Разбойник - Керриган Берн

Вдыхая дивный воздух, охлажденный речной водой и подслащенный колокольчиками, Фара обернулась, чтобы полюбоваться фронтонами аббатства. Да, пока она смогла отвлечься. Но ум был мощным инструментом, только совершенно бесполезным, когда дело касалось сердца.

Фара делала все возможное, чтобы занять себя. Ремонт в аббатстве, работа с Мердоком по переводу, утверждению и пониманию ее финансов, которые оказались куда более внушительными, чем она предполагала, и знакомство с хэмпширским обществом. Графиню Нортуок приглашали в каждую гостиную, за каждый обеденный стол, так как она стала последним и самым стильным предметом толков. Не только из-за того, кем она была, но и из-за того, за кого вышла замуж.

Решив вернуться назад, Фара пнула камень носком ботинка. Она определенно не чувствовала себя замужней женщиной. После ее отъезда из Блэквелл-Хауса в Лондоне прошло два чрезвычайно занятых и утомительных месяца. Занятых – потому что Фара очень много сделала, и утомительных – из-за бессонных, одиноких ночей.

Нортуок-Эбби казалось огромным и пустым даже после того, как Фара вызвала из Бен-Мора на помощь Уолтерза и Тэллоу и поселила Джемму с Уолтерзом на кухне. По правде говоря, она рассчитывала, что это настолько разозлит Дориана, что тот приедет за ней и увезет своих людей назад в Бен-Мор. Но, по словам Мердока, ее муж остался в Лондоне, став таким затворником, что его стали считать пленником собственного дома.

«Скорее уж пленником собственного разума», – подумала Фара.

– Как ты думаешь, когда мы вернемся в Лондон? – спросил Мердок в конце того первого тоскливого месяца.

– Вероятно, в первую неделю «никогда», – парировала Фара, которой была ненавистна горечь в собственном голосе, потому что та скрывала рану, которую леди Блэквелл уж и не надеялась излечить.

– Миледи… – начал было Мердок, но тут же замолчал, потому что так и не нашел нужных слов.

– Я не шучу. Я не собираюсь возвращаться к нему. Нортуок-Эбби теперь мой дом. Блэквелл может сидеть в своем проклятом замке и раздумывать о том, как его жизнь проходит мимо. – Фаре даже не верилось, как сильно это задевало ее. Как разочаровывало и расстраивало. Фара всегда считала себя спокойной и рассудительной женщиной, склонной к любопытству и независимости, но не к вспышкам гнева и напыщенной болтовне. – Нам дали второй шанс на жизнь, на счастье, и я собираюсь им воспользоваться. А уж как будет вести себя он, его дело.

Фара пожалела бы о первых словах, сказанных Мердоку, если бы они каким-то образом не касались его. Ведь Мердок, в свою очередь, воспользовался своим вторым шансом с Тэллоу.

Лакей, ставший теперь дворецким, стал чаще улыбаться и меньше заикался. Хотя они с Мердоком держали свои отношения в секрете, Фара заметила, как они защищали и ободряли друг друга; заметила и легкие прикосновения одной руки к плечу другой, когда они где-то пересекались, и то, что в комнате Тэллоу не спали целую вечность.

Еще один месяц Фаре понадобