Тяжелый свет Куртейна. Зеленый. Том 2 - Макс Фрай

– Ты серьезно? Вот так просто – «не таять»? Это возможно? Что ж ты раньше молчал? Всю душу из меня вытянул!

Эдо не то чтобы действительно рассердился. Просто лучше скандалить, чем позорно рыдать от немыслимого облегчения. И, чего уж, от страха, что Сайрус его обманывает, чтобы всю эту бурю чувств за компанию испытать.

– Вытянул, – подтвердил Сайрус. – И еще не раз вытяну. Заранее страшно представить, как буду при всяком удобном случае тебя изводить. Ну а как ты думал? Что старый мертвец уйдет от тебя голодным? Бескорыстным я и при жизни не был, у меня в каждом деле непременно должен быть свой интерес. К тому же в то время, когда я учился, было принято пугать учеников рассказами, какая жуть с ними случится, если уроки не сделают. Причем учителя нам не врали, говорили чистую правду. Магия, знаешь, дело такое, не самое безопасное. Уж точно не для лодырей и дураков. И я сейчас тоже не вру, как есть рассказываю. Марина с ножом – так себе перспектива, но если ничему не научишься, это лучшее, что я смогу тебе предложить.

Эдо скривился, всем своим видом выражая несогласие с древней жреческой педагогикой, но спорить не стал.

– Ты же линии мира видишь? – спросил его Сайрус так небрежно, словно речь шла о чем-то вполне обыденном. Так спрашивают: «Ты танго танцуешь?», «Ты плавать умеешь?», «Ты водку пьешь?».

– Иногда, – растерянно ответил Эдо. – Видел несколько раз.

– Уже неплохо. Потому что если бы ты спросил, о чем речь, я бы со страшным воем воскрес, специально для того, чтобы немедленно с горя повеситься, – ухмыльнулся Сайрус. – А так вполне можно с тобой дело иметь. Первое задание: увидь их, пожалуйста. Чем скорее увидишь, тем лучше – для тебя самого, я-то в порядке и так.

Эдо чуть не заплакал, потому что – ну ясно теперь, что надежды на спасение нет. Разве только потянуть время. Еще несколько раз выспаться и позавтракать. Провести на этой веранде пару-тройку приятных дней, развлекая убийцу Марину байками о жизни, которую уже не вернуть…

– Ладно, подскажу, с чего начать, – наконец сжалился Сайрус. – Вспомни день, когда ты видел линии мира. Во всех подробностях вспомни – как себя чувствовал, в каком настроении, что делал, один, или с кем-то был? Короче, сколько получится, столько и вспоминай. Если сможешь вспомнить как следует, не поверхностно, глубоко, снова окажешься в том же состоянии сознания, и тогда остальное случится само. Увидишь линии мира, удерживай их вниманием так долго, сколько сможешь, рассматривай, запоминай, как они здесь выглядят и что ты при этом чувствуешь. Потом начинай все сначала. Устанешь – ляг, поспи и опять продолжай. Начнет получаться хотя бы несколько минут кряду, скажи Марине, она меня и на дне моря найдет. А раньше меня звать бессмысленно. Прости, любовь моей жизни, но если останусь сидеть и смотреть, как ты бьешься над элементарным заданием, второй раз помру – от скуки. И уж тогда наотрез откажусь воскресать.

Одарил напоследок очередной лучезарной улыбкой, наклонился к самому уху, шепнул:

– Ты обязательно справишься. Это не утешение, а прогноз. Где-то на бесконечном луче линейного времени уже появилась точка, в которой все получилось, и я ее вижу. Не могу разобрать, далеко она или близко, но есть, это главное. Все, что тебе осталось – в эту точку однажды прийти.

Оставшись один, Эдо включил было плеер, но почти сразу выключил: музыка сбивала с толку, мешала вспоминать. Не было никакой музыки, когда он сидел рядом со Стефаном, который позвал его выпить пива, веселился, подначивал, болтал о пустяках, и вдруг весь мир стал зыбким, текучим, окутанным сияющей паутиной, от одного вида которой хотелось плакать, смеяться, летать. И сейчас сразу же захотелось, хотя он пока ничего подобного не увидел… А может, увидел? Вот что это на мгновение вспыхнуло? Вдруг это и были они?

