Спасение по-русски - Иван Стрельцов

Боксеры вернулись через сорок минут, доклад был коротким и лаконичным:

– Хозяин дома и у него гость.

– Как стемнеет, будем брать, – подвел итог Виктор Эпов, положив руку на автомат, который ему привез Кабан…

Сено было прошлогодним, запаха трав вовсе не осталось, зато слежавшееся за год оно прело, выделяя тепло. Зарывшись с головой, чувствуешь себя уютно, а стук вагонных колес приятно убаюкивает.

Только вот сон не шел к Турпалу Нуербекову, периодически он поворачивал голову и смотрел в ту сторону, где находились Сермяжный и Ковалев, заключив в объятия свои автоматы, как любимых женщин, они спали, что называется, без задних ног.

«Интересно, как бы я себя вел после побега из плена?» – неожиданно чеченец поймал себя на мысли.

Скажи ему кто-то еще два дня назад, что он будет без оглядки бежать из Ичкерии, да еще в компании двух русских военнопленных, наверняка бы зарезал гада, рука бы не дрогнула. Но никому не дано знать, что его ждет в следующую минуту. Аллах скрыл от смертных тексты книги Судеб.

Пустив в свой дом бывшего боевого товарища, Турпал собирался вывезти беглецов за пределы республики и тем рассчитаться со своей памятью…

Когда их доставили в Афганистан, казалось, что плавящиеся от зноя горы летом и пронизывающий до костей ветер – это навечно. Но песчинки в колбе песчаных часов день за днем сыпались, обнажая долгожданный дембель. Все осталось позади, и зной, и холод, и выматывающие выходы на боевые, и ужас смерти, и страх перед пленом и тяжелыми ранениями. Впереди маячила счастливая мирная жизнь на гражданке, все складывалось замечательно.

Дембеля уже упаковали свои чемоданы с нехитрыми гостинцами родне, была ушита и оформлена кембриком и золотой фольгой парадная форма. В общем, как говорится, дрожи, гражданка!

В бригаду уже прибыло пополнение – ушастые, тонкошеие, в форме, мешком висящей, и с перепуганными глазами салаги. Бой – лучшее средство подготовить опытного солдата на войне. Приказ о выходе на очередную операцию по перехвату каравана с оружием пришел, когда до отправки дембелей оставались сутки. Кто бросил клич «в бой идут одни старики», потом никто не вспомнил, только дембеля этот лозунг подхватили как один. Офицеры, пожалуй, были рады больше всех, на операцию они шли с проверенными бойцами, и оставалось время хоть как-то подготовить молодняк.

Рота спецназа высадилась с вертолетов ночью и, совершив двадцатикилометровый марш-бросок, перекрыла караванную тропу у подножия гор, заняв господствующие высоты. Только вот «дембельский аккорд» получился не таким радостным, как казалось по выходу бойцов на боевые.

Большой отряд моджахедов сопровождал караван из полусотни верблюдов и лошадей, навьюченных ящиками с боеприпасами и тяжелым вооружением.

Направленный взрыв осколочных мин смел несколько джипов с басмачами. Шквальный огонь с высот прижал оставшихся моджахедов, вдавил их в горячую, как раскаленная сковорода, землю. Только сумятица длилась недолго, считаные минуты, и вскоре «духи» пришли в себя и, отчаянно огрызаясь, начали карабкаться в горы, игнорируя выстрелы спецназовцев.

Бой принимал затяжной характер, что в отдалении от главных баз Советской Армии могло оказаться фатальным.

Где тонко, там и рвется, в тыл засевшим на высотах десантникам ударили «ангелы возмездия», отряд арабских наемников, собранных со всего мира. Караван, доставляющий им боеприпасы, для продолжения партизанской войны был жизненно необходим.

