэнд, ушел оттуда, разозленный. В 1972 году он опубликовал статью, в которой красноречиво объяснял, что движение последователей Рэнд является сектой.[224]

Брук отделял вышеупомянутых негодяев от «более умеренного, ограниченного правления», которое рассматривал «как классическое либеральное крыло либертарианского движения» — «классическое либеральное» в духе сторонников свободного рынка в XIX столетии. «Поэтому я считаю, что существует более респектабельный, если хотите, мейнстримовский, неанархический элемент» в либертарианском движении. «И мы относимся к его участникам, как к потенциальным попутчикам».

Это отношение, однако, не распространяется на наиболее заметную фигуру среди либертарианцев США, на неоднократного кандидата в президенты Рона Пола. Техасский конгрессмен, который в 1988 году был выдвинут кандидатом в президенты от Либертарианской партии, сказал, что «читал все романы Рэнд и получал все номера бюллетеней, пока они выходили», благодаря чему в начале 1960-х годов его ставили в один ряд с ее последователями. Пол признает в своей книжке «Конец ФРС», что Рэнд повлияла на его образ мыслей, но также утверждает, что никогда не помышлял сделаться объективистом. В упомянутом мною конфликте между Рэнд и Вебстером, автором словаря, он предпочел принять сторону словаря: «Она так и не смогла убедить меня в верности своего определения и использования термина альтруизм».[225]