Госпожа де Шамбле - Александр Дюма

Приглядевшись к г-ну де Шамбле во время завтрака, я впервые заметил нервный тик в левой части его лица; это невольно напомнило мне, что Альфред советовал не упоминать в разговоре с графом как об эпилепсии, так и об эпилептиках.

Примерно в пять часов, по дороге в усадьбу, мы проехали через небольшую рощу и увидели там обещанных фазанов и косуль.

Вернувшись, мы стали показывать свои трофеи. Я убил шестьдесят штук дичи, заслужив титул короля охоты, как и предсказывал наш хозяин.

Господин де Шамбле убил на три штуки дичи меньше, из любезности не пожелав ни сравняться со мной в счете, ни превзойти меня в нем: в конце охоты, когда мы впервые за весь день оказались поблизости друг от друга, я заметил, что у него было несколько прекрасных возможностей для выстрела, а он даже не прицелился.

Звук охотничьего рога возвестил о нашем возвращении. Госпожа де Шамбле встречала нас на крыльце; она была одета и причесана так же, как в день свадьбы Зои.

Мой взгляд сказал графине, что я заметил ее наряд и благодарен ей за то, что она так хорошо обо всем помнит.

— Господа, — обратился к нам граф, — сейчас половина шестого; через час вас пригласят к обеду; приходите, пожалуйста, без всяких церемоний; мы в деревне, и нас ждет охотничье угощение.

Вернувшись к себе, каждый обнаружил приготовленную ванну: поистине, так радушно принимали гостей только в старину.

Господин де Шамбле не составлял столь замысловатого меню, как мой друг Альфред де Сенонш, но его обильная и изысканная трапеза могла соперничать с любым званым парижским обедом. Граф пришел в сильное возбуждение, провозглашая здравицы, и много выпил, заставляя пить других. Я заметил, что его лицо нервно подрагивает все чаще и сильнее, и догадался, что графиня тоже обратила на это внимание, поскольку она проявляла беспокойство.

К десерту подали всевозможные вина и ликеры, а также принесли сигары. Госпожа де Шамбле встала, собираясь уйти.

Я был в замешательстве: как Вы знаете, мне неприятен запах дыма; кроме того, я сгорал от желания последовать за Эдмеей. Ведь мне столько надо было сказать ей из того, что мне пришло в голову в этот день — и не тогда, когда я вытирал лоб ее платком, а когда прижимал его к своим губам.

И тут мне на помощь пришел сам граф.

— Господин де Вилье, — промолвил он, — я знаю, что вы не курите, и мне не хотелось бы злоупотреблять вашей любезностью, принуждая оставаться за десертом в обществе курильщиков. Поэтому я прошу вас составить компанию графине, разделяющей вашу неприязнь к сигарам.

Когда г-жа де Шамбле, переходя в гостиную, оказалась рядом с мужем, он задержал ее и сказал вполголоса, с улыбкой, но повелительным тоном, не вязавшимся с выражением его лица:

— Вы знаете, о чем я вас просил; так не забудьте же о моей просьбе.

Он произнес эти слова совсем тихо, но я все слышал, так как шел следом за графиней.

Поклонившись хозяину в знак благодарности, я прошел с Эдмеей в гостиную.

Дверь в сад была открыта; стоял чудесный вечер.

Графиня вышла на крыльцо и облокотилась на перила; я последовал за ней.

— Дорогая Эдмея, — сказал я, — мне не терпелось остаться с вами наедине, ведь я должен так много вам сказать!

Графиня посмотрела на меня с улыбкой и ответила:

— Я очень боюсь, что все, о чем вы хотите сказать, не уместится в три слова.

— Вы правы, но в трех словах «Я вас люблю!» заключено все счастье и все упование моей жизни. Произнося их, я хочу сказать: «До встречи с вами я не жил», а также: «Вдали от вас я не живу» и, наконец: «В этом мире, открытом для стольких желаний, я страстно желаю одного — вашей любви».

— Что ж, Макс, возьмите мою любовь, — промолвила графиня, протягивая мне руку, — я даже не пыталась ее скрывать от вас. Друг мой, чувство, которое я узнала благодаря вам, было настолько новым для меня, что я призналась в любви скорее от удивления, чем от слабости. Вы говорите, что вдали от меня не живете? Но и я, когда мы расстаемся, живу лишь мыслью о вас, испытывая только одно желание — поскорее увидеть вас снова. Так, вчера я знала, что вы обязательно выйдете ненадолго перед сном на балкон, и поджидала вас на своем балконе. Однако по движению листвы я поняла, что та особа, которую приставили шпионить за мной, прячется за деревьями. Когда вы стали открывать окно, я вернулась к себе, но тут мне пришло в голову, что вы слышали, как я закрыла окно, и, не зная истинной причины моего ухода, могли приписать это если не равнодушию, то простому соблюдению светских приличий. Тогда, дорогой Макс, я подумала о том, какую беспокойную ночь вы проведете, терзаясь сомнениями, которых я еще не ведала, но могу представить, что это такое. Я сказала себе: «Когда женщина любит такого необыкновенного человека, как Макс, ей недостаточно просто любить; она должна также проявлять эту любовь всеми доступными ей средствами, не оскорбляя чувства своего избранника легкомысленным кокетством, а усиливая его всей мыслимой предупредительностью, какую только может ум поставить на службу сердцу». Поэтому я вам написала, и в чувстве, заставившем меня так поступить, было столько же эгоизма, сколько и любви. Возможно, тут не обошлось и без тщеславия, ведь я подумала: «Он будет счастлив, читая эту записку, и уснет, прижимая ее к губам или сердцу». Будучи уверенной в этом, я почувствовала себя счастливой. Я не ошиблась, Макс?

— О нет, Эдмея! — воскликнул я, прижимая руку возлюбленной к своей груди. — Нет, я клянусь!

— Позвольте мне закончить.

— О! Я и не думал вас перебивать.

— Сегодня утром я сказала себе: «Они должны выехать на рассвете; если Макс не увидит меня перед отъездом, у него испортится настроение, и я тоже буду весь день грустить; подарим же друг другу приятный день». И вот, я встала до восхода солнца и стала ждать вас. Я понимаю, что достойная женщина, как считается в свете, так бы не поступила, но разве достоинство любящей женщины в том, чтобы притворяться перед любимым человеком? Нет, признаться, мне это чуждо; дождавшись, когда вы появились, я дала вам не только руку, которую вы были вынуждены мне вернуть, но и кое-что еще, что вы смогли унести с собой.

— О да, да, этот прелестный платок!.. — вскричал я, прижимая его к губам, — платок, на котором вышиты не ваши нынешние, а девичьи инициалы: «Э.Ж.»

— Ах! Вы и это заметили? — воскликнула Эдмея, вздрогнув от радости. — Мне всегда казалось, друг, что подлинная нежность или возвышенная любовь, непохожая на заурядное чувство, не только живет, но и расцветает от всех этих милых пустяков. Ничто не ускользает от вашего внимания. Тем лучше! Вы действительно меня искренне любите.

— О да, я люблю вас, Эдмея.

— Тогда слушайте дальше, — продолжала графиня. — Я послала Натали в Кан и таким образом отделалась от нее. Стало быть, сегодня вечером мы сможем побеседовать часа два, стоя рядом на балконах. Я не приглашаю вас к себе по двум причинам: во-первых, кто-нибудь может заметить, если вы войдете в мою спальню, и к тому же вам неприлично находиться там, пока муж с гостями сидят в гостиной. Кроме того, я скажу вам откровенно то, чего не скажет любая другая женщина: я сомневаюсь не в вас, а не ручаюсь за себя.