Бой шел больше восьми часов, Турпал потом смог вспомнить лишь одно, как он зубами разрывал картонные патронные пачки и дрожащими от напряжения пальцами вгонял патроны в магазин. Моджахедов он видел только в виде небольших, неясных фигурок, метавшихся возле темных клякс убитых животных. В очередной раз Турпал, загнав в автомат снаряженный магазин, только и успел, что передернуть затвор, вскинуть оружие… И сразу же на него обрушилась кромешная темнота. Очнулся сержант Нуербеков уже в Кабульском аэропорту, когда его грузили на борт госпитального самолета. Немолодая медсестра с круглым некрасивым лицом, усыпанным точечками оспин, и нежными, как шелк, руками, все время промокала потный лоб Турпала, она же и рассказала, что произошло. Крупнокалиберная пуля «Бура»[6] пробила бронежилет и, пройдя сквозь грудную клетку чеченца, застряла в титановой плите, прикрывавшей спину десантника.

– Ты много крови потерял, сынок, – тихим голосом произнесла медсестра, тяжело, по-бабьи, вздохнув, добавила: – Врачи уже думали, что не спасут. Только твой дружок настоял, чтобы кровь у него взяли, хотя у самого голова была перебинтована да и сильно хромал.

Кто был спасителем, он узнал только в окружном госпитале, оказалось, это закадычный дружок Саня Сермяжный. Сам раненный, он затащил Турпала в вертушку, а потом и кровь свою дал.

Через три месяца в Ташкент приехали родители забирать еще слабого сына. В Грозном ему родственники устроили встречу, как настоящему герою, а потом Турпала к себе забрал дед, отец отца, старейшина тейпа Нуербековых, войну встретивший в Брестской крепости и закончивший ее под Кенигсбергом, впоследствии полный кавалер ордена Славы, переехавший жить к родственникам, высланным в степи Казахстана.

– Ничто так не лечит тело горца, как сами горы, – приговаривал седобородый Исматула, отпаивая внука отварами целебных трав и откармливая свежей бараниной.

Уже полностью окрепнув, Турпал рассказал деду о своем боевом товарище, которому обязан жизнью.

– Он не друг тебе, – оглаживая серебро клинообразной бороды, сказал Исматула. – Кровь в ваших жилах течет одна, значит, братья вы. – Потом, немного пожевав беззубым ртом, добавил: – Езжай к нему, внучок, и привези сюда. Хочу, пока мои глаза видят, взглянуть на своего второго внука.

Турпал так и сделал, сперва поехал к Сермяжному в Псков, а потом привез Александра в Чечню, в горы…

Поезд стал снижать скорость, Нуербеков напрягся, подвигая к себе поближе автомат. Чем дальше они удалялись от мятежной республики, тем меньшей становилась опасность быть обнаруженными патрулями милиции. Но от случайностей никто не застрахован.

Миновав опасный поворот, состав снова набрал скорость. Можно было перевести дух…

Дед умер тихо – однажды лег спать и больше не проснулся. Тогда ни Турпал, ни его родственники не понимали, что с уходом старейшины ушла и эпоха, пусть не всегда справедливого, государства, на смену которому пришел мрак смутных времен, пережить который дано будет не всем.

Чеченское самоопределение, возрождение мусульманского духа, запах гор, право сильного – все это как критическая масса цепной реакции привело к взрыву.

Вспыхнувшая война одним махом, как косой, вырезала весь тейп. Турпал не понимал этой войны, но как чеченец-нохча-вайнах он не мог не воевать. Но и, ввязавшись в эту войну, не смог стать одним из зелено-коричневой толпы боевиков. Орден Красной Звезды, которым он был награжден за поимку полевого командира душманов Алима, Турпал носил на груди. К этой награде имели претензии и свои нохчи, и приехавшие воевать с ними против неверных афганские моджахеды. Заработанную своей кровью награду снимать он не собирался, а потому и крови пролил немерено тех, кто тянул лапы к ордену. Кровники у Турпала появились и среди чеченцев, и среди афганцев. И еще неизвестно, чем бы все закончилось, если бы в Грозный не вошли федеральные войска…