Рождественское обещание - Шелли Брэдли

– Я хочу внуков, черт побери!

– Когда-нибудь они у тебя будут, надеюсь, скоро. Но до тех пор не надо вставать между Джулианой и мной.

Пропасть между ними и так была достаточно широкой, но не стоило это признавать.

Натаниел пожал плечами, явно изображая невозмутимость.

– Если ты предпочитаешь остаться без наследства…

– Это мой выбор!

– Глупый мальчишка, я пытаюсь помочь тебе. Неужели ты этого не видишь?

Нет. Айан видел только плетущего интриги хама с подлой душонкой. Он не позволит отцу делать за него выбор или «помогать», заставляя принимать решения, которые претили ему. С другой стороны, Джулиана…

Джулиана всегда пыталась сказать ему то же самое. Все, что он сейчас говорил отцу, она постоянно твердила ему. Полагая, что он знает лучше, знает, что им судьбой предназначено пожениться и жить счастливо, он, не задумываясь, растоптал ее чувства.

О, Боже правый! Наверное, Джулиана видела его в таком же отвратительном свете, в каком он видел Натаниела.

Его разум запротестовал. Этого не может быть. Все, что он делал для Джулианы, он делал из добрых побуждений.

Но разве его отец не сказал бы то же самое в свое оправдание?

Айан почувствовал, как у него ужасно зашумело в ушах. На свинцовых ногах он доковылял до кровати и опустился на ее мягкую поверхность.

Он то и дело пытался лишить Джулиану возможности самой сделать выбор – когда Джеффри Арчер начал ухаживать за ней, когда навязывал ей свои познания о Питере Хэвершеме в Лондоне. Черт, даже вынудив Джулиану дать ему обещание ответить на его предложение к Рождеству, он поступил подло. И виконт с отвращением осознал, что все эти годы давил на нее, пытаясь «помочь», начиная с высокого дерева по ту сторону реки, как она сама сказала, и заканчивая предположением, что она выйдет за него замуж, проведя ночь в его объятиях.

Когда дело касалось чего-то важного, он вел себя в точности как его отец.

От этой мысли все внутри его перевернулось, и тошнота подкатила к горлу.

– Я не вижу, чтобы твои интриги хоть чуточку помогли мне. Хоть раз, – сказал Акстон отцу. – Сейчас же прекрати плести их, а не то я позабочусь о том, чтобы ты узнал, как отвратительно чувствовать себя чертовой марионеткой.

Напрягшись, Натаниел злобно посмотрел на него и вцепился в отвороты сюртука.

– Неблагодарный щенок! Помни, если ты не женишься на этой девчонке до Нового года, то лишишься наследства.

Облегчение, чувство полной свободы овладело им. Позволив произойти самому худшему, что, как предполагал его отец, да и он сам, случится после того, как он лишится наследства, Айан наконец будет волен сам вершить свою судьбу. У него не будет ни пенни, но он никому не будет обязан.

И возможно, просто возможно, когда-нибудь Джулиана поверит ему и рискнет снова стать его другом.

Но если она не захочет, значит, таков ее выбор…

Айан послал отцу мрачную улыбку.

– Отец, думаю, тебе стоит подготовиться к тому, что скоро ты потеряешь сына. Я не стану принуждать Джулиану исполнять твои приказания. Или мои. А теперь уходи.

Джулиана стояла рядом с плачущей матерью в комнате отца. Сжав ледяную руку леди Браунли, она сухими, воспаленными глазами наблюдала за молодым доктором, склонившимся над неподвижной фигурой отца.

С чувством нереальности происходящего, Джулиана увидела, как доктор вздохнул, покачал своей белокурой головой, взъерошенной, несомненно, от быстрой езды в Харбрук. Плечи матери затряслись от нового приступа рыданий. Джулиана моргнула раз-другой, надеясь как-нибудь пробудиться от этого тягостного кошмара.

Когда она снова открыла глаза, молодой человек по-прежнему стоял у кровати отца, а потом начал собирать инструменты.

Запихнув их обратно в свою сумку, он помедлил, затем с явной неохотой взглянул на них с матерью. Взгляд его серых глаз скользнул по маме, которая уткнулась искаженным от боли лицом в мокрый от слез носовой платок. Подавив боль в груди, Джулиана посмотрела в мрачное лицо доктора.

Слегка кивнув ему, Джулиана повела мать в примыкающую дамскую спальню, украшенную ее любимым кружевом и лавандой. Заставив маму прилечь, Джулиана склонилась над хрупкой, охваченной горем женщиной и поцеловала ее в лоб.

– Позволь мне поговорить с доктором Хэни, – прошептала Джулиана. – Папа пока жив. Это должно вселять в нас надежду.

Мать закрыла глаза и свернулась калачиком, еще раз всхлипнув.

– Оставь меня, – прошептала она. Обеспокоено прикусив губу, Джулиана повиновалась.

На свинцовых ногах она переступила порог, разделявший комнаты. Мысли, глупые и неуместные, путались у нее в голове. Но все они сходились в одном: папа не мог умереть.

Да, он мог быть первостатейным негодяем, но, несмотря на свою враждебность, она любила его. Пороки и высокомерные требования – в этом он был мастер. И каким-то образом оказалось, что она одновременно презирает их ужасные ссоры и получает удовольствие от будоражащей кровь возможности одержать над ним верх. Не может быть, чтобы Богу было угодно забрать его. Только не сейчас, когда между ними осталось столько нерешенных вопросов и невысказанных чувств. Только не в сочельник.

Проклятие, никто не умирал в сочельник!

Джулиана осторожно закрыла дверь, разделявшую комнаты, и выжидающе посмотрела на сдержанного молодого доктора.

– Мама отдыхает. Теперь вы можете сказать мне, что… – Джулиана изо всех сил попыталась закончить свою мысль, но почувствовала, как слезы поднимаются и комком застревают в горле. Ее слова потонули в соленых потоках горя.

– Боюсь, у вашего отца был серьезный сердечный приступ. Я не могу сказать, когда он поправится и поправится ли вообще. – Доктор Хэни вздохнул. – Это частично зависит от него. И от вас. Пока он должен соблюдать постельный режим. Вы не должны давать ему ничего, кроме бульона и сока в течение этого времени. И никакого бренди!

Радуясь, что получила указания, Джулиана пробормотала:

– Бульон, никакого бренди. Я поняла.

– Если приступ повторится, немедленно пошлите за мной.

В ответ Джулиана неуверенно кивнула:

– Спасибо, что вы приехали. Я знаю, сегодня сочельник…

– У меня нет семьи. – Хэни поднял свою сумку и взглянул на нее печальными глазами. – Сегодняшний день, как и завтрашний, для меня ничем не отличается от остальных. Если вас смущает только праздник, посылайте за мной не раздумывая.

Жалость и забота обожгли ее, словно знойный ветер. На секунду у нее перехватило дыхание. У доктора нет никого, с кем он мог бы разделить этот особенный, почитаемый всеми день? Даже если ему, казалось, было все равно, Джулиане стало по-настоящему жаль его.