#Бояръ-Аниме. Имперец. Том 1 и Том 2 - Михаил Яковлевич Романов

с Дантесом. И он мне на своей предсмертной исповеди поведал, что для дуэли со мной его нанял Распутин. Вот скажи мне, Твое Высочество, на кой я ему? Я ж имею не то что околонулевой, а практически отрицательный политический вес.

— Неверно, — покачал головой цесаревич. — Тебя Ермаков пригласил в Императорскую фракцию. Бортануть тебя хорошенько — и Ермаков впишется за тебя в любую разборку, как за своего человека. Впишется Ермаков — зеркально должен вписаться и Меншиков. И вот тебе готово искусственное создание прямого конфликта. А где прямой конфликт, там обязательно будет личное. А где личное, там обязательно эмоции. А люди во власти эмоций — максимально управляемые. Логику понимаешь?

— Понимаю, — подтвердил я. — А еще понимаю, что эту падлу пора бы задавить, пока он ничего поинтереснее бретера не придумал.

— Сложно, — вздохнул Иван. — Найм Дантеса не доказать. А за подстрекательство у нас не наказывают.

— Знаешь, учитывая, что Распутин-младший напоролся на дуэль с тобой в первый день учебы, есть у меня ощущение, что он еще не такой опытный, как его папаша, — заметил я. — А раз так, его еще можно поймать на горячем. Нужно только внимательнее понаблюдать.

Цесаревич не ответил, только хищно оскалился. Идея ему явно нравилась, а вот удастся ли исполнить? В любом случае не попробуем — не узнаем.

Императорский Московский Университет, Василиса Корсакова

Никогда в жизни Василиса не подумала бы, что ей выпадет возможность сидеть за одним столом с детьми бояр и князей, среди которых есть даже наследники родов. Девушка робела и даже стеснялась лишний раз поднять глаза на говоривших.

То ли дело Александр!

Он, казалось, вообще не замечал разницы в сословиях и со всеми общался так легко и естественно, словно он сам принадлежал к сословию аристократов. Более того, все присутствующие разговаривали с Александром на равных, игнорируя его социальный статус. И это невероятно восхищало Корсакову.

— Алекс говорил, что ты учишься на факультете информатики и вычислительной техники, да? — спросил Андрей Лобачевский за одним из сонных завтраков.

Погруженная в свои мысли Василиса даже не сразу поняла, что обращаются к ней.

— А? Да… Да, все так, — кивнула девушка.

— Это самый юный и оттого малочисленный факультет в нашем университете, — заметил Лобачевский. — Но я рад, что на нем уже начали появляться девушки!

Андрей покосился на Мирного, который увлеченно обсуждал с Ермаковым какие-то турнирные таблицы.

— Спасибо, — вежливо ответила Василиса.

— Скажи, в каком направлении ты планируешь развиваться в дальнейшем? — перешел к сути своего вопроса Андрей.

На этот вопрос у Василисы уже давно был ответ!

— В интернет-технологиях, — ответила девушка. — Уверена, что в дальнейшем Сеть станет неотъемлемой частью нашей жизни и многое упростит.

— О, тут я с тобой согласен! — заявил Лобачевский. — И, знаешь, у моего рода есть несколько стажерских программ для перспективных специалистов. Не хотела бы ты рассмотреть их?

— Что, Андрей, кадровый голод замучил? — раздался чуть смеющийся голос Александра Мирного.

Лобачевский вздохнул:

— Это просто кошмар, — признал парень. — Все хотят быть или экономистами, или управленцами! Люди с предрасположенностью к точным наукам на вес золота практически…

— Знаешь, я не уверена, что в этот период жизни стажерская программа влезет в мой график, — честно призналась Василиса. — Но если вы рассматриваете возможности инвестиций в проекты, мне есть что предложить.

— Инвестиции в Сеть — сложны, — резко погрустнел Лобачевский. — Выживаемость любой идеи невысока. А идеи, реализованной в виртуальном пространстве — сама понимаешь. Потребуется долгая и скучная защита экономики проекта, чтобы мой род выделил деньги на такие авантюрные вещи. Даже я не могу себе позволить реализовать некоторые задумки, увы…

— Жаль, — вздохнула Корсакова. — Но я тебя понимаю. Это действительно высокорисковые истории.

— У тебя есть какой-то интересный проект для инвестиций? — спросил Александр, внимательно смотря на девушку.

Василиса, признаться, каждый раз испытывала какое-то иррациональное чувство восторга под взглядом Александра. А потому ей с некоторым трудом удавалось собрать разбежавшиеся мысли и сформулировать ответ.

— Да, есть. Есть проект. Помнишь, я говорила о своем маленьком сайте? Тебе еще понравилась идея. Вот, ищу возможности монетизации.

