Записки «черного полковника» - Сергей Трахимёнок

— Факт вербовки, — отвечали им.

— Юридически да, но политически арест такого количества граждан ГДР может вызвать нежелательные последствия.

И начальство согласилось с юристами, а нам с Ухналевым была поставлена еще одна задача: довести акцию по дискредитации «Блаухауса» до конца.

Мы снова стали думать, что же делать, если арест такого количества граждан ГДР невозможен, а Ми-Ай-Ди тщательно скрывает факт утраты списка ее агентуры от средств массовой информации, а возможно, и от своего начальства?

Если довести факт утраты списка агентуры до руководства Ми-Ай-Ди, то сразу обнаружатся наши уши. Дать информацию в прессу? Но вряд ли она будет напечатана теми изданиями, к которым могут прислушаться руководители военной разведки США.

Так ничего не придумав, мы разошлись и занялись текущей работой. К этому времени пришла первая весточка от Тимкина, нужно было конспиративно встретиться с ним и поддержать его морально.

Возвращаясь в Восточную Германию через Западный Берлин, я не удержался и прогулялся в районе старого аэропорта, пока не нашел здание страховой фирмы «Блаухаус».

Невзрачное здание, окруженное такими же зданиями, в которых размещались офисы других фирм. Маленькие парковки для машин и нечастые посетители.

И тут меня осенила интересная идея. По возвращении в Карлхорст я связался с Ухналевым, и мы разработали план некоего мероприятия…

Однако руководство отнеслось к нашей идее, как к цирку, и потребовало придумать что-нибудь более серьезное. Мы заупрямились. После недолгих переговоров и разъяснений с нашей стороны, что именно этот вариант реализации позволит мягко, без репрессий и дискредитировать «Блаухаус», и ликвидировать сеть сигнальной агентуры вокруг наших войсковых частей, начальство сдалось.

Зная методы связи противника со своей агентурой, мы отправили каждому агенту письмо на бланке «Блаухауса» с условной фразой, которая означала, что он должен прибыть в «Блаухаус» к двенадцати часам в следующий вторник «для получения премии».

Затем через доверенных лиц в Западном и Восточном Берлине мы пригласили в означенное время к «Блаухаусу» журналистов ведущих средств массовой информации.

Здесь опять нужно вернуться к психологии немцев. Они очень пунктуальны. И если их пригласили к двенадцати часам в официальную контору, то они придут туда ровно в двенадцать и будут крайне возмущены, если их не примут или немного задержат.

Более трехсот человек с письмами-приглашениями появились почти одновременно возле здания «Блаухауса». Сотрудники «фирмы» забаррикадировали двери, чтобы возмущенные контрагенты не взломали их. Появившейся полиции люди объясняли, что их обманули, что фирма не выполняет свои обязательства по отношению к ним. Дальше — больше, хитрющие газетчики почувствовали запах сенсации и стали раскручивать собравшихся на откровенность. Приехавшие охотно давали интервью газетчикам, плюнув на конспиративные договоренности.

— Раз противоположная сторона не соблюдает своих обязательств, почему мы должны их соблюдать? — говорили они с возмущением.

Со следующего дня фирма «Блаухаус» перестала существовать…

Руководство отметило нашу с Ухналевым работу, да и мы были довольные тем, что придумали такой вариант операции.

Но с годами я все больше стал склоняться к выводу, что этого не надо было делать. Ведь лучше держать противника на поводке и знать о нем все, чем устранить то или иное звено в разведке, а потом снова искать его.

Разумеется, Ми-Ай-Ди не перестала существовать и не прекратила своей деятельности. Она разбилась на несколько «контор» и продолжала свою работу. Но это уже другая история, и поиск этих «контор» продолжался без меня. Командировка моя закончилась, и я вернулся в Советский Союз.

Ухналев еще несколько лет работал в Германии, он готовился к длительной командировке в одну из западных стран, но, как часто говорят в разведке, если вы хотите насмешить Господа, то расскажите ему о своих планах на будущее…

Расим шел на встречу с Эрдемиром. Он доехал на метро до станции «Площадь Победы», вышел на поверхность и пошел по улице Киселева. Расим уже миновал проходную «Горизонта»[29], как вдруг рядом с ним остановился автомобиль, и сидящий на месте водителя Бахадыр сказал:

— Садись в машину.

Все это произошло так быстро, что Расим в первые секунды ничего не понял. А когда понял, он уже ехал в машине в обратную сторону от улицы Богдановича. Причем Расим сидел на заднем сиденье, прижатый еще одним «быком», одетым так же как и Бахадыр.

Они проехали вверх по улице Захарова, свернули направо возле Литовского посольства, а дальше Расим потерял ориентировку.

Машина въехала внутрь двора большого дома, остановилась возле одного из подъездов. Еще можно было при выходе броситься бежать, но Расим предполагал, что службы, которых привлек к операции Корбалевич, все же знают это место и будут отслеживать все, что с ним произойдет.

С этой мыслью он вышел из машины и пошел вслед за Бахадыром.

Расим считал пролеты и понял, что они на третьем этаже. Бахадыр не стал звонить. Дверь тут же открылась, видимо, их ждали.

Расим сделал несколько шагов внутрь коридора и увидел еще одного «быка», который мощно ударил его в область печени. Острая боль согнула Расима пополам, и он потерял сознание.

Очнулся он полулежащим на диване. Над ним стоял Бахадыр, а по бокам два «быка» помельче.

— В следующий раз, — сказал Бахыдыр одному из своих помощников, — будь аккуратней, ты мог его убить. А он еще нужен.

— Он предатель, — по-русски с сильным акцентом сказал тот, кто ударил Расима.

«Да они совсем плохо говорят по-русски», — как-то отстраненно подумал Расим, словно речь шла не о его жизни и здоровье, а о ком-то постороннем и малознакомом, которого и жалеть не стоило.

— Поднимайся, — сказал Бахадыр.

Но помощники не стали ждать, пока Расим сделает это сам. Они схватили его под мышки, поставили на ноги, а затем стали раздевать.

Бросив одежду на пол, помощники Бахадыра скотчем привязали Расима к спинке стула. А затем отошли на пару шагов, словно проверяя качество сделанной работы. Так делают художники: один-два мазка и несколько шагов от мольберта, чтобы посмотреть, как это выглядит на расстоянии.

— Заклеить ей рот? — спросил один из «быков» у Бахадыра.

Сказал он это на плохом русском, перепутав род. И у Расима появилось надежда на то, что это все-таки спектакль, рассчитанный, прежде всего, на него, поскольку о необходимости заклеить рот, можно было сказать по-каморкански. Он усмехнулся, потому что еще одна мысль поддерживала его. Ведь ребята Корбалевича отслеживают обстановку и в крайнем случае помогут ему. Расиму и в голову не приходило, что квартира, куда его привезли, была неизвестна подразделению Корбалевича.