Мертвый, как ты - Питер Джеймс

— По правде сказать, Ра, радость ты моя, плевать мне на твои стеклянные двери. Да и на тебя самого тоже. И трусы у тебя дурацкие, но давай не будем переходить на личности. Либо ты идешь нам навстречу, либо я тебя арестую, а потом разберу всю баржу по досочкам.

— Если вы разберете баржу, она потонет, — возразил Ра. — Сколько-то досочек вам самому понадобится. Разве что вы хорошо плаваете.

— Ты что, юморист? В цирке подрабатываешь? — рявкнул Поттинг.

— Нет. Я таксист. Работаю в ночную смену.

Поттинг сдерживался из последних сил.

— Ра, мне здесь нужно кое-что найти. Будет лучше, если ты мне все сам расскажешь и покажешь, где и что у тебя спрятано.

— У меня есть коллекция спускных цепочек от туалетов, но это мое личное дело. Я их вам не покажу. Можете осмотреть только те, что висят у меня в каюте. Их я могу вам показать. — Ра вдруг оживился. — Возле пирса в Уортинге есть отличный туалет с высоким бачком — могу сводить вас туда и, если хотите, показать вам цепочку. Хотите?

— Перестань валять дурака! А то возьму и спущу тебя в унитаз вместе с твоими цепочками, — пригрозил Поттинг.

Ра пристально посмотрел на сержанта и вдруг широко улыбнулся.

— В унитаз я не помещусь, — сказал он. — Там отверстие слишком маленькое!

— Когда я с тобой покончу, ты отлично туда поместишься!

— Н-нет… не помещусь!

— Отлично поместишься, радость моя. Спорим, мы у тебя кое-что здесь найдем. Так почему бы тебе не сэкономить наше время и не показать, где у тебя спрятаны туфли? Дамские туфли!

В глазах странного малого что-то мелькнуло; Поттинг сразу понял, что попал в яблочко.

— Нет у меня никаких туфель. Особенно дамских.

— Точно?

Ра несколько секунд смотрел Поттингу прямо в глаза, а потом опустил голову:

— У меня нет никаких дамских туфель.

— Приятно слышать, радость моя. Сейчас мои люди все проверят. Если мы ничего не найдем, то сразу уедем.

— Хорошо, — сказал Ра. — Только пусть не трогают мои туалетные цепочки.

— Я им передам.

Ра кивнул; он весь покрылся испариной.

— Понимаете, я уже давно их собираю.

— Туалетные цепочки? — спросил Поттинг.

Ра кивнул.

Сержант несколько секунд смотрел на него.

— Знаешь что, радость моя… Мне ужасно хочется спустить тебя в гальюн прямо сейчас!

16 января, пятница

Рой Грейс терпеть не мог ездить сюда. У него мурашки бежали по спине всякий раз при виде массивных кованых ворот. Издали казалось, будто за воротами прячется загородное поместье. Потом взгляд падал на золоченую табличку с надписью: «Муниципальный морг Брайтона и Хоува».

Настроение не поднимала даже кассета с записями Рода Стюарта. Поскольку стоянка у ворот была забита машинами, Грейсу пришлось въехать в ворота и парковаться у дверей приемного отделения. И дождь, как назло, припустил еще сильнее; вместо капель по ветровому стеклу хлестали полосы воды. Грейс заглушил мотор, а вместе с ним и песню «Мэгги Мэй». Со скрипом на полпути замерли «дворники». Грейс дотронулся до ручки дверцы и задумался.

Зрелище ему предстояло не из приятных… В животе свернулся тугой клубок.

Из-за жары и из-за того, что на поле нельзя было доставить огнетушители, горелый остов машины остыл только вчера. Эксперты признали в нем угнанный микроавтобус. От жуткого запаха Роя несколько раз вывернуло. На поле пахло горелой травой, резиной, краской, бензином, пластиком и человеческим мясом. К некоторым запахам так никогда и не привыкаешь, как бы часто ни приходилось с ними сталкиваться. И к некоторым зрелищам тоже. Несчастная обитательница микроавтобуса не являла собой приятную картинку.

Как и выражение лица Сэнди, когда он в четыре утра вернулся домой — ненадолго, только прилечь на несколько часов. Потом он снова должен был ехать на место преступления.

Сэнди ничего не сказала — наказывала его молчанием. Так она всегда поступала, когда злилась по-настоящему. Надолго умолкала и не разговаривала с ним. Делала вид, будто его не существует. Иногда такие приступы продолжались у нее по нескольку дней. Ее не смягчил даже купленный им по дороге огромный букет цветов.

Рою не спалось, но не из-за Сэнди. Он знал: со временем жена сменит гнев на милость и простит его. Он ворочался с боку на бок и напряженно думал, думал. Его мучило только одно. Неужели обгорелый труп, найденный в машине, — все, что осталось от Рейчел Райан?

Обгорелые трупы для него были страшнее всего. Как-то, еще новичком-констеблем, ему пришлось выносить из сгоревшего дома в Портслейде останки двоих детей — пяти и семи лет. Тогда все было в десять раз ужаснее, потому что от рук поджигателя пострадали дети. После того дела ему несколько месяцев подряд снились страшные сны.

Рой знал: то, что он увидит в морге, вызовет в нем такую же реакцию и будет мерещиться еще долго. Но у него не было выбора.

Он и без того опаздывал; утренняя оперативка, которую проводил начальник следственной группы Джим Дойл, затянулась. Грейс вылез из машины, запер ее и, подняв воротник плаща, поспешил к главному входу в морг.

На оперативке присутствовал сержант из группы расследования несчастных случаев, которая осматривала все машины, попавшие в серьезные ДТП. Сержант сказал: конечно, следствие только началось, но, судя по характеру повреждений, вряд ли микроавтобус сгорел в результате несчастного случая.

Грейс позвонил; через несколько секунд дверь открыла сама Элси Суитмен, старший прозектор. Поверх синей хирургической пижамы она надела зеленый пластиковый фартук, а штанины заправила в высокие белые резиновые сапоги.

По добродушному лицу сорокавосьмилетней Элси Суитмен трудно было определить, чем она занимается. Элси всегда держалась чрезвычайно весело и бодро. Глядя на эту жизнерадостную кудрявую женщину, трудно было представить, с какими ужасами ей приходится сталкиваться каждый день. Рой Грейс с благодарностью вспоминал, как тепло она заботилась о нем на самом первом вскрытии, где ему пришлось присутствовать по долгу службы, — его тогда едва не вывернуло прямо на прозекторский стол. Элси увела его в комнату отдыха, напоила чаем и посоветовала «не брать в голову». Она заверила его, что с половиной полицейских случается то же самое.

Рой вошел в дверь, напоминавшую дверь загородного особняка, миновал тесный вестибюль, и сходство с загородным особняком кончилось: в нос ударила всепроникающая вонь дезинфицирующих средств. Ее перебивал другой запах, от которого ему стало совсем нехорошо.

Зайдя в раздевалку, он надел через голову зеленый фартук и завязал тесемки за спиной. Рот и нос закрыл маской — ее завязал особенно плотно. На обувь натянул короткие белые резиновые бахилы, которые оказались ему велики. Неуклюже топая, вышел из раздевалки и повернул направо. Прошел мимо зала с застекленными опечатанными дверями — в нем производили вскрытие тех, кто, предположительно, скончался от инфекционных болезней, — и очутился в главной операционной. Дышать он старался исключительно ртом.