— Это перспективный проект, я в него верю, — легко кивнув, внезапно ответил Александр. — Но, я так понимаю, тебе нужны инвестиции?

— Нужны, — вдохнула девушка.

— И много?

— Ну… — Василиса растерялась, а затем ответила шепотом: — Миллиона три минимум.

Парень чуть улыбнулся и таким же шепотом спросил:

— А максимум?

— А максимум 10. Но это вместе с оборудованием для первой версии.

— У тебя уже есть команда для реализации проекта?

Василиса отрицательно покачала головой. Мирный помолчал, словно прикидывал в уме что-то, а затем окликнул Лобачевского:

— Андрей, а твой род может предоставить людей для работы на чужом проекте?

— Любой каприз за ваши деньги, — усмехнулся боярич.

— Отлично, давай организуем встречу на пятницу по этому проекту, — кивнул Александр, а затем обратился к Корсаковой: — Пришли мне технико-коммерческое предложение. Я помогу тебе с инвестициями.

— Алекс, но это же очень большая сумма! — возразила девушка. — Столько инвесторов до пятницы не найти!

— Как это не найти? — удивился Александр. — Уже нашли.

— Кого? — не поняла Василиса.

— Меня.

«Тебя?», — осталось висеть несказанным в воздухе. Хотя Корсаковой очень-очень хотелось задать юноше несколько неприличных вопросов личного, финансового характера.

Откуда у безродного сироты такие деньги и так быстро?

Императорский Московский Университет, кабинет ректора

Борис Леонидович Шмелев никогда не был религиозным человеком, но после случая с Долгоруковым даже задумался, а не пожертвовать ли чего в какой храм. А то, может, и отреставрировать тот, который ютился на территории университета, позабытый-позаброшенный. Безбожникам-студентам-то религия без особой надобности, вот здание и стояло закрытым и заколоченным.

Но с Долгоруковым, конечно, Борис Леонидович прошел прямо по краю! Если бы бывший княжич выжил, тут бы, разумеется, ректору пришлось несладко. Сразу бы возникли квадратные вопросы — а почему полигон недооборудован? Или — а как бы так половчее заткнуть рот семье погибшего преподавателя, имени которого ректор даже и не знал? Ведь это сегодня Долгоруков выгнал непутевого сына из рода. А завтра, глядишь, вернет обратно. А кому нужно такое пятно на репутации, как убийство педагога?

Правильно, никому.

Поэтому ректор даже был благодарен Мирному, что тот порешил сорвавшегося с тормозов бывшего княжича. Особенно после того, как до высочайшей аудиенции не дошло — Его Императорское Величество нашел дела более важные, чем распекать какого-то там безымянного ректора. Борис Леонидович грешил на императрицу, в конце концов, говорят, он засиделся с ней за «чаепитием».

Так бы все и забыли про Шмелева, и сидел бы он в своем удобном кресле и уютном кабинете до самой пенсии, если бы не эта идиотская потасовка между студентами.

Шмелев дураком не был. Безразличным — да, вороватым — да, сочувствующим всяким вольнодумцам — тоже да, но не дураком. И он прекрасно понимал, во что могло вылиться подобное детское, на первый взгляд, побоище. И что для того, чтобы скучающий на практических занятиях курс студентов в мгновение ока превратилась в беснующуюся толпу, просто случайно оброненного слова мало. Здесь нужны люди, несколько людей, что грамотно заведут студентов, четко сыграв на чужих болевых точках.

Шмелев даже имел некоторые гипотезы, кому это было бы выгодно, которыми, впрочем, не горел желанием ни с кем делиться.

Жить хотелось, и хорошо жить.

А поскольку после потасовки его не отконвоировали сразу на ковер пред очи Его Величества или хотя бы Нарышкина, ректор справедливо полагал, что худшее позади. В конце концов, раньше император не проявлял особого внимания к университету, с чего бы ему вдруг резко начать интересоваться учебным заведением?

Так что Борис Леонидович почти совсем успокоился, когда дверь в его кабинет без стука распахнулась, и внутрь вошел совершенно безликий человечек в какой-то скучной, потрепанной одежде.

— Борис Леонидович?

И хотя тон у человека был вежливый, Шмелев понимал, почти что кожей чувствовал, вошедший расположен не слишком дружелюбно. А главное, у этого серого человека хотя и нет перстня аристократа, зато есть что-то получше — связи и власть.

— С кем имею честь? — поинтересовался ректор, не поднимаясь на ноги.

— Ну, честь-то у вас вряд ли найдется… — заметил в ответ серый человек, рассматривая корешки книг в одном из стеллажей. — Да и имя мое мало что скажет. Да и запоминать его ни к чему, не думаю, что мы еще раз свидимся.

Мужчина обернулся на Шмелева и, широко улыбнувшись,