Отворите мне темницу - Анастасия Туманова

– Так ничего и не вышло: заснула я, mesdames! – весело созналась Наташа. – И, вообразите, свалилась с подоконника, заработала преогромный синяк, разбудила весь дортуар… Ужас сколько шуму было! И сочинения-то, что самое-то обидное, так и не написала… Ну, думаю, непременно посмотрю рассвет здесь, в Сибири! Я после выпуска имела долгий разговор с Константином Дмитриевичем, и он мне положительно завидовал, что я еду сюда!

Тут имениннице пришлось прерваться: её перебил дружный возмущённый вздох.

– Да чему же здесь завидовать?!! – почти в голос вскричали поповны. К ним немедленно присоединились и остальные:

– Натали, вы просто не знаете, не понимаете, как здесь ужасно, несносно, ску-у-учно! Общества нет! Заняться нечем! Все модные фасоны доходят до нас, когда в Петербурге их уже три года как никто не носит! И за теми нужно ехать в Иркутск! На весь город всего одна отпущенница умеет более-менее прилично шляпку перетянуть! А очередь к ней такая, что нам и втиснуться некуда! А зимой-то, зимой тоска какая! Только и делаем, что сидим всем обществом у Надиньки и Олиньки, там есть пианино… Так ведь и романсы, и песни все сто раз перепеты, а новых нот не достать! Ну и, конечно, жениха найти – легче удавиться! Сами видите, – инвалидная рота да казаки! Ваш папенька нам нынче такое удовольствие, такой несравненный плезир доставил! Прежний начальник был сущим пустынником! Не терпел никакого общества! Сам в гости не ходил и никого к себе не звал! А сейчас такое чудо – музыка, бал! И пирожные прелестные!

Наташа украдкой посмотрела в другой угол залы, где за зелёными столами собралось всё мужское общество посёлка, – и её взгляд немедленно был замечен Надин Стевецкой.

– Ничего достойного, Натали, ни-че-го! – усталым голосом разочарованной в жизни женщины подтвердила она. – Сами видите… Не то что замуж выйти – тур вальса сделать не с кем! Вас, я думаю, папенька ещё пристроит, если будет вывозить в Иркутск, – а нам, несчастным, вовсе надеяться не на что! У меня самой расчёт лишь на то, что осенью меня на весь сезон забирает к себе тётя из Екатеринбурга. Вот там в самом деле можно будет попробовать… И то не знаю, что делать со своим кошмарным французским! И танцевать разучилась вовсе! Боюсь, что опозорюсь… Вы знаете падэспань?

– Я понимаю, mesdames… Должно быть, это ужасно. – Наташа старательно подбирала слова, чтобы не обидеть новых подруг. – Вероятно, здесь в самом деле может быть скучно, если ничего не делать. Наверное, книги тоже приходится выписывать из Иркутска?

Все озадаченно примолкли.

– Право, не знаю, Натали. – наконец, пожала плечами Надин. – Мы никогда об этом не думали… А заняться, уверяю вас, совершенно, совершенно нечем! Сами же видите – медвежий угол!

– Но… как же… А завод?

– Помилуйте, но там же одни каторжане! – дружно всплеснули руками поповны, с ужасом глядя то на Наташу, то друг на дружку. Посмотрев на их изумлённые, одинаково круглые лица с одинаковыми ямочками на щеках, мадемуазель Тимаева вздохнула и предложила ещё пирожных и морсу. Предложение было встречено с восторгом, – а полчаса спустя объявили танцы.

Надин Стевецкая оказалась права: с кавалерами в заводском посёлке была сущая беда. Более-менее сносно умели танцевать Иверзнев и Лазарев – выпускники военных корпусов. Но инженер при первых тактах вальса, извергнутых небольшим оркестриком из двух скрипок и фагота, даже не повернул головы, продолжая ожесточённый спор с хозяином дома:

– Но, послушайте же, господин статский советник! Ведь все подготовительные работы данным-давно закончены! Мы сами глину и нашли, и копали, и возили! Ни единой пары лишних рук не потребовалось, производство не в ущербе! Кирпичи готовы! Зачем же вы не позволяете, Владимир Ксаверьевич, – не понимаю!

