Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей - Александр Герасимов

Остаток вечера был испорчен окончательно. Идоменей потребовал завершить пиршество, а затем позвал Ореста на разговор в свои покои. Остальные микенцы собрались в мегароне, дожидаясь возвращения царевича.

Орест довольно быстро вернулся от критского владыки, и лицо его было мрачнее некуда. Собрав отряд вокруг себя, сын Агамемнона объявил:

— Идоменей не доверяет Неоптолему. Кто знает, что на уме у мирмидонского дикаря?.. Хотя его силы слишком малочисленны для захвата острова, их хватит, чтобы затеять ссору с нашими моряками, оставшимися у кораблей. Неоптолем также способен отправить ночью лазутчика, чтобы тайно пробить дно судов. В любом случае, надо скорее рассказать обо всем Дексию. Пусть он удвоит стражу и внимательно следит за непрошеными гостями! Мы тоже приготовимся к возможным неприятностям. Как же легкомысленно я отнесся к появлению Неоптолема на Крите… Но теперь буду настороже!

Мнение предводителя разделяли все. Орест подозвал Акаста и спросил:

— Умеешь ездить верхом?

— Справлюсь, если это смирная кобыла, а не боевой жеребец. У моей матери был… приятель, который занимался лошадьми. Он и дал мне несколько уроков.

— Хорошо. Попроси в кносской конюшне лошадь со спокойным нравом, но достаточно быструю. Мне нужно, чтобы ты оказался в бухте до темноты и рассказал товарищам обо всем, что видел и слышал. Ступай!

* * *

Спустя некоторое время Акаст уже скакал на темно-серой лошадке по пыльной дороге в быстро сгущающихся сумерках. С одной стороны возвышались холмы с беспорядочными нагромождениями камней выше человеческого роста, с другой — протирался обрыв, края которого скрывала темнота. Акаст ехал, мысленно перебирая в голове все события минувшего дня и чувствуя неясную тревогу. Он понимал: Неоптолем не из тех, кто стойко переносит обиды… Слабо верилось, что пылкий и гневливый мирмидонец проведет во дворце спокойную ночь.

И все же Акаст надеялся на лучшее. Неоптолем приплыл на Крит лишь как посланник — ему должно хватить ума не рисковать всем ради мести и желания завладеть возлюбленной. Вдруг опасения Дексия и Ореста окажутся беспочвенными…

Погрузившись в рассуждения, Акаст не услышал, как запела тетива лука. Он почувствовал только удар.

Сильный толчок сбил его со спины кобылы — под лопаткой вспыхнула невыносимая боль, раздирающая тело на части. Акаст полетел прямо в овраг у дороги. Несколько мгновений его тело катилось на дно, но для Акаста они стали вечностью.

Он несколько раз ударился о пологий склон — сначала животом, потом рукой. Следом задел спиной выступающий булыжник, и древко торчащей стрелы переломилось. Наконечник дернулся в живой плоти, заставив Акаста закричать от невыносимой боли.

После этого наступила милосердная тьма, унесшая с собой все страдания. Тело молодого моряка обмякло на дне оврага, подобно куче небрежно брошенного тряпья.

Два мужских силуэта вышли из-за камней на придорожном холме. Один из них держал в руках лук, у второго висел на боку меч. Подойдя к краю дороги, они посмотрели вниз, на распластавшуюся безжизненную фигурку.

— Удачный выстрел, — заметил тот, что был с мечом.

— Хорошо, что скакал он не слишком быстро. Ну что, спустимся и проверим тело?

— Арес великий, зачем? Тут и здоровый костей не соберет после падения, а ты еще и знатно угостил его стрелой. Парнишка точно мертв.

— И то правда. Неоптолем истинно ведал, что надо делать, когда оставил засаду на дороге к побережью.

— Он тут бывал не раз, знает все пути от дворца до стоянки. Голова у нашего царевича работает что надо!.. Эта ночь будет успешной.

— Ага, — кивнул стрелок, — а теперь давай-ка поторопимся. Нужно вернуться к кораблям. Пусть во дворце сами разбираются с микенским отребьем… У нас иные заботы.

Они отошли от края дороги и только тогда обратили внимание, что в десятке шагов стояла лошадь и косила в их сторону влажным карим глазом, иногда нервно постукивая копытами.

— А с ней что делать? Пристрелим?

— Оставь. Не хочу убивать животное.

— Людей, значит, не жалеешь, но кобыла способна размягчить твое сердце? А что, если она самостоятельно вернется в конюшню? Тогда поднимется паника. Хотя… нет. К тому времени это уже будет не важно.

— Вот именно. У Крита вскоре хватит забот и без пропажи какого-то микенца! Так что расслабься, — один ободряюще хлопнул другого по спине, и они засмеялись.

Мирмидонцы удалились, их шаги стихли в сумерках. Лошадь еще немного потопталась на месте, а затем подошла к краю обрыва и принялась жевать клочок сухой, покрытой дорожной пылью травы.

* * *

Акаст очнулся, ощущая во рту тошнотворно-солоноватый вкус крови. Едва приподнявшись, он застонал, как от впившихся в тело раскаленных игл. Особенно нестерпимо болела спина. У Акаста не получалось отвести назад руку, чтобы потрогать рану, но он чувствовал: наконечник все еще плотно сидит внутри.

Стрела вызывала дикую боль, но Акасту внезапно пришла в голову мысль, что так даже лучше — он не сразу истечет кровью, что сулило бы верную смерть. Ощупав кое-как левой рукой живот и ноги, юноша убедился, что серьезных повреждений там нет — только ссадины от падения. А вот правая рука отказывалась слушаться и безжизненно висела вдоль тела… Видимо, сломана. Лицо тоже пострадало: из носа текла струйка крови, рот был разбит, но зубы и глаза остались на месте. Впрочем, при падении он мог свернуть себе шею, так что еще легко отделался…

Он застонал второй раз, но уже от отчаяния, когда увидел, насколько крут склон, по которому предстояло подниматься. Со сломанной рукой, раной в спине и почти без сил это казалось невозможным! Разве что боги вдохнут в него невиданную для смертных решимость или перенесут по воздуху…

Короткое ржание заставило его насторожиться. Неужели лошадь не ускакала? Он снова посмотрел наверх и заметил очертания пасущейся кобылы на фоне темно-вишневого вечернего неба. Это наполнило его сердце радостью.

«Надо добраться до нее… Еще не все потеряно!»

На лошади он смог бы вернуться во дворец и предупредить Ореста. Но тогда он не выполнит поручение царевича… Значит, надо добраться до бухты, как изначально и планировалось! Если, конечно, Акаст вообще сумеет залезть на кобылу и доехать до кораблей, а не свалится замертво на полпути.

«Шевелись! Промедление погубит и тебя самого, и всех остальных…»

Он тяжело поднялся, сделал несколько медленных шагов вверх по склону. Упал на колени и снова встал, стиснув зубы от боли.

Путь предстоял долгий и мучительный.

Шаг за шагом Акаст поднимался, цепляясь подвижной рукой за камни и редкие кусты на склоне. Пару раз моряк падал и соскальзывал вниз, но это его не останавливало. На теле появлялись все новые