Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю

Постоялый двор в Синьсяне на восточной окраине находился рядом с автовокзалом и был разбит на пять комнат. В каждой комнате имелось по одной огромной лежанке на десять с лишним человек. Сначала У Моси и Цяолин жили в ближайшей ко входу комнате, но потом, когда освободилось место во внутренней комнате, переехали туда. Внутренняя комната прилегала к кухне, где размещался очаг, поэтому ночью лежанка здесь всегда была теплой. Днем У Моси и Цяолин старались никуда не выходить, а если и выходили, то бродили где-нибудь поблизости. Самое дальнее, куда они наведывались, так это к автовокзалу, чтобы Цяолин посмотрела на автобусы. Большеносые автобусы протяжно гудели и, забирая по несколько десятков человек, уезжали; Цяолин это очень смешило. Несмотря на скромные размеры постоялого двора, вокруг него и внутри было очень чисто. Во дворе раскинулось большое дерево софоры, которое каждое утро засыпало землю желтым ковром опавших листьев. Здесь постояльцам предлагали питание. И хотя за него приходилось платить, в целом это было очень удобно. Какие-то блюда можно было заказывать заранее, чтобы их приготовили к следующему приему пищи. По утрам все постояльцы ели жидкую кашу с пампушками, кроме того, им предлагался обед и ужин. У Моси и Цяолин на обед и ужин часто заказывали лапшу с тушеной бараниной, предпочитая обходиться без другого блюда: это, во-первых, экономило деньги, во-вторых, лапша с бараньим мясом прекрасно утоляла голод, в-третьих, из-за бульона — оно хорошо подходило для пищеварения. Когда У Моси ел эту лапшу, он вспоминал историю из своего детства о том, как, желая попасть на похороны с участием крикуна Ло Чанли, он потерял барана; как спрятался ночью на гумне, где его нашел цирюльник Лао Пай; как тот отвел его в поселок в харчевню Лао Суня, в которой он тоже ел лапшу с тушеной бараниной. В те времена У Моси еще звался Ян Байшунем. Вкушая эту лапшу на постоялом дворе, У Моси вдруг заскучал по цирюльнику Лао Паю. Они с ним не виделись уже долгие годы, и У Моси ничего о нем не знал.

Постояльцы то и дело менялись, приезжие обычно останавливались на одну, самое большее на две ночевки, и снова отправлялись в путь, каждый по своим делам. Фамилия хозяина постоялого двора была Пан, он страдал косоглазием. Лао Пан заметил, что У Моси с ребенком обосновались у него на веки вечные, что они ничем не занимаются и неизвестно куда направляются. Оплата за проживание здесь взымалась посуточно, причем по утрам. Но поскольку У Моси ни разу ему не задолжал, Лао Пан помалкивал. Другим постоянным гостем здесь был некий Лао Ю, который торговал крысиным ядом. Лао Ю прибыл из Кайфэна, у него была обезьянья рожа, хриплый голос и возраст за тридцать. Каждый день он отправлялся на автовокзал, где и продавал свой яд. Днем он занимался торговлей, а вечером возвращался на постоялый двор Лао Пана, и так жил почти уже целый месяц. Похоже, в Синьсяне водилось много крыс, если он вел здесь торговлю уже целый месяц. Как постоянных жильцов их переселили в одну комнату подальше от входа, поэтому за три дня они уже хорошо обзнакомились. Днем У Моси брал за руку Цяолин и шел с ней на автовокзал смотреть автобусы. Иногда они подходили к расстеленному на земле лотку Лао Ю и смотрели, как он торгует. Перед ним, заполняя все пространство лотка, лежали завернутые в дешевую бумагу кульки с крысиным ядом. Цяолин этот яд не интересовал, ей нравилось разглядывать разложенных перед кульками двадцать засушенных крыс. Строго говоря, это были даже не крысы, а их шкурки, набитые изнутри соломой и всяким тряпьем. Эти чучела красноречиво доказывали, что все крысы отведали крысиного яда Лао Ю. Цяолин брала в руки какую-нибудь палочку и начинала трогать ею крыс. Видя, что они все-таки не шевелятся, она осторожно посмеивалась. Раньше Цяолин была ужасно пугливой, но поездка в Синьсян сделала ее гораздо смелее. Иногда какой-нибудь покупатель тыкал ногой в засохшую крысу и спрашивал Лао Ю:

— Какая здоровая, настоящая или подделка?

— Это разве большая? Больших я даже не выставляю, чтоб не напугать кого.

Продажа крысиного яда относилась к разряду мелкой торговли, а в мелкой торговле большую роль играли зазывные крики. И хотя у Лао Ю был хриплый голос, он с утра до вечера зазывал к себе клиентов. Его зазывалки складывались в целые куплеты. Например:

Или:

И все в таком же духе.

У Моси смеялся, Цяолин смеялась вслед за ним. Заставь У Моси сыпать такими зазывалками, он бы не смог: во-первых, столько слов он бы и не запомнил, а если бы даже запомнил, то не смог бы их преподнести как надо. С одной стороны, он восхищался талантом Лао Ю, но, вместе с тем, сочувствовал, что ему, дабы продать свою отраву, приходится день-деньской напрягать свой и без того хриплый голос. По вечерам они обычно ужинали вместе. У Моси с Цяолин любили заказывать лапшу с тушеной бараниной, а Лао Ю предпочитал лепешки с ослятиной и суп из мелких креветок и китайской капусты. Поскольку вместо основного блюда он заказывал лепешки, они поняли, что он тоже экономит. С другой стороны, лепешек и тарелки горячего супа вполне хватало, чтобы наесться досыта. Иногда Лао Ю отламывал небольшой кусочек лепешки с мясом и предлагал его Цяолин. Та, познакомившись с Лао Ю поближе, от угощения не отказывалась. Поначалу У Моси делал ей замечания:

— Это не по правилам: брать и есть чужое.

Но Лао Ю только смеялся:

— Съесть малюсенький кусочек лепешки, тем более ребенку, можно без всяких-яких.

Кроме того, что Лао Ю был мастак в исполнении зазывалок, в обычной жизни его язык тоже был подвешен хорошо. Лао Ю был старше У Моси примерно на десять лет и называл его «братцем», соответственно, У Моси пришлось называть его «братом». Лао Ю курил, У Моси — нет. Перед тем как заснуть, они лежали на кане и, пока Лао Ю потягивал папиросу, болтали. Цяолин их слушала, но не успевал еще Лао Ю докурить, как она засыпала. Поскольку Лао Ю прибыл из Кайфэна, он любил рассказывать про тамошние знаменитые места. Например, про буддийский храм Сянгосы, про павильон Лунтин, про озеро Паньцзяху и озеро Янцзяху, набережную Цинмин, конский базар… Его отдельной излюбленной темой были кайфэнские блюда: паровые пирожки с бульоном, говядина семейства Ша, бараньи копытца семейства Бай, курица в бадье семейства Ху, томленая собачатина семейства Тан… Рассказывал он обо всем по порядку и обстоятельно, и с его слов Кайфэн представлялся вселенским раем. У Моси, слушая его, про себя посмеивался, мол, раз уж в Кайфэне так здорово, чего ты оттуда приперся со своим лотком в Синьсян? В разговорах на другие темы они могли и поспорить. Обсуждая такие вопросы, в которых нельзя было сваливать все в одну кучу, например: где люди лучше — в родных краях или на чужбине, что лучше — медлительность или расторопность, как себя вести с людьми — по-хорошему или по-плохому, — они, вместо того чтобы разбирать конкретную ситуацию, начинали спорить, не слушая друг друга. Столкнувшись лбами в каком-нибудь споре, Лао Ю сначала талдычил свое, но, заметив, что У Моси сердится, прекращал спор и, переводя разговор на другую тему, успокаивал У Моси: «Братец, ты ведь тоже прав». В таких случаях Лао Ю старался уже больше не выступать и, слушая У Моси, непременно ему поддакивал: «Точно, точно». Это тоже было своего рода умением, навыком, который Лао Ю воспитал в себе, занимаясь своей нехитрой торговлей на чужбине. Ну как тут не поддакивать, если нужно во что бы то ни стало сбыть крысиный яд? Но У Моси от его поддакиваний только тушевался. Как-то раз У Моси стал нахваливать Лао Ю за его талант зазывать покупателей, после чего добавил: