Расплата - Джон Гришэм

Партизан направили к первой палатке, где их накормили, пустили под горячий душ и дали возможность побриться. Их осмотрели врачи, привыкшие выхаживать здоровых, но раненых молодых ребят, а не больных патризан из джунглей. У Пита обнаружили малярию, амебную дизентерию и истощение. Он весил 137 фунтов, и, судя по висевшей коже, раньше был намного плотнее. А теперь фунтов на двадцать легче, чем когда покинул О’Доннел. Его и троих других раненых осмотрели врачи из соседнего госпиталя. И установили, что Питу требуется операция, чтобы извлечь из ноги осколок. Оперировать были готовы без очереди, хотя у хирургов накопилось работы невпроворот, так как с передовой постоянно поступали раненые.

Клэй посетил в госпитале своего командира и с облегчением узнал, что операция прошла успешно. Врачи справились с раной, но у них не было средств восстановить кость. Лечением следовало заняться в настоящей больнице. Они вспомнили погибших товарищей и даже посмеялись над своими приключениями в джунглях.

На следующий день Клэй сообщил, что ему предложили выбор: воевать с шестой армией или отправиться на базу в США. Пит советовал ехать домой, и Клэй согласился. Они достаточно навоевались.

Через три дня Пит попрощался с людьми, большинство из которых он больше никогда не увидит. Обнялся с Клэем и обещал поддерживать связь. И с десятью другими тяжелоранеными был переправлен на плавучий госпиталь. Корабль грузился еще два дня, затем отправился домой.

За Питом, как за героем, ухаживало множество медсестер. От их вида и запаха духов его безумно потянуло к Лизе. И когда через четыре недели плавучий госпиталь пристал в бухте Сан-Франциско и оттуда Пита перевезли в госпиталь на военную базу в Пресидио, его главной целью стало как можно быстрее добраться до телефона.

Новость, что Пит Бэннинг жив, потрясла сильнее, чем когда сообщили, что он погиб. Первой об этом узнала Нинева, так как была в кухне, когда зазвонил телефон. Обычно старавшаяся не отвечать, потому что считала это средство связи игрушкой белых, Нинева все-таки подняла трубку:

– Дом Бэннингов.

С ней заговорил призрак. Призрак мистера Бэннинга. Нинева отказалась верить. Тогда он повысил голос на октаву-другую и потребовал позвать жену. И побыстрее.

Лиза стояла у амбара, держала под уздцы свою лошадь, а Эймос ремонтировал стремя. Обоих встревожил вопль на заднем крыльце, и они бросились узнать, не случилось ли чего-нибудь плохого с Ниневой. Та подпрыгивала и кричала:

– Это мистер Бэннинг! Это мистер Бэннинг! Он жив!

Лиза хоть и не сомневалась, что у Ниневы помутился рассудок, но к телефону побежала. А когда услышала голос мужа, чуть не потеряла сознание, но все-таки умудрилась шлепнуться не на пол, а на кухонный стул. Пит не без труда убедил ее, что он жив и лечится в госпитале в Сан-Франциско. Его несколько раз ранили, но руки-ноги целы, он поправится. Пит просил жену как можно скорее садиться в поезд и ехать к нему. Поначалу Лиза потеряла дар речи и изо всех сил старалась не расплакаться. А когда немного успокоилась, вспомнила, что их разговор могут слушать. В их сельскую линию всегда кто-нибудь вклинивался. Они договорились, что она сообщит Флорри, поедет в город и позвонит по защищенной линии. К Флорри Лиза послала Эймоса, а сама побежала переодеваться.

Агнесс Мерфи жила в миле отсюда и была известна тем, что подслушивала все телефонные разговоры. Соседи подозревали, что ей просто больше нечего делать, как сидеть у аппарата и ждать, когда он зазвонит. Не пропустила она и этот звонок и сразу же принялась обзванивать своих городских знакомых.

Прибежала Флорри, и женщины сели в «понтиак». Лиза не любила водить машину и управлялась с ней еще хуже Флорри, но сейчас это не имело значения. Они понеслись по петляющей дороге так, что из-под колес полетел гравий. Обе плакали и что-то бомотали.

– Пит сказал, – говорила Лиза, – что ранен, но все обойдется, что был в плену, но бежал, три года воевал в партизанах.

– Господи, помилуй! – восклицала Флорри. – Что значит, в партизанах?

– Понятия не имею.

– Господи, помилуй!

Они остановились и бросились в дом близкой подруги Лизы – Ширли Армстронг. Та находилась в кухне, когда женщины ошарашили ее новостью. Наплакавшись, насмеявшись и наобнимавшись, Лиза попросила разрешения позвонить по защищенной линии и набрала номер госпиталя в Сан-Франциско. Ожидая ответа, она вытирала слезы и старалась успокоиться. Флорри даже не пыталась – села на диван Ширли, и они разревелись.

Лиза разговаривала с мужем десять минут, а затем передала трубку Флорри. А сама направилась в школу, вызвала Стеллу из класса в коридор и сообщила невероятное известие. Когда она выходила из школы, к ней сбежались учителя, и снова начались объятия и поздравления.

Флорри тоже не теряла времени даром: позвонила президенту Вандербилтского университета и потребовала, чтобы немедленно отыскали Джоэла. Затем пообщалась с Декстером Беллом. И наконец нашла Никса Гридли, который как шериф был главным передаточным звеном всех важных городских известий.

Через час после разговора с Питом звонили все городские телефоны.

Лиза и Флорри вернулись домой и размышляли, что делать дальше. Был февраль, и поля пустовали. Позади дома собрались негры, чтобы узнать, правда ли то, что они услышали. Лиза вышла на заднее крыльцо и подтвердила: да, правда. Декстер и Джеки Белл приехали первыми – разделить радость. А за ними к дому Бэннингов последовали многие их друзья.

Через два дня Флорри отвезла Лизу на вокзал, где им устроили пышные проводы. Лиза обнимала и благодарила людей, а затем села в вагон и отправилась в трехдневное путешествие в Сан-Франциско.

Первая операция длилась восемь часов. Врачи ломали и правильно соединяли кости в левой ноге Пита. Закончив, они упаковали ногу от бедра до лодыжки в толстый пластиковый чехол с заколками и стержнями. Ногу подняли под болезненным углом и зафиксировали к перекладине противовесом с цепью. Правую, которая болела не меньше левой, замотали в марлю. Сестры пичкали пациента болеутоляющими, и в течение двух дней после операции он редко просыпался.

Это было благодатью – целый месяц на госпитальном судне Пита мучили кошмары, и он почти не спал. День и ночь его преследовали ужасы последних трех лет. Психиатр пытался заставить его выговориться, но от этого больному становилось только хуже. Таблетки путали сознание: он то находился в эйфории и громко хохотал, то впадал в депрессию. Дремал днем, а ночью начинал плакать.

Узнав, что скоро приедет жена Пита, медсестры снизили дозу обезболивающих – пусть будет ближе к действительности, когда она появится.

Следуя за медицинской сестрой, Лиза оказалась в палате, где длинные ряды кроватей разделял легкий занавес. Идя по проходу, она невольно косилась на пациентов, молодых парней, еще недавних школьников. Сестра остановилась. Лиза глубоко вдохнула и отодвинула занавес. Стараясь не коснуться цепей противовеса и не потревожить ногу, она упала мужу на грудь, на что больше уже не рассчитывала, а он мечтал об этом все последние три года.