Вскоре он убедился, что Стефан каким-то образом действует на расстоянии. Причем, похоже, только он и помогает увидеть линии мира, больше ни черта. Что ни делай, как себя ни накручивай, какие подробности в памяти ни воскрешай, как ни имитируй возвышенное настроение, толку от этого ноль. Но стоило вспомнить, как сидели со Стефаном, пили пиво, болтали о ерунде, и реальность опять начинала пульсировать, течь и сиять. Недолго, но вполне достаточно, чтобы заново убедиться: на Этой Стороне линии мира не золотые, а перламутрово-белые. И тоньше, почти невидимые. И движутся гораздо быстрей.

Практика оказалась хуже горького пьянства: вчера на рогах до комнаты все-таки как-то добрался, а сегодня уснул под столом на веранде, как последний босяк. Впрочем, под утро вернулась Марина и его не прирезала, а только подняла с пола и отвела в постель. Еще и одеяло заботливо подоткнула. И, если, конечно, не примстилось спросонок, зачем-то погладила по голове.

Состав и пропорции:

водка – 30 мл;

белый ром – 15 мл;

ликер «Blue Curaçao» – 15 мл;

ананасовый сок – 50 мл;

лед.

Все ингредиенты смешать в блендере со льдом, перелить в коктейльный бокал. Сверху дополнительно для украшения брызнуть несколько синих капель ликера «Blue Curaçao».

Нёхиси поджигает очередной небесный лоскут; мы сегодня их уже хренову тучу спалили, пару дюжин, никак не меньше. У нас тут экологическое безотходное производство: продырявил небо над городом – сразу сожги то, что у тебя в условных руках после этой процедуры осталось, пусть пепел развеется по ветру и растворится в воздухе, этим коктейлем очень полезно дышать, от него в голову лезут такие шальные мысли, словно тебе снова – нет, не семнадцать даже, а девять лет. И ходить под продырявленным нами небом тоже полезно, потому что из невозможных, невидимых глазу, не фиксируемых приборами прорех на головы не подозревающих о своей удаче прохожих льется потусторонний свет. Они его, конечно, не чувствуют, не замечают, даже не могут вообразить, но Нёхиси говорит, это как радиация – накапливается понемногу, а потом внезапно – бабах! – есть эффект. Он вообще оптимист; ну, в его положении это нормально, поди не стань оптимистом, когда привык смотреть на вещи с точки зрения вечного всемогущего существа. Я все надеюсь однажды заразиться его запредельным оптимизмом и жить потом припеваючи, без экзистенциальных кризисов, положенных всякому, кто рожден на земле человеком, что с ним после милосердно ни сотвори. Но кстати, из того факта, что я всерьез надеюсь заразиться его оптимизмом, следует, что я уже и так вполне оптимист.

– Как же все-таки удачно, что зимой тут такие длинные ночи! С этой вашей нелепой материей даже я без тьмы не справляюсь. Ничего тут толком не сделаешь без темноты, – говорит Нёхиси, спрятав в карман зажигалку и обняв меня огромным, теплым, как плед, крылом.

Это он очень вовремя, потому что двойственность моего устройства до сих пор регулярно сбивает с толку меня самого. Особенно в те моменты, когда я одеваюсь, чтобы выйти из дома. Тут демоническая природа берет управление в свои руки, говорит: так, сейчас будет красиво! – и обычно, надо отдать ей должное, действительно отлично выходит, хоть невидимым вовсе не становись. Но «красиво» далеко не всегда означает «практично». То пальто до пят в разгаре июля, то шелковая сорочка зимой. А потом посреди прогулки во мне внезапно просыпается человеческая природа. И, в зависимости от обстоятельств, клацая зубами, или обливаясь потом, робко замечает: чего-то мне не того.