Ближний берег Нила, или Воспитание чувств - Дмитрий Вересов

— И все-таки? Что же было в письме? — не отставал следователь.

— Строго говоря, это нельзя было назвать письмом, потому что в конверте не было ни листочка, ни словечка, только железнодорожный билет в спальный вагон экспресса «Москва-Хабаровск». Она всегда была неравнодушна к двухместным купе…

Конверт бросили прямо в ящик, не доверив почте — она понимала, что твои коллеги из ОБХСС могут еще следить за мной, хотя и не так пристально, как в первые месяцы. Мне тоже не хотелось, чтобы через меня вышли на нее, поэтому я принял свои меры конспирации. Тебе, конечно, они покажутся смешными.

— Что за меры?

— Мать купила мне в Германии прелюбопытную куртку. Перевертыш. Обе стороны сделаны лицевыми. Бежевая плащевка и синий велюр. Я полдня слонялся по Москве в бежевом, вечером купил билет в кино — знаешь высотку на Красной Пресне, рядом с метро? — вошел в зал, а через десять минут вышел уже в синем и в клетчатой кепке, доехал до Ярославского, сел в поезд. Со мной в купе ехала какая-то тощая чернявая дура, которая тут же принялась довольно бесцеремонно со мной заигрывать. Еле отшил, притворился спящим, а сам до утра не мог заснуть.

Разбудили меня жаркие поцелуи. Я спросонья чуть было кулаки не распустил, но в самый последний миг увидел, что это не вчерашняя моя соседка, а — Линда! А я ведь тщательно готовился к этой встрече, все внушал себе, что подписался на эту опасную авантюру с одной лишь целью — в последний раз посмотреть ей в глаза, четко и ясно сказать, что между нами все кончено, что своим диким, не имеющим никакого оправдания поступком она уничтожила, предала нашу любовь, вычеркнула себя из списка нормальных людей… А вместо этого тут же впился в ее губы, и все слова вылетели у меня из головы.

— Бывает, — философски заметил следователь.

— Теперь ее звали Алиной Смелковой, она работала поварихой в бригаде буровиков. Прекрасно зная пределы ее кулинарных способностей, я мог лишь посочувствовать несчастным буровикам. Мне повезло больше — в поезде был отличный вагон-ресторан, услугами которого мы пользовались раз по шесть на дню. В Хабаровске жили у ее подруги, имени не помню, в просторной квартире на улице Петра Комарова, шиковали, икру ели ложками, загорали на амурских пляжах, ездили в Советскую Гавань за свежими кальмарами, а возвращались оттуда, как рыбаки после удачной путины, подрядив целую кавалькаду такси — первое везло нашу обувь, во втором ехала Линдина шляпка, в третьем — мы сами, босые и с ящиком шампанского. Нанимали бичей со стремянками мыть памятник Ерофею Павловичу на вокзальной площади… Потом летали во Владивосток, ныряли с аквалангами в Японском море. Я понимал, что воссоединение наше мимолетно, что у нас нет и не может быть общего будущего, и эта мысль сообщала особое, трепетное очарование каждому мгновению. Мы расставались без слез, я улетел в Ленинград, уже предвкушая новую встречу.

— И когда она состоялась?

— Еще через год. На сей раз весточка пришла по почте, на официальном бланке молодежного музыкального фестиваля «Янтарный ключ». Меня приглашали в жюри.

Письмо было подписано секретарем оргкомитета А. Дедовских. Время было напряженное, до сессии оставалось меньше месяца, и на мое решение ехать на фестиваль повлияло только одно — надежда, что здесь не обошлось без Линды.

Ожидания мои оправдались. Она и оказалась той самой А. Дедовских.

— Она же Элла Каценеленбоген, — улыбнулся Асуров.

— Успела сходить замуж за тамошнего морячка. К моему приезду брак уже распался, и наш откровенный роман осуждения ни у кого не вызвал. В конце лета я снова примчался туда, но ее уже не застал. Она исчезла бесследно.

— Опять с приключениями?

— Мне так и не удалось ничего выяснить… Прошло еще три года. Я закончил университет, на зависть многим получил распределение в приличный ленинградский вуз, изредка, по старой памяти, выступал с «Ниеншанцем», женщины по-прежнему не обходили меня вниманием. Внешне жизнь моя протекала вполне благополучно, но всякий раз, открывая почтовый ящик, я не мог унять в пальцах нервную дрожь, которая с приближением лета становилась особенно сильной. Но я не дождался ничего…

— Неужели вы так больше и не встретились?

— Встретились. В августе позапрошлого года.

— Где? — слишком быстро, слишком цепко спросил Асуров.

— Все началось с того, что двое моих приятелей, аспиранты-психологи, подбили меня прокатиться с ними в Коктебель, это в Крыму, между Феодосией и Судаком… — медленно, эпично начал Нил, не принимая заданную следователем смену темпа.

— Плавали, знаем! — неуверенно пошутил Асуров, и ритмический рисунок беседы распался окончательно.

Нил широко, оглушительно зевнул и взглянул на часы. Асуров встал.

— Извини, я засиделся. Тебе надо поспать. Завтра договорим. Часиков в десять звякни мне по этому телефону. — Асуров достал из кармана карточку и положил на стол. Нил заметил, что на карточке не было ничего, кроме четко отпечатанного семизначного номера. — К тому времени я буду знать, готовы ли результаты экспертизы, и тоже смогу тебе кое-что рассказать.

— Коньяк забери, — Нил показал на початую бутылку.

— Еще чего! Тебе нужнее… До завтра! Следователь подмигнул и, прихватив плащ, шагнул на балкон. Нил проводил его взглядом, наполнил стакан…

Лето семьдесят восьмого Нил безвылазно проторчал в городе — сдавал госэкзамены, защищал диплом, получил прекрасное распределение на кафедру в Политех, где был сразу же подключен к проверке абитуриентских сочинений. И все это время ждал. Но белый конверт так и не мелькнул в прорезях его почтового ящика.

Прошла осень, потом зима, весна. В жизни Нила не менялось ничего, кроме баб, да и тех он между собой уже почти не различал. Он добровольно записался в экзаменационную комиссию, набрал учеников, готовил их к вступительным экзаменам.

И всякий раз, проходя мимо ящика, заглядывал туда, и всякий раз выговаривал себе за это проявление слабости.

В самом конце августа, дня за три до начала учебного года — все никак не мог свыкнуться с мыслью, что находится уже по другую сторону баррикад! — Нилу случилось оказаться в шашлычной неподалеку от Никольского собора. Был он не один. Недавно образовалась у него новая подруга с оперным именем Иоланта, незамысловатая и незакомплексованная дева, обучающаяся в институте физкультуры на тренера по легкой атлетике. Она-то и затащила Нила в этот шалманчик, где и впрямь оказалось мило, вкусно и недорого.

— А я замуж выхожу, — поведала Иоланта после салата и первого бокала «Напареули».

— И кто счастливчик, любопытно?

— Ты его не знаешь. Мы летом на сборах познакомились. Он боксер, мастер спорта.

— Предупреждать надо. — Нил поежился.

— Я и предупреждаю, — рассмеялась Иоланта. — Да ты не бойся, он из Белоруссии, живет в Минске. Я тоже после свадьбы туда перееду.

— Понятно. А сегодня у нас, стало быть, этот самый… мальчишник-девишник аи deux.