По велению сердца - Киран Крамер

Финниан рассмеялся и взлетел в седло.

— Самое смешное угощение за всю мою жизнь. — Наглецу достало хладнокровия, чтобы покровительственно посмотреть на Маршу! — Вы всегда мне нравились, Марша.

— Для вас — леди Марша! — крикнула она, сжимая кулаки.

— Вам следует сдерживать свои порывы. Берите пример с меня. — Покачав головой, он взглянул на раздавленную конфету на тротуаре. — Смотрите, что вы наделали. Вы утратили свою сахарную сливу — лишились ее уже второй раз, ради меня. Не правда ли? — И двусмысленно усмехнулся.

Марша побледнела как мел. Как он смеет?!

А он снова рассмеялся и стегнул хлыстом лошадь.

Она подумала, что будет казаться себе запятнанной и выброшенной за ненужностью. В конце концов, чего стоило его замечание — оно было как удар в сердце. Но нет — она вдруг поняла, что освободилась от него, раз и навсегда. Мерзавец просто недостоин той бури мыслей и чувств, что она на него тратила!

Однако она медлила у подножия лестницы, не решаясь вернуться в дом.

Мать стояла в дверях гостиной. Марша отлично знала, что сейчас последует, и не была к этому готова. Только не сейчас; потом, когда гнев ее немного уляжется.

— Я иду наверх, — заявила она.

— Погодите, юная леди. — Кивком головы мать приказала Марше зайти в гостиную.

Питер взглянул на сестру с сочувствием. Мать крайне редко прибегала к столь суровому тону.

— Я пошел, — сказал он.

Мать кивнула, и он бросился вверх по лестнице, стуча башмаками. Волосы развевались в такт его шагам.

Марша чувствовала себя как непослушный ребенок, которого хорошенько отшлепали. Войдя в гостиную, она примостилась на стуле с жесткой спинкой, который стоял возле секретера. Дженис сверлила ее гневным взглядом, а мать смотрела задумчиво, изучающе. Так прошли несколько мучительных минут, в течение которых Марша слышала голоса Синтии и Роберта в коридоре. Они прошли мимо дверей гостиной; рты у них были набиты засахаренными сливами.

— Наверх! — приказала им мать.

Они уставились на Маршу, работая челюстями.

Ей пришлось сдержаться, чтобы не возвести очи к небу. Они тоже знали, что она в немилости! И кстати, сгорали от любопытства, что ее ужасно раздражало.

Она вспомнила дни своего детства. Гораздо лучше, если взбучка грозила кому-нибудь другому!

— Мама… — начала она, после того как Роберт с Синтией побежали наверх.

— Не говори ничего, — спокойно перебила мать, — пока не выскажусь я.

Марша проглотила ком в горле. Дженис смотрела на нее с выражением жестокой обиды, сжав кулаки.

Мама деликатно откашлялась.

— Твоей грубости по отношению к мистеру Латтимору нет никаких оправданий. Мне стыдно за тебя, Марша.

В комнате повисло напряженное молчание.

— Можно мне сказать? — подала голос Марша.

— Погоди! — вскричала Дженис. — Сначала я хочу кое-что сказать.

Мать вздохнула.

— Сначала Дженис. Мистер Латтимор — ее гость.

Дженис повернулась лицом к Марше.

— Как ты могла? — Ее глаза наполнились слезами. — Ты оскорбила не только его, но и меня. Я думала, он стал тебе безразличен. Я ему сочувствовала. И сейчас сочувствую.

У Марши сжалось сердце.

— Простите мою грубость, но я не могу терпеть присутствие мистера Латтимора в нашем доме. Не хочу видеть тебя несчастной, Дженис.

— Несчастной? — Дженис смахнула слезу. — Почему он должен сделать меня несчастной? Он самый красивый мужчина в мире. Он устраивает выходы для нашей семьи. Он всегда весел, у него прекрасные манеры. Как ты можешь видеть в нем какие-то недостатки?

— Да, Марша. — В прозрачных голубых глазах матери Марша видела тревогу. — Я сама удивляюсь. Что ты знаешь о нем такого, чего не знаем мы?

— А вы не слышали? — Марша поджала губы. — Лорд Чедвик отказал ему от дома и лишил содержания.

Разумеется, у нее с Дунканом все кончено. Однако сердце ее чуть не выскочило из груди, когда сегодня утром она прочла новость в газете. Неужели он сделал это из-за нее?

— Да, так говорят колонки светских новостей! — вскричала Дженис. — Но разумные люди должны соблюдать осторожность. Нельзя верить всему, что читаешь в газетах. В самом деле, однажды они сообщили, что ты и лорд Чедвик исчезли в разгар бала у Ливингстонов. Никто же не поверил сплетне!

Краска бросилась Марше в лицо.

— Вероятно, нет. Но мистер Латтимор переехал из Олбани и теперь живет у друзей.

— Да, — согласилась Дженис, — у лорда и леди Грин.

— Это в высшей степени уважаемые люди, — вмешалась мать.

— Он сам говорил мне и маме, — со страстью в голосе продолжала Дженис, — что брат не лишал его содержания. Просто он сам решил уехать из Олбани и начать жить самостоятельно. У Гринов он поселился лишь на время, прежде чем поступит в полк. Я считаю это решение весьма похвальным.

— Вынуждена согласиться, — сказала мать. — Меня восхищает его нежелание бесконечно пользоваться кошельком брата, подобно многим молодым людям.

Маршу охватило отчаяние. Дженис была неумолима. Мать, казалось, очарована Финном не меньше, чем Дженис. Но ей ли этому удивляться? Он лишил ее невинности, а потом бросил, но годы спустя она все еще находила его неотразимым.

— Мама, — сказала она, сдерживая гнев, — неужели ты позволишь Дженис ехать с ним сегодня в Воксхолл?

— Да, — твердо ответила мать. — Я безоговорочно доверяю Гринам и думаю, что глупо судить о Финниане Латтиморе на основании сплетни, которая мне кажется совершенно безосновательной.

— Я согласна, — сказала Дженис самодовольно, как показалось Марше.

И она вскипела — сказалось отчаяние, приправленное собственным печальным опытом.

— Дженис, ты совершаешь огромную ошибку. Не будь ты так наивна, увидела бы сама.

Дженис вскочила, дрожа с головы до ног.

— Значит, теперь ты ревнуешь! Ты сама виновата, что он переключил внимание на меня.

— Он мне совершенно безразличен, — отрезала Марша. — Но я хочу, чтобы и тебя он оставил в покое.

Дженис ахнула.

— Я так радовалась, когда ты вернулась домой, что ты проведешь с нами мой первый сезон — тем более что ты пропустила мой первый выход в свет. И я с радостью отдавала тебе моих поклонников. Больше того — я была счастлива видеть, что ты пользуешься успехом, несмотря на то, что пропустила собственный лондонский дебют. Но теперь я хочу, чтобы ты уехала назад, в эту свою школу!

Сестра выбежала из комнаты и бросилась вверх по лестнице.

Марша слышала ее сдавленные рыдания и ей тоже захотелось плакать.