Ангел в эфире - Светлана Владимировна Успенская

тебе не предлагаю! — возмутилась Настя.

— Уже и пошутить нельзя…

— Ну, если только пошутить, — расслабился кавалер, — тогда конечно… Тогда я готов хоть сейчас расстегнуть штаны…

Он потянулся рукой к ширинке. Шутка зашла слишком далеко.

— Погоди, не торопись, — усмехнулась Настя. — Сначала объясни мне вот что… Всем известно, что служба безопасности на нашем канале работает на просмотр рабочих кабинетов… — Она указала пальцем на недреманное око камеры слежения, установленной в верхнем, труднодоступном углу. — Но кто изучает эти записи? И как часто?

— Хрен его знает! — грубо отозвался Валера, а потом догадался: — Ага, боишься, что твой муженек нас засечет? Законно! По-моему, если ничего особенного не происходит, то записи затирают…

— А если происходит? — спросила Настя.

— А что у нас может произойти? — ответил вопросом Валера.

Действительно, что?

Эти кассеты в бронированном сейфе у Шумского… Настя не раз видела, как начальник службы безопасности мирно попивает коньяк в кабинете директора дирекции детского вещания, и по простоте душевной полагала, что старого оперативника и ее покровителя связывает чистая мужская дружба. Но не старый ли милиционер поставляет кассеты серому кардиналу их телеканала, своему задушевному приятелю?

И что на них? Наверное, компромат. Клубничка. Шумский не преминет воспользоваться случаем, чтобы упрочить свое влияние на Цыбалина — пусть даже при помощи мелкого шантажа. Он из тех, кто считает, что в борьбе за место под телесолнцем любые средства хороши.

Ее мужа одно время называли в прессе главой голубой мафии… Сразу после свадьбы между ними бывали кое-какие отношения, кстати довольно вымученные, но после рождения Алины эти обременительные соединения прекратились, как отрезало.

Может быть, он вообще к связям с женщинами не приспособлен… Или ему уже по возрасту ничего не нужно? Вот и Валера утверждал…

Если на кассетах содержится компромат на ее мужа, то, завладев им, она получит прекрасный козырь в борьбе за дочь.

Именно на этот козырь она и рассчитывала.

— Дядя Захар, еще коньячку? — ласково спросила Настя, предлагающе наклонив бутылку.

— Н-не н-надо, я и так уже пьяный. — Хихиканье. Смешок. Совершенно осовелые глаза, под воздействием коньячных паров утратившие свой бдительный блеск.

Но, несмотря на возражения гостя, хозяйка наполняет бокал до краев. Подвигает его за хрустальную ножку ближе к своему визави. Терпеливо ждет, когда тот искупает слюнявые губы в пряной жидкости.

— М-мне еще домой ехать…

Игорь Ильич внимательно следит за женой. Под прицелом неприятного, прощупывающего взгляда она делает вид, что ей просто хочется угодить своему доброму дядюшке, она так любит его, так любит…

Хотя Шумский ей не дядюшка вовсе. И ей трудно спрятать ненависть в своем взоре — ведь актриса из Насти никудышная. Вообще, прямому и честному человеку трудно заниматься актерством — противно!

— Я отвезу вас домой, дядя Захар! — предлагает хозяйка.

— Для этого есть шофер, — жестко произносит Игорь Ильич, буравя жену неотпускающим взглядом. Кажется, он что-то подозревает.

И не напрасно!

Потому что Настя напряженно произносит в ответ:

— Тогда я провожу дядю Захара до машины! Мне нужно передать ему пару слов от мамы…

— Н-наташенька, — пьяно мычит Шумский, пытаясь расцеловать девушку и, очевидно, путая ее со своей бывшей пассией. — Кр-расавица! Ангел голубоглазый!

