Капитан "Корсара" - Стефани Лоуренс

– Что такое? – Судя по ее тону, она прекрасно понимала, что в нем происходит… смятение.

Как обычно, она ждала – его поддразнивание было одним из немногих случаев, когда ее терпение казалось безграничным.

Он развязал последний шнурок, и ее платье сползло со стройной спины. Он коснулся ее ладонями; пальцы и ладони ощупывали шелковистую кожу. Он обнял ее за талию и привлек к себе.

В зеркале, поверх ее плеча, он увидел ее глаза.

Он хотел ей сказать, но оказалось трудно подобрать нужные слова.

– Мне кажется, как будто после восьми лет пустоты я только что тебя вернул, только успел снова краем глаза увидеть рай – по крайней мере, как я его себе представляю – и вот я уже снова с радостью, точнее, без всякой радости рискую тобой, и всем, что нас связывает, и всеми нашими надеждами на будущее. – Он положил подбородок ей на плечо; из-под ресниц он следил за ее отражением. – Понимаю, так надо – тебе нужно это сделать, и почему нужно, тоже понимаю, и все же… – Он закрыл глаза и едва заметно покачал головой.

Изабель услышала и то, чего он не сказал; она почувствовала в нем напряжение, напряжение во всем теле и в обнимающих ее руках.

Она высвободила руки из рукавов и повернулась к нему лицом, не высвобождаясь из объятий. Она пытливо смотрела на него и видела то, что он позволял ей увидеть в сгущающихся сумерках.

– Мы не должны… и не можем… ограничивать себя, не можем отворачиваться и не делать того, что нужно, если это необходимо. Мы всегда будем такими. Но теперь, когда мы оба это понимаем, – она склонила голову, по-прежнему не сводя с него взгляда, – может быть, у нас все получится лучше. По крайней мере, с опытом сложные периоды будут не такими… удручающими.

Ройд несколько секунд пытливо смотрел ей в лицо:

– Хочешь сказать, что нам нужно к этому привыкнуть?

Когда она кивнула, он вздохнул:

– Я давно знаю: в этом ты лучше меня.

Изабель рассмеялась и, привстав на цыпочки, коснулась губами его губ.

Ройд послушно склонил голову, но, прежде чем оба закрыли глаза, он прошептал:

– Только ради моего спокойствия сознайся – ты не просто соглашаешься, но и сама очень хочешь снова сыграть роль приманки.

Обхватив ладонями его лицо, она подняла на него глаза:

– Да, хочу. Ради пленников, которых мы освободили, и ради тех, которых мы не освободили. Ради всех, кто нам помогал, ради Кейт… да, я хочу этого и ради нас с тобой. Завтра мы в последний раз испытаем судьбу – нам нужно позволить ветру наполнить наши паруса и посмотреть, куда он нас унесет.

Ройд вздохнул и едва заметно кивнул.

Изабель улыбнулась и поцеловала его. Крепко сжимая его лицо ладонями, она прижалась к нему губами и поцеловала со всей страстью и решимостью, на которые была способна.

Хватит слов; пора переходить к делу.

Одежда была сброшена, они хватали друг друга руками, ласкали ладонями, губы делались горячими и влажными.

Наконец они добрались до постели – и она победила, поставив ему подножку и толкнув на спину на одеяло, а затем поспешно забравшись сверху и оседлав его…

Однако оказалось, что он украдкой заводит ее. Что он с самого начала хотел, чтобы она заняла такую позу, чтобы он видел ее и его руки могли обследовать каждый сантиметр ее кожи – ласкать, мучить, дразнить. Обладать.

Изабель попыталась воспользоваться своим превосходством, по крайней мере, ответить ему тем же, но Ройд слишком хорошо ее знал; вскоре она могла лишь тяжело дышать, изнемогая от острого, мучительного желания – до такого состояния, что у нее из головы улетучились все мысли, а чувства скрутились в клубок, только кровь пульсировала в венах.

Всепоглощающее желание охватило ее, и она едва не зарыдала от нетерпения.

Источник облегчения у нее был только один.

Она встала и одним быстрым движением ввела его в себя – и ее мир сузился до этих пределов. До них, физически слившихся в одно целое и связанных всеми другими способами; оба лежали обнаженные на тонких простынях.

Они поглощали друг друга; Изабель отказывалась позволить ему отпрянуть и наблюдать; она требовала, чтобы он отправился в это путешествие вместе с ней. В этом она уже научилась настаивать на своем – как греховно покачиваться и напрягаться, замедлять и удерживать – и подчиняться.

Наконец Ройд сдался, и они поскакали вместе, поглощенные, захваченные, погруженные в ощущения, в ритмичное, волнообразное скольжение ее тела, которое нанизывалось и обволакивало его; время от времени они замедляли бег, чувствуя себя беспомощными перед волной мучительного наслаждения, они прижимались друг к другу и замирали, наслаждаясь… а потом снова начинали учащенно дышать и спешили дальше.

Вверх, еще выше. Напряжение было все сильнее, пока они не перешли на стремительный гибкий бег, задыхаясь. Оба горели, их пылающие тела слились воедино в этой отчаянной скачке, стремлении к пику, к завершению того, что манило их, но пока не давалось.

Пружина разжалась, и они воспарили – высоко, еще выше – в костер их внутреннего солнца, сверхновую звезду их чувств.

Экстаз окутал их, и они задохнулись. Оба выгибались и напрягались, в отчаянии льнули друг к другу.

Нахлынула огромная волна, накрыла их с головой, прошла через них. Наполнила их, отпустила, освободила.

Они услышали, как бьются их сердца, как радостно наполняются кровью вены. С радостью, которая пронизывала до костей и наполняла души, они ненадолго разделились, но тут же снова бросились друг к другу в объятия.

Изабель слушала, как его сердце успокаивается. Ощущала, как они оба соскальзывают в забвение.

Прежде чем они перевалили через край этого самого благословенного моря, она нашла в себе достаточно сил, чтобы звонко выговорить:

– Ты никогда не сможешь меня потерять, потому что я никогда тебя не отпущу.

Ройд обнял ее крепче и поцеловал в лоб.

Сон уже уносил ее прочь, и она услышала его слова:

– Ты моя, а я твой. И ничто на свете этого не изменит.

Сказать, что бал у Синстера привлек внимание всего общества, было бы значительным преуменьшением.

В одиннадцать на следующий вечер Изабель стояла рядом с Декланом сбоку от огромного бального зала и, поверх голов гостей, наблюдала за драмой, которая разворачивалась в дальнем углу.

К ним только что подошла Эдвина.

– Ничего не видно… Расскажите, что там происходит!

– Я только что закончила танцевать с Гарри Синстером, – объяснила Изабель, – и он вел меня отдохнуть, как вдруг подошел какой-то толстый джентльмен, очень нахальный, и попросил… нет, это слишком слабое слово… он потребовал, чтобы я сказала, откуда у меня ожерелье.