Клоп - Илья Шананин

Когда до соревнования оставалось меньше недели, организаторы объявили, что скоро покажут карту трассы (соревнование проводилось каждые полтора года, и каждый раз трасса отличалась от предыдущей). Тогда оставшихся драконов доставили в Западный Пашехон. Амбар заполнился всеми двенадцатью животными, и ребята смогли внимательно приглядеться к ним.

В течение первой недели были привезены три дракона: большой зеленый с чешуйками, очень похожими на листья (ребята прозвали его "Лиственник"); старый светло-розовый с именем Чефаса, у него были длинные белоснежные усы, уходящие за спину (о том, какой он старый и в скольких гонках участвовал, везде много говорили); еще "Щетка" — так ребята прозвали полного дракона со странным панцирем: из него торчали черные щетинки, твердые и блестящие, словно стальная стружка (дети сами трогали их), настоящее имя у него было Склоп.

Следующим драконом, появившимся в амбаре, стал "Альбинос", весь белый, будто вовсе без чешуи, стройный и мускулистый. Он появился как один из главных претендентов на победу, и действительно выглядел серьезным соперником.

Остальные пять прибыли после обещания показать трассу.

Двое пожилых господ с седыми бородами до колен предстали в Западном Пашехоне со своим разноцветным драконом с очень длинной шеей. Когда они в первый раз вышли на тренировку, разместившись на шее дракона и надев защитные очки, ребята нашли этих старичков "ничего себе".

Дети не знали, какого пола каждый из драконов, но они узнали точно об одной драконихе, ее имя было Нарбалана — красивое песочного цвета создание.

Один из участников, как и Раграп, был не совсем драконом. В нем текла их кровь, но еще некоторые ученые к предкам этого вида относили древних летающих рептилий, а именно арамбургианию. Животное действительно имело узкую морду с гребнем, напоминавшую клюв. Возможно, рептилий прошлого в нем узнавали именно по внешности, вид назывался драпа, считалось, что к драконам он стоит даже ближе скифов. Этот участник был неопределенного оранжевого цвета, его крылья напоминали крылья птерозавра — ребята так и стали звать его.

От института небесных познаний Агкома, который находился в другой части света и изучал расположение звезд, была прислана делегация; все они ходили в ярких туниках, все высокие крупные мужчины с черной, как антрацит, кожей. Двое из них собирались выйти на трассу на ярко-желтом нордсидеке (дракона этой пароды ребята видели на рынке, поэтому сразу определили ее).

Последним появившимся был особенно мощный дракон с панцирем, состоящим из сбившихся чешуек, темно-синих с внешней стороны и белых с внутренней. Издалека панцирь походил на потрескавшуюся кожу.

Все драконы были красивыми, большими (не такие, как Гора, но все больше Раграпа), а еще от них исходила необыкновенная сила. Некоторые, чьи тренировки удавалось застать, показывали в небе такие скорости, что у ребят сводило животы.

Последние дни деревню засыпало снегом. Всюду лежали белоснежные холмы, но от тяжелого серого неба веяло мрачностью. Как раз в такую погоду ребята отдыхали после тренировок; оставив Раграпа в вольере, они прогуливались вокруг завода, то и дело бросая испепеляющие взгляды в сторону темно-синего дракона, которого вывели на поле. Снег падал на его необычный будто с белыми трещинками панцирь и сразу таял, сейчас эта поверхность представляла собой раскаленную сковороду, дракон свирепо пыхтел и выпускал из носа столб горячего пара. Во время полета, особенно длительного, драконы выпускали из носа пар, на котором овощи приготовились бы не хуже, чем в пароварке. Существовала точка, где выпускаемый пар соприкасался с атмосферным воздухом, считалось, что это передовая точка полета, у нее было название: "моля". Дети узнали о ней, когда еще в первый день Лил спросила у Роки Бобкина о названии гонок. Сейчас дракон то ли прилетел откуда-то, то ли готовился к полету, и был похож на огнедышащий вулкан, его панцирь напоминал ребятам разлившуюся лаву. Они решили назвать его "Вулканом", потом посчитали прозвище слишком грозным, однако, отметя "Вулканчика" и задержавшись на "Вулканишке", вернулись к первому варианту, ведь животное и выглядело грозно.

— Прекрасный дракон, не правда ли, господин Стонкинв? — послышалось где-то в толпе собравшихся у кромки поля.

