Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906-1914 гг. - Гаральд Граф

В ту зиму в Кронштадте зимовало несколько боевых кораблей, находившихся в ремонте, и в том числе «Адмирал Макаров». Это оживило и вечера Морского собрания.

Особенно оживленно прошел маскарад, оттого что главный командир [Кронштадтского порта] [вице‑] адмирал Р.Н. Вирен разрешил маскироваться и офицерам. Этим воспользовались офицеры с «Макарова», и целая группа явилась в самых смешных костюмах. Мобилизовали весь гардероб, который оказался под рукою, – оделись поварами, увешенными сосисками, «сандвичами», англичанами в тропическом одеянии и т. п. Наибольший эффект произвел один лейтенант, который оделся балериной – нацепил парик, надел трико телесного цвета и кисейное платье. При его огромном росте получилось чрезвычайно комично, но и как‑то не совсем эстетично. Адмирал Вирен был совсем шокирован и, отозвав его в сторону, приказал переодеться.

Не отставали и дамы. Появилась группа в одинаковых домино, которая затем их скинула и оказалась грибами‑мухоморами. Благодаря полной схожести всех костюмов никак нельзя было разобраться, та ли это компания или другая. Далее шли, как обычно, русалки, рыбачки, турчанки, бабочки, испанки и т. п.

Маскарады вообще всегда особенно располагали к веселью, и маски позволяли быть более откровенными. Как тогда говорили, можно было «заинтриговывать» кавалеров. Особенно шаловливые маски не задумывались интриговать и седовласых адмиралов, это очень ценивших. Им вспоминались прежние годы, когда у них на погонах были не орлы, а одна маленькая мичманская звездочка. Но эта скромная звездочка в дамском царстве имела больше успеха, чем адмиральские орлы.

После танцев мы с женой присоединились к макаровской компании. Приятно было опять оказаться в кругу старых соплавателей, и мы засиделись до тех пор, пока нас не попросили уйти, чтобы закрыть собрание.

Тон всему обществу в Кронштадте задавали главный командир и его жена. Когда эту должность занимал [вице‑] адмирал С.О. Макаров, то всем обществом руководила его жена, Капитолина Николаевна. Руководила она и мичманами, заведующими катерами главного командира, которые оказывались как бы адъютантами адмиральши и исполняли все ее поручения. Эти поручения были не по морской специальности, а по светской, но им всецело приходилось подчиняться воле своей веселой и энергичной командирши.

Теперь главным командиром был вице‑адмирал Р.Н. Вирен, доблестнейший и храбрейший офицер, рыцарь без страха и упрека. Это был суровый человек, который всегда служил примером исполнительности и долга. Офицеры и команды его очень боялись. Молодых офицеров он держал в большой строгости и часто делал выговоры, а то и сажал под арест – за небрежную одежду, неформенный галстук, за опоздание ему стать во фронт и за всякие погрешности по службе.

Он почти ежедневно объезжал город на своих дрожках, запряженных буланой лошадкой, которую знал весь город. Завидя их, матросы и, грешным делом, некоторые офицеры предпочитали свернуть в боковую улицу, чтобы не попасть под строгий взгляд грозного адмирала. Побаивались его не только военные, но и лавочники, городовые и разные служащие. Они знали, что адмирал вникал во все мелочи жизни города и требовал от всех добросовестного исполнения своих обязанностей. Зато при нем Кронштадт по порядку и чистоте стал образцовым городом.

Адмирал был прав, подтягивая офицеров, потому что иначе некоторые очень распускались. Ярким примером такого офицера был лейтенант Экенберг[270]– небрежно одетый, рассеянный и добродушный человек. По улицам он ходил, мурлыча что‑то под нос и имея под мышкой большую коробку из‑под гильз, в которой было все необходимое для набивания папирос. Когда ему хотелось закурить, он останавливался перед ближайшим подоконником, ставил на него коробку и невозмутимо начинал набивать папиросу. Когда папироса была готова и закурена, все укладывалось обратно в коробку и путь продолжался. Не помню, где он тогда служил, но его путь лежал мимо здания женской гимназии и его шествование часто совпадало с моментом выхода гимназисток на улицу. Присутствие барышень мало стесняло Экенберга, и он не менял своей привычки – останавливался и производил набивание папиросы. Это, конечно, сильно забавляло гимназисток, да и вся его фигура была очень комичной, так что они над ним подсмеивались. Скоро и зоркие глаза классных дам заметили несуразную фигуру Экенберга. Они были уверены, что он совершает свое хождение мимо гимназии с целью смущать гимназисток. Во всяком случае, с их точки зрения, это было неприличным. Пожаловались начальнице. Та заволновалась, что какой‑то морской офицер «пристает» к гимназисткам, и пошла жаловаться адмиралу Вирену.

Экенберг был вызван к адмиралу. Когда он предстал перед ним и узнал, что его обвиняют в приставании к гимназисткам, то тут же улыбнулся, чем страшно рассердил главного командира. Но все же ему удалось убедить его, что такое обвинение ни с чем не сообразно. Адмирал, оглядывая Экенберга, легко поверил в это, так как уж слишком к его облику не подходила роль дамского ловеласа. Он был отпущен с миром, но ему рекомендовали избрать другой путь для возвращения домой.

Когда Экенберг был молодым мичманом, он отличался беспутством, и давно бы уже ему пришлось покинуть флот, если бы он не женился на достойной женщине, которая сумела его заставить прекратить пить.

Жизнь на «Александре» текла без всяких перемен. Офицеры‑преподаватели целые дни отсутствовали в классах и оставались на корабле только в дни своих дежурств. Сидеть на корабле было скучно, и скучнее всего приходилось нашему бедному старшему офицеру. Одно время он увлекся игрой в пинг‑понг, да с ним увлеклись и другие. Так в обязанность остающихся на корабле и вошло играть по вечерам с Моласом в пинг‑понг, и все достигли большого совершенства в этой игре.

Когда же это надоело и ему начинало не хватать общества, он стал устраивать в кают‑компании вечера с судовыми дамами. Конечно, приглашался командир с женой и дочерью. Его жена была очень милой дамой, но занимать ее для молодежи было совсем не весело, да и более солидные как‑то часто оказывались поближе к молодым дамам. Поэтому Молас решил принять решительные меры и перед приемом указывал, кто должен занимать семью командира. Чаще всего это приходилось на долю доктора и механика, но они и были по возрасту значительно старше всех остальных.

Помещение кают‑компании «Александра», когда‑то лучшего броненосца русского флота, долго плававшего флагманским кораблем эскадры Средиземного моря[271], было прекрасно отделано. Мы уютно проводили время на наших вечерах, было пение, музыка и иногда танцы.

В тот период Артиллерийский отряд находился в блестящем состоянии. Начальником отряда был контр‑адмирал Герасимов, исключительно выдающийся офицер и артиллерист. Заведующий обучением офицер был капитан 2‑го ранга Игнатьев, который сумел сразу повысить уровень преподавания и собрал кадр выдающихся профессоров‑артиллеристов. Правда, этому много способствовало то, что среди офицеров царило увлечение артиллерийским делом в связи с закладкой больших линейных кораблей типа «Петропавловск»[272]. Да и вообще в те времена был расцвет артиллерийского дела во всех флотах, так как в будущей морской войне представлялось, что главную роль будут играть линейные корабли. Теперь в Артиллерийские классы шли лучшие офицеры, которые не только становились выдающимися специалистами на кораблях, но способствовали развитию артиллерийского дела на флоте вообще.