История всех времен и народов через литературу - Евгений Жаринов

Но как же тогда быть с другим утверждением писателя о религиозном характере самого художественного творчества, о том, что на современном этапе именно искусство должно заменить собой религию? Налицо явное противоречие, но без противоречий невозможен и гений. Флобер словно преодолевает в себе позитивистские установки своего времени и стремится не столько соединить искусство и науку, сколько даже в науке отметить через то же искусство религиозный элемент, то есть то, что на современном этапе мы называем мифологизацией научного мышления. Отстраняясь полностью от внешнего присутствия на страницах своего собственного произведения, беря на себя роль своеобразного анонима, Г. Флобер на самом деле делает то, что раньше делали только средневековые художники, которые даже не хотели подписывать свои иконы и книги (вопрос, например, об авторстве «Слова о полку Игореве»), считая, что всякое вдохновение, всякое наитие – это проявление высшей воли. Принцип научности в таком случае в творчестве Г. Флобера начинает уже напоминать принцип Демиурга или высшего существа, который присутствует в каждой клеточке вновь созданной Вселенной, но присутствует тайно и скрытно от непосвященного глаза.

Но вернемся к повести «Простое сердце». Она неслучайно была включена автором в группу других повестей, которые так в свое время понравились И.С. Тургеневу. Известно, что «Иродиада» и «Легенда о святом Юлиане Странноприимце» были посвящены вопросам христианской веры. В первой речь шла о библейском персонаже Иоанне Крестителе, о царе Ироде и о его супруге. Известно также, что именно мученическая смерть Иоанна подготовила, по канонам веры, пришествие Христа. Конфликт между телесным и духовным в этой повести Флобер разрешает на библейском уровне, хотя, в соответствии со своей концепцией красоты как синонима истины, он рисует потрясающе убедительные и соблазнительные картины телесно-чувственного бытия (пляска Саломеи). Но вполне понятно, что в этом материальном нет и капли пошлости и буржуазности, так как оно освящено скорее традицией Ветхого Завета, Соломоновых песен и божественной чувственности, что характерно для всех древних религий, когда материальное и духовное еще не находились в антагоническом противостоянии, когда тело человека несло некую печать сверхъестественного.[161]

Здесь следует отметить проявление весьма существенного различия, обнаруживающегося в эстетических принципах Запада и основанного на русском православии. Красота для Флобера, как и для других писателей Западной Европы, никак не связана с нравственностью. Наоборот, красота эта может быть и убийственной, как в случае с Саломеей, но восхищение она вызывает и не перестает при этом оставаться истинной. Русская же православная традиция, которая нашла свое воплощение в эстетике А. Пушкина, Л. Толстого, Ф. Достоевского, А. Чехова, отличалась как раз своей строгой нравственной направленностью, и здесь косвенно мы сталкиваемся с еще одним проявлением проблемы Восток – Запад, которую нельзя не учитывать при сопоставлении Чехова и Флобера.

«Легенда о святом Юлиане Странноприимце» посвящена католическому святому. В большей степени она напоминает жанр, где преобладает прежде всего аскетизм и где в средневековом мировоззрении материальный мир представлен как мир тварей, а Юлиан должен непрерывно уничтожать враждебный всякой духовности мир, дабы в конце концов столкнуться с заживо гниющим прокаженным, где уже и речи не может быть ни о какой ветхозаветной красоте плоти, и только в этом почти истлевшем теле, как последнее испытание, ниспосланное Юлиану, и должен ему явиться Христос.

Именно в таком напряженном религиозном аспекте предстает перед читателями реалистическая повесть Флобера «Простое сердце», посвященная жизни не библейских и католических великомученников, а жизни современной писателю женщины, которая оказалась брошенной на грязный скотный двор всеобщей пошлости и духовной убогости, когда о самоотречении и речи быть не могло.

Обратимся сначала к самому названию повести. «Le coeur simple» или «Простое сердце» звучит как завуалированная библейская цитата. Речь здесь идет о «нищих Духом…», «о простых сердцем», о простоте в целом как о наивысшем проявлении христианской добродетели – смирении и преодолении гордыни. Именно простым людям и должны были открыться ворота в царствие небесное. Такую способность души своей героини и подчеркнул Флобер, когда писал, что «она плакала, когда слушала о страстях Христовых. За что они распяли его, так любившего детей, насыщавшего толпы, исцелявшего слепых и, по милосердию своему, пожелавшего родиться в бедной семье, в грязном хлеву? Посевы, жатва, орудия виноградарей – все эти обыденные события и предметы, о которых говорится в Евангелии, были ей близки, а присутствие Бога освятило их, и она (Фелисите. – Е.Ж.) еще сильнее полюбила ягнят (агнцев) и голубей как образ Святого Духа.

Даже само имя героини Felicite означает блаженство, что тоже позволяет увидеть здесь проявление общей религиозной тенденции. По мнению исследователей, Флобер имел все основания включить «Простое сердце» под одну обложку с двумя указанными повестями. Жизнь простой кухарки сродни житию святых, это тоже своего рода легенда, только перенесенная в современность.[162] По сути дела, перед нами притча о блаженной (Фелисите) праведнице. Блаженной она зовется потому, что совершенно не похожа на других людей, она способна их только удивлять особой преданностью и духовным отношением к миру, которые воспроизводятся писателем в феноменологическом ключе. В этой повести автору удалось запечатлеть важнейшее жизненное явление, к которому постоянно, особенно в XX в. возвращается литература: отчуждение человека в современном обществе, особенно когда речь заходит о человеке необыкновенного духа. В самом начале читаем: «В течение пятидесяти лет жительницы Лон-л’Эвека завидовали г-же Обен, хозяйке Фелисите.

За сто франков в год Фелисите готовила и убирала в комнатах, шила, стирала, гладила; она умела запрягать лошадь, откармливать птицу, сбивать масло и была преданна своей хозяйке, кстати сказать, довольно неприятной особе».

Прибегая к несобственно-прямой речи, Г. Флобер уже в первой фразе передает общий настрой соседских кумушек. Ими владеет только одно чувство – зависть. А Фелисите ценится только за неиссякаемое трудолюбие, неприхотливость и почти полное равнодушие к деньгам. Кумушек явно удивляет, почему именно госпоже Обен выпало такое счастье. Зависть рождает автоматически другое чувство – неприязнь по отношению к тому, кто оказался более удачлив. Фелисите же предстает перед нами как блаженная, человек, далекий от нужд пошлого меркантильного мира. В форме реалистического рассказа постепенно вырисовывается притча о праведнице, которую душевная чистота возвышает до идеальных образов, созданных народным воображением. Однако этот аспект не был замечен современниками. В основном видели проявление общей тенденции, направленной на социальное обличение, на критическое отражение жизни народа.

Так, во Франции успех «Простого сердца» оказался небывалым. Повесть вписалась в ряд литературных произведений 1860–1870-х гг., авторы которых отличались сочувственным отношением к проблемам простых людей. «Простое сердце» стала в один ряд с книгами Жорж Санд (кстати сказать, именно ей посвятил свой шедевр Г. Флобер), с «Отверженными» В. Гюго, «Жермини Ласерте» братьев Гонкуров, «Западней» Э. Золя.