И пришел с грозой военной… - Константин Калбазов

Роман Дмитриевич быстро проходит к дальномерщику, тот с кем-то переговаривается через дверь, обозревая в смотровую щель, при этом пытаясь хоть как-то взять на изготовку длинную и неуклюжую винтовку, да только ничего у него из этого не выходит: не для стесненных пространств оружие, а стало быть, в настоящий момент практически бесполезное. Если есть желание воспользоваться винтовкой, то возможно это либо вдоль узкого коридора, либо в бойницу в двери тендера или паровоза. Вот такая вот арифметика.

– Кто там?

– Дак прапорщик с батареи Гобяты, ваш бродь.

– Слушаю вас, господин прапорщик.

– Может, все же впустите? Или мы так и будем переговариваться через дверь?

– Отойдите так, чтобы я вас видел.

– Господи, да откуда здесь взяться японцам, – послышался возмущенный голос из-за двери, но команду он все же выполнил, отойдя на несколько шагов и спустившись с насыпи. Да, непорядок. Нужно будет обговорить со Звонаревым, чтобы в случае вот таких вот стоянок выставлялся наружный караул, и сюда одного матроса нужно будет определить, не то только командир и дальномерщик, неправильно это. Да, и вооружить его нужно будет чем-нибудь более подходящим: с винтовкой тут точно делать нечего.

Ничего особенного, среднего роста, подтянутый прапорщик с артиллерийскими эмблемами. Типичный русский офицер. Ладно, это риторика. Покручин отпирает запор и выглядывает наружу. Никого. Только прапорщик.

– Чем обязаны?

– Гобята просил у вас уточнить, не сможете ли помочь с корректировкой: вон ваш шарик висит, далеко глядит. По пехоте и без того есть кому отработать, мы большой погоды не сделаем, а вот если накроем хоть одну батарею, толку будет куда больше.

– Согласен. Только не представляю, как это будет выглядеть с технической точки зрения. Максимум, что мы можем, – это только передать координаты, которые вы затем доставите на батарею. Если бы у батареи была телефонная связь, хотя бы с Нангалином, то нет проблем.

– Такая связь есть.

– Тогда не теряйте здесь времени и отправляйтесь прямиком к начальнику состава обеспечения, распоряжение я передам немедленно. Он организует телефонную связь с вашим узлом.

– А вот это будет просто превосходно. Честь имею.

Прапорщик вскочил в седло и тут же припустил в сторону станции – а как иначе, не пешком же бегать по-горячему. Опять что-то не то в голове носится. Здесь все, пора возвращаться. Черт, телефон разрывается, да и орудия прекратили обстрел.

– Рубка.

– Телеграф. База передает, батарея молчит, одно орудие разбито, два опрокинуты, состояние непонятно, прислуга разбежалась. Новая цель: ориентир один лево семнадцать, пять тысяч шестьсот.

– Принял…

– Ваня, только учти, ни в коем случае не убей, нам его жизнь без надобности. Тебе нужно его ранить – серьезно, но не смертельно.

Господи, тоже мне Ваня, нет, ну и смех и грех, вот так скажешь – и перед глазами тут же предстает эдакий простой рязанский, или вологодский, или еще какой парень, а взглянешь… Низкий, со смуглой кожей, кривыми ногами, хотя про него точно знали, что наездником он особым не был, с характерным азиатским лицом. Этого якута скорее можно было признать за какого-либо самурая, но никак не за русского. Однако никакой подоплеки. Самый настоящий Иван и есть: как дали имя при крещении, так и носит его.

– Все исполню в лучшем виде, не переживайте, ваш бродь.

Вот так вот. Ему приказывают совершить покушение на русского генерала, но никаких сомнений у него нет. Раз приказано, значит, надо. Иван был не просто снайпером, он также входил в состав службы безопасности концерна, а там вопросов задавать не принято. Есть приказ – и тебе следует думать над его наилучшим исполнением, все остальное не твоя забота. Кстати, никакого намека на акцент, вот отвернись – и впрямь самый что ни на есть славянин.

– Ким.

– И на позицию выведу, и цель укажу, и отход обеспечу. Все будет в полном порядке, – улыбается кореец. А кому еще поручить такое, как не ему? Уж кто-кто, а он эти места и вдоль, и поперек излазил.

– И еще. Только один выстрел. Промазал, – ироничный взгляд Ивана, – попал – только один. Как только достаточно удалитесь, от винтовки тут же избавиться, прицел с собой. – А теперь осуждающий.

Арисака – вполне хорошая винтовка, с точным боем, калибр поменьше, чем у мосинки, но это ничуть не умаляет ее достоинств, а что такое хорошая винтовка для охотника, это понимать надо. Но недосуг разбираться в чувствах снайпера. Вот вернется – тут его своя трехлинейка дожидается, а лишняя улика на руках ни к чему. Была бы просто винтовка, так ничего страшного, но на ней ведь крепление под оптику, а такая используется в его батальоне, по всем спискам числящемся как отдельная рота ополчения.

Гаврилов был сильно удивлен, когда поступил приказ передислоцироваться в Инченцзы для обеспечения наблюдения и охраны от десанта бухты Инченцзывань. Но приказ есть приказ, а потому батальон быстро снялся и направился его исполнять. Не сказать, что это не было на руку самому Гаврилову, который не знал, как можно подобраться поближе к месту событий, – что ни говори, а руки у него чесались, и очень сильно, правда, это все едино было далековато от Цзиньчжоу, но все ближе, чем раньше.

Семену было и невдомек, что еще накануне Фок получил телеграмму следующего содержания: «Так как в тылу высадки нет и не видно приготовлений, то атаки цзиньчжоуской позиции можно ожидать только с востока, так как они уже близко подошли, в этом случае, если нет высадки в тылу, то на самую упорную оборону позиции должно быть обращено все внимание, резервы должны быть усилены, одного полка там мало, пока Цзиньчжоу наш, Артур безопасен, батальон из Инченцзы возьмите, я буду охранять ее отсюда». Вот так и вышло, что его рота, усиленная артиллерией, была выслана в этот населенный пункт.

Несмотря на то что из Инченцзы Стессель приказал убрать войска, генерал Фок решил все же перестраховаться. Гарнизон в этом селе был ориентирован на другое направление, а оставалось еще и западное побережье залива Цзиньчжоу. Макаров, конечно, указал, что залив сильно минирован, но веры этим самотопам у генерала не было. Эвон, умудрились чего устроить. Бедняга Того потерял около полутора десятков пароходов, пытаясь заткнуть проход в гавань, да все без толку, а эти умники взяли да и потопили свой же пароход, да так удачно, что тот лег поперек прохода. Поговаривали, правда, что это японцы устроили диверсию, ну да все это бабкины сказки, эдак японцев можно обвинять в чем угодно. С другой стороны, а что еще говорить морякам? Вот они, японцы, уже приблизились к Ляодуну, а наш флот стоит себе на внутреннем рейде и в ус не дует. Может, Макаров и хотел бы выйти, все же в предприимчивости ему никак не откажешь, опять же на днях устроил японцам кровавую баню, – но, с другой стороны, несмотря на самоотверженность миноносников и причиненные потери, противник уже готов атаковать, а на поддержку с моря рассчитывать не приходится.