– Василий Петрович, дорогой мой, что ж вы горячитесь так? – Тимаев улыбался всеми морщинами, покачивая в такт вальса пустым бокалом. – Ведь был уже у нас с вами разговор… Далась вам эта печь! Ведь и без неё завод превосходно работает!

– Ничего превосходного, воля ваша, не вижу! – упрямо гнул своё Лазарев. – Каждый год по две печи выходят из строя…

– … ну так и чините их! Вам за это жалованье платят!

– А пожары? – мрачно спросил инженер. – Три года назад из-за вот такой развалюхи чуть завод не сгорел! Мне после этого Афанасий Егорович и разрешение дал – налаживать новые печи! Ведь народу сколько страдает из-за этого!

– Это вы о каторжанах? – отмахнулся бокалом Тимаев. – Что ж… Здесь – каторга, а не пятигорские курорты! И мы с вами здесь вовсе не затем, чтобы отбросам общества облегчать заслуженное наказание! Право, не понимаю, зачем Афанасию Егоровичу понадобились все эти глупости. Всё ведь просто на самом деле – есть начальство, есть его распоряжения, есть закон. Следуй всему этому – и будь прав перед Богом и людьми!

– Только-то? – с каменным лицом спросил Лазарев. Тимаев покровительственно кивнул и, давая понять, что служебный разговор окончен, с улыбкой указал на оркестр:

– Недурно получилось, как на ваш взгляд? Набрал среди поселенцев! Ведь отлично, канальи, сыгрались за два дня, вы не находите?

– Угу…

– Отчего же вы не танцуете, Василий Петрович? Барышни уже измучились: им так редко доводится… Право, даже несколько безжалостно с вашей стороны!

– Не люблю, признаться, танцев. – сквозь зубы отозвался Лазарев. И, не давая начальнику завода продолжить легкомысленную тему, быстро спросил, – Надеюсь, вы хотя бы Силиных оставите при мне? Поведение у них безупречное, за четыре года – без нареканий, и они многому успели научиться. Просто грех будет их посылать обратно в кочегары. Сэкономите на вольных мастерах, Владимир Ксаверьич!

– Господи, да что же вы даже в праздник о делах? – уже слегка раздражённо заметил Тимаев. – Ну Бог уж с вами, оставляйте себе этих разбойников. Будто мало лазарета, где вы с Иверзневым себе всю красоту с завода собрали! – статский советник лукаво усмехнулся. Лазарев молча смотрел в темнеющее окно.

– Ну, полно, полно из себя Каменного гостя строить, Василий Петрович! Я и сам молодым был и ничуть не осуждаю… А вот позволите ли вы вашу супругу на вальс пригласить?

– Сделайте одолжение.

– И сделаю! И с вас на том свете, поверьте, Господь взыщет за то, что такую женщину лишаете своего внимания! Тщусь вас понять, Василий Петрович! Просто какое-то преступное расточительство с вашей стороны! Неужели такие красавицы на дороге валяются?

Лазарев, сдерживаясь из последних сил, пожал плечами и покосился в дальний угол, откуда слышался звонкий голос Лидии Орестовны. Тимаев, продолжая смеяться, направился к дамам. Там его встретили радостными возгласами, и через минуту начальник завода уже кружил в танце мадам Лазареву. Фиолетовый муар раздувался колоколом, женщина улыбалась, опустив ресницы, и что-то чуть слышно говорила своему кавалеру. Лазарев проводил пару исполненным отвращения взглядом и решительным шагом отправился в сени – курить.

Иверзнев тем временем смущённо усаживал в кресло у стены запыхавшуюся мадемуазель Тимаеву.