Последний император Китая. Пу И (1906-1967) - Виктор Усов

8 августа 1945 г. главное командование Народно-революционной армии Китая в лице Мао Цзэдуна и Чжу Дэ направили Председателю Совета Министров СССР И.Сталину телеграмму. «От имени китайского народа, – указывалось в ней, – мы горячо приветствуем объявление Советским правительством войны Японии. Стомиллионное население и вооруженные силы освобожденных районов Китая будут всемерно координировать свои усилия с Красной Армией и армиями других союзных государств в деле разгрома ненавистных японских захватчиков».

К 9 августа 1945 г. японское командование в составе Квантунской армии сосредоточило в Маньчжурии 42 пехотные и 7 кавалерийских дивизий, 23 пехотные, 2 кавалерийские, 2 танковые бригады, бригаду смертников, 2 воздушные армии, Сунгарийскую военную флотилию и несколько отдельных полков. Основу японской мощной военной группировки составляла миллионная отборная Квантунская армия, состоящая из трех фронтов и одной полевой армии. Она насчитывала 1215 танков, 6640 орудий и минометов, 26 кораблей и 1907 боевых самолетов [230]. Главнокомандующим Квантунской армии был генерал Ямада Отодзо, начальником штаба – генерал Хата Хикосабуро.

Противник опирался на мощную систему обороны, которая считалась неприступной. Кроме того, в распоряжении японского командования находились войска 250-тысячной армии Маньчжоу-Го и кавалерийские соединения японского ставленника во Внутренней Монголии князя Дэвана (Тонлопа).

Группировка советских войск на Дальнем Востоке, усиленная соединениями, имевшими богатый опыт войны в Европе, к августу 1945 г. насчитывала 1, 7 млн. человек. На ее вооружении находилось 29853 орудия и миномета, 5250 танков и самоходно-артиллерийских установок, 5171 боевой самолет [231].

В ночь на 9 августа 1945 г. все три фронта Советских Вооруженных сил от Байкала до Тихого океана – 1-й Дальневосточный, 2-й Дальневосточный и Забайкальский во взаимодействии с народной армией МНР устремились с трех сторон в северо-восточные провинции Китая. Активно действовали корабли Тихоокеанского флота.

9 августа премьер-министр Японии Судзуки вынужден был заявить на заседании высшего Военного совета Японии: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны».

Наступавшие части Советской Армии натолкнулись на ожесточенное сопротивление японских войск. На ряде участков бои приняли крайне тяжелый характер, так как велись в условиях глубоко эшелонированной обороны, созданной японскими войсками. Танковые, мотострелковые и авиационные десанты пришлось высаживать под шквальным огнем противника, форсировать крупные водные преграды, в том числе широкую и глубокую Муданьцзян (150-200 м ширины и 6-16 глубины) в условиях, когда все мосты на этой реке были взорваны.

«Утром 9 августа 1945 года ко мне пришли последний командующий Квантунской армии Ямата Отодзо и начальник его штаба и доложили, что Советский Союз объявил войну Японии, – вспоминал Пу И.

– Ямата, маленький, худой старик, обычно всегда говорил не торопясь и с достоинством. Теперь он был неузнаваем. Ямата стал торопливо рассказывать мне о том. Как хорошо подготовлены японские войска и как они верят в свою победу. Его слова внезапно прервал сигнал воздушной тревоги. Мы укрылись в бомбоубежище и вскоре услышали разрывы бомб. Когда прозвучал отбой и мы с ним прощались, он уже не говорил ни о какой уверенности в победе» [232].

Уже на следующий день Ямата и начальник штаба вновь пришли к Пу И и сообщили, что японская армия намерена отступить и оборонять Южную Маньчжурию. Столица «Маньчжоу-Го» будет переведена в Тунхуа и ему следует немедленно собираться, чтобы в тот же день отправиться на новое место жительства. Император, сообразив, что за день ему не удастся собрать все имущество и людей, попросил отсрочку на три дня. Японцы в конце-концов согласились.

Пу И ввел во дворце военное положение. Сам он стал спать одетым, а в кармане всегда носил пистолет. Есиока после отъезда Ямата бросил такую фразу, которая запала в голову Пу И: «Если ваше величество не уедет, оно прежде всех пострадает от Советской Армии». – «Они боятся, что такой свидетель, как я, может оказаться в плену союзной армии, – рассуждал император. – Не собираются ли они меня уничтожить в связи с этим?» [233]. От таких дум у него волосы встали дыбом.

Начались сборы в дорогу. Собирали императорские драгоценности, ценные книги, свитки, парные надписи, часы, фотоаппараты, бинокли и т.п. В месте, где были особенно ценные вещи, которые необходимо было паковать слугам в ящики, Пу И восседал лично на стуле, наблюдая за процессом упаковки. В других местах наблюдение за упаковкой он поручил своим племянникам. Было подготовлено 57 ящиков из дерева, куда складывались ценные вещи. Каждый ящик был размером 40 см. в ширину, 50 см.– в высоту, длинной – от 100 до 120 см. [234]

Пу И решил уничтожить некоторые улики, которые могли ему навредить в дальнейшем. В первую очередь он решил уничтожить кое-какие документы, часть своих записных книжек, которые он вел на протяжении последних 14 лет, кинопленки, где он был снят по разным случаям. На дворе была устроена яма, где начали жечь «компромат». Пленка и дневники горели медленно, прошло пол дня, а удалось уничтожить только одну треть от намеченного. В конце концов удалось уничтожить более 30 кинопленок и около 100 книжек дневников императора [235].

По мере возрастания масштабов войны в Японии обострилась борьба между двумя группировками по вопросу прекращения войны или за ее продолжение. Военные стояли против прекращения войны. Дальновидные японские дипломаты и политические деятели убеждали правительство принять условия Потсдамской декларации и прекратить войну. К примеру, заместитель министра иностранных дел Мацумото Сюнъити заявил своему шефу Того Сигэнори, что «декларация, по существу, является предложением о капитуляции с условием», и что единственный способ окончания войны – это принятие этих условий в таком виде, как они предложены. Эту точку зрения поддерживал и посол Японии в Москве Сато Наотакэ, посылающий в Токио телеграммы с призывом к правительству принять условия Потсдамской декларации [236].

На экстренном совещании в императорском дворце Того Сигэнори изложил мнение МИДа, которое поддержал премьер: принять Потсдамскую декларацию с условием, что она не будет содержать никакого требования, которое могло бы нанести ущерб установленному традицией статусу императора. В связи с недовольством военных такой позицией премьер вынужден был «смиренно испросить императорского решения». Император спокойно ответил, что он одобряет условия Потсдамской декларации, с тем чтобы сохранить национальную государственность [237].