И пока муж вызывает шофера, она помогает дядюшке подняться, находит его одежду — легкий-плащ с утяжелением в районе правого кармана, который оттягивает пудовая связка ключей. Набросив плащ на Шумского, заботливо застегивает пуговицы на груди. Произносит нежно, с дочерней укоризной:

— Ну что же ты, дядя Захар, так набрался…

Дядя Захар лепечет нечто невнятное:

— Регина п-приедет завтра… Т-тебе она понравится… И знаешь, она души в Алине не чает…

Настя досадливо морщится. Шумский совсем пьян… Какая еще Регина, мать Вадима? Но ведь она давным-давно умерла… Или?..

«Пьяный бред!» — фыркает девушка, Потом передает дядюшку шоферу в целости и сохранности, за исключением ключей, которые находят пристанище в ее крошечной сумочке. За этим небольшим исключением.

Ключ от сейфа — небольшой, фигурный. Настя надеется, что в два счета справится с ним, потому что у нее дома стоит точно такой же сейф. Открыть его просто: поворот по часовой стрелке, потом поворот против, потом еще раз по часовой. Не столько этот ящик способен хранить секреты, сколько призван своей неприступностью отпугнуть потенциального налетчика.

Днем Настя звонит своему дядюшке, будучи уже в здании телецентра.

Шумский мучительно стонет в трубку свое похмельное «алло».

— Дядя Захар, как ваше самочувствие? — интересуется девушка, одновременно открывая дверь дядиного кабинета дядиным же ключом.

— Мне х-худо, — пораженчески бормочет трубка.

— Игорь Ильич просил вас заехать в министерство… Ну, помните, насчет продления лицензии…

Поднявшись на стул, она тянет руку к зависшей под потолком камере, чье недреманное око нацелено на сейф.

Шумский жалобно мычит в трубку — кажется, он сейчас вообще ни на что не годится.

— Хорошо, а завтра?

Залепив жвачкой объектив, Настя легко спрыгивает на пол.

— Выпейте стакан свежеотжатого апельсинового сока! — советует заботливая племянница, прежде чем нажать отбой.

Дядюшка клянется, что сегодня он из дома ни ногой, хоть режьте его!

Ключ беззастенчиво гремит в сейфовом замке.

Стройная стопка кассет перемещается на стол. Ба, да там еще какие-то бумаги, много бумаг, их необходимо тщательно изучить…

Ну, ничего, она никуда не торопится!

Ксероксные серые листы, фотоснимки, документы с печатями…

Стоп, как здесь оказалась ее медицинская карта?!

Настя оторопело листает лохматые страницы. Торопливый медицинский почерк: «DS — беременность 8 недель, направление кровь на RV, ВИЧ». Дата, число, подпись врача.

Результаты анализов…

Фотоснимок, мутный, как будто снятый с камеры слежения: квартира с табличкой «19» над дверным глазком, чей-то силуэт в черном проеме. Сутулая, странно знакомая спина, прямые длинные волосы рассыпаны по плечам. Кажется, это снимок той квартиры, где Настя обитала еще до первого расставания с Бесом…

Следующая фотография, тоже странная, нечеткая, расплывчатая: клуб, танцпол, Настя с искаженным лицом корчится возле сцены в натужном веселье, у микрофона — Вадим, скрюченный музыкальным пароксизмом…

Снимок дрожит в Настиных руках. Откуда взялась эта фотография? Почему она, как нечто ценное, хранится под замком, за семью печатями, в бездонном сейфовом брюхе?

А ведь есть еще кассеты, много кассет… Сейчас Настя, просмотрев их, отберет из них те, что сгодятся ей в борьбе против мужа. Может быть, там запечатлены сцены оргий, или служебный компромат, или совершенно секретные материалы…

Первая кассета, самая нижняя в стопке… Девушка вставляет ее в щель магнитофона, до шепота притушив звук.

Фу, какое отвратительное качество! Серая рябь, крупное зерно, тяжело смотреть, невозможно узнать…

Впрочем, не так уж невозможно — в женщине на экране она внезапно распознает себя. Дата