Ребята поискали того, кто это произнес. На самом же деле их интересовало, к кому эти слова были обращены.

— Прекрасный, — повторил тот же голос, он принадлежал солидному господину, почти до глаз закутанному в рыжий шарф. Незнакомец то поглядывал на поле, то улыбался глазами стоявшему рядом с ним другому господину, низенькому и плотному, со светлыми пышными усиками, в круглом бежевом котелке. Именно к нему подлетели Джозиз и Лил.

— Извините, вы случайно не родственник Ларпунга Стонкинва? — в один голос спросили они.

— Это я и есть, — ответил господин в котелке. — А вы кто же?

— Я Лил, это Джозиз, наш отец ваш огроменный поклонник, вот Крочик, а это Пиус, его фамилия Клоп, он внук хозяина отеля, в котором вы выросли (мы, кстати, сейчас там живем), они с Джозиз будут участвовать в Молийских гонках (но наши настоящие имена не должны знать), между прочим, у нас не дракон, а скиф…

— Скажите, что вы тут делаете? — спросила Джозиз, напуская на себя легкую очаровательную улыбку и отодвигая в сторону сестру.

Толпа вежливо расступилась, давая Ларпунгу Стонкинву возможность пообщаться с детьми. Второй господин стоял в сторонке и, спустив шарф к подбородку, широко всем улыбался. Знаменитый писатель рассказал, как любит Молийские гонки и старается не пропускать их. Он пообещал оставить автограф, отчего девочки пришли в большой восторг. Об отеле же он почти не помнил. Оказалось, Ларпунгу Стонкинву было больше двух сотен лет. Это признание для ребят стало неожиданностью, ведь перед ними стоял далеко не пожилой, а крепкий мужчина, даже какой-то особенно румяный. Хотя, наверное, сестры Прелтит вскоре бы и так озадачились, как стоявший перед ними господин мог писать рассказы, которые любил их отец в детстве, когда отец выглядел не моложе Ларпунга Стонкинва. Господин Стонкинв представлял собой добродушное создание. Пока разговаривал, он несколько раз снимал котелок, чтобы смахнуть насыпавший снег, и на голове показывались светлые кудряшки. За свое богатое прошлое он не держался. Возможно, о том, что он вырос в отеле, ему напомнили единственный раз за многие годы. А из того времени ему припомнилось лишь то, как впервые праздновали придуманную для него дату рождения, правда сперва он весело заметил, что тогда шел снег, точно такой, как сейчас, а затем уверенно заявил, что все отправились на пляж и зарывались в песок. Писатель растерялся, дело в том, что он давно перестал справлять дни рождения и не сразу сообразил, что делал это все-таки зимой. Новая попытка перенестись во времени разожгла в нем аппетит, прозвучало предложение перекусить.

Они отошли от завода и заглянули в одно из прославленных заведений Западного Пашехона. Следом за ними увязался улыбчивый господин в шарфе, который, очевидно, не случайно вел себя как хороший знакомый, но которого ребятам так и не представили. В не очень симпатичной обстановке все сделали заказ за счет писателя. От пашехонского пива дети отказались, но так как Ларпунг Стонкинв ел и пил почти за семерых, беда официантки быстро забылась. Блюда в меню были сытными, многое являлось просто фоном для драгоценности Пашехона. Пока их обслуживали, господин Стонкинв расписался на листочке для отца сестер Прелтит. Еда несколько успокоила писателя, после горки копченых сосисок, приправленных острым соусом, и пары кружек пива он размяк, стал выискивать забавные случаи из жизни; безусловно, он бы с радостью поговорил о самых разных вещах, ни к чему не относящихся, но старался касаться тем драконов и соревнования. Ему вспомнилось, однако, что его называли одним из Детей отеля, что были и другие, с которыми он никогда не встречался. Собственно, Ларпунг Стонкинв понятие не имел, кто он такой и почему так долго живет. Его родство с какими-либо существами не обнаружили, с виду он был самым обычным человеком, в меру беззаботным и довольным жизнью. Сейчас все его неприятности сводились к мысли о том дне, когда его зарывали в песок, он жаловался, что чуть не подавился им, что много песчинок было в ушах, даже потряс за мочку уха для большей убедительности. Ребята решили оставить господина Стонкинва в тот момент, когда он уверял танцующую вилку в руке, что все отлично помнит. Вежливо кивнув на прощание господину в рыжем шарфе, они поскорее оградили писателя от своего общества.