Святой нимб и терновый венец - Антон Леонтьев

Молодой человек упрямо продолжил:

– Мы знаем, где искать сокровища тамплиеров!

– Ну вот, отлично... – заскрипел зубами Каррингтон. – Когда мы оказались у финиша, ты сообщаешь об этом всему миру! Придется делить сокровища!

– Я отказываюсь от своей доли, – заявила Виктория, и Джек послал ей пламенный взгляд.

– И я тоже, – вставила Шрепп.

Девушка шумно вздохнула, немного удивленно глянув на нее.

– Милая, с вами все в порядке? – спросила с фальшивой тревогой комиссарша. – Мне не нужен клад, для меня главное, чтобы об евангелии, если оно будет найдено, узнал весь мир. А также о том, что вы нам поведали, профессор. Тогда мне удастся засадить Плёгера и его сообщников в тюрьму до конца жизни.

Луиджи смущенно заметил:

– А если благодаря этому я выведу на чистую воду комиссара Барнелли...

И он выразительно посмотрел на Викторию. Перехватив его взгляд, Элька дернула молодого полицейского за рукав и сказала:

– Профессор, нечего тянуть кота за хвост. Рассказывайте все, что вам известно. И мы немедленно примемся за проведение операции «Евангелие от Иисуса»!

Заголовок в «Corriera della Serra» гласил: «Папу Адриана убили? Ватикан скрывает правду! «Перст Божий» устраняет свидетелей! Убийца примет участие в конклаве?»

Отбросив свежую прессу, я с тихим стоном откинулся на подушку и уставился в окно.

Я помнил, как некто в облачении монаха скинул меня с лестницы. Меня обнаружили вернувшиеся с полуденной прогулки священники.

Как сказал лечащий врач, мне очень повезло. Я отделался сломанным ребром, вывихнутым запястьем, несколькими ссадинами и ушибами, не считая сильного сотрясения мозга. Из моей разбитой губы, которой я ударился о ступеньку, вытекло море крови, поэтому тот, кто пытался убить меня, решил, что я умер. Еще бы, я преодолел в полете не меньше семи метров: для любого другого подобное падение завершилось бы проломленным черепом и свернутой шеей. Похоже, мой несостоявшийся убийца решил претворить в жизнь очередное ватиканское правило: никогда не оставляй в живых опасных свидетелей.

Господь в очередной раз проявил ко мне неслыханную милость и не дал свершиться коварным планам убийцы, похитившего у меня доказательство того, что папа Адриан был отравлен. Меня доставили в клинику Гемелли, где я и провел последующие дни, изнывая от безделья.

По телевизору я наблюдал, как и сотни миллионов телезрителей, за церемонией погребения папы Адриана. На шестой день после кончины святого отца, в присутствии двухсот семидесяти тысяч паломников, допущенных на площадь Святого Петра, кардинал-декан отслужил заупокойную мессу. Тело понтифика положили в три гроба – сначала в бронзовый, тот – в оловянный и, наконец, в кипарисовый (туда же вложили красный сафьяновый мешочек с монетами, отчеканенными в период понтификата Адриана); последний разместили на паперти собора. На гроб положили раскрытое Священное Писание, страницами которого играл ветер, навеваемый Святым Духом. На церемонию погребения Адриана прибыли без малого двести глав государств и правительств, в том числе с две дюжины королей, королев и принцев. Я не сумел сдержать слезы, слушая проникновенную речь, произнесенную кардиналом– деканом, в чьих руках и находилась номинальная власть в период между смертью старого папы и выборами нового. Месса подошла к концу через три часа, и затем в присутствии узкого круга лиц (Антонио, конечно же, принадлежал к числу избранных!) гроб с останками Адриана опустили в одну из крипт под собором Святого Петра.

Внимание всего мира сфокусировалось на Ватикане, и не только потому, что отдавали последние почести замечательному человеку и изумительному папе. Журналисты, которым кто-то подкинул информацию о попытке убить меня, а также сведения о гибели братьев Формицетти, Яна Мансхольта и самого Адриана, не ведали удержу. Не только итальянские газеты, но и желтая пресса всего мира изгалялась над памятью святого отца, открыто заявляя, что его убили. Доказательств репортеры не приводили, но этого и не требовалось – им хотелось создать сенсацию. Увы, я-то знал, что статьи в газетах не выдумки бессовестных папарацци, а чистая правда.

Хуже всего, что около моего тела нашли медальон с изображением кометы и девизом «Да будет воля Твоя»! Обитатели Латиноамериканского колледжа не сумели держать язык за зубами, и на следующий же день обо мне сообщили как о жертве таинственного ордена «Digitus Dei». Журналисты вытащили на свет Божий давние истории и приписали ордену ответственность за смерть папы и его секретаря.

Ватикан в лице говорливого пресс-секретаря Майкла Дюклера все отрицал, но это только подливало масла в огонь. И газеты, и телеканалы, и Интернет старались перещеголять друг друга, выдвигая все новые и новые, одна нелепее другой, версии. О существовании «Перста Божьего» сообщалось как о доказанном факте, меня называли жертвой этой ужасной организации, совершающей по указанию Ватикана убийства, открыто упоминались имена тех, кто, по мнению репортеров, стоял за преступлениями. Больше всего доставалось кардиналу Плёгеру, которому даже дали прозвище «крестный отец» Ватикана.

Одним словом, в Риме творилась подлинная вакханалия, однако я никак не мог отделаться от мысли, что она кем-то заранее спланирована и очень тонко управляется. Те несколько дней, что протекли между погребением Адриана и началом конклава, стали самыми ужасными.

В Италии царило тропическое пекло, и даже я, выросший в Южной Америке, изнемогал от августовской жары. Казалось, что Господь, прогневавшись на пустые разговоры и бездоказательные наветы, ниспослал на Рим одну из казней, которые пали когда-то на египетского фараона и его подданных. Немилосердное солнце палило с утра до вечера, дождей не было, воздух раскалялся, не помогали кондиционеры и прохладительные напитки. Я, прикованный к кровати, не мог покинуть клинику и беспомощно наблюдал за тем, как церковь, охранять спокойствие коей было моим призванием, погрязает все глубже и глубже в пучине небывалого скандала. Все мы находились будто на вулкане – с учетом как диких температур, так и не менее диких слухов. И я со страхом ждал того момента, когда же произойдет небывалое по своей силе и последствиям извержение.

Антонио посетил меня всего один раз, да и то только для того, чтобы излить на мою грешную голову свое недовольство тем, что я оказался в больнице.

– Фелиппе, ты нужен мне бодрым и здоровым! – заявил он с порога. – А ты прохлаждаешься в клинике!

Я заметил, что о прохлаждении в клинике, с учетом наступившей беспощадной жары, не может быть и речи.

– Ты знаешь, что я имею в виду! – пресек мои возражения Антонио, пребывавший в весьма скверном расположении духа. – Весь мир только и говорит, что об убийстве Адриана. И за всем этим стоит «Перст Божий»! Фелиппе, скажи, ты узнал что-то новое о смерти папы?

Я совладал с искушением и решил, что Антонио не нужно знать о том, что мне стало известно. Сообщение о том, что Адриана в самом деле отравили и что у меня было на руках докоазательство преступления, все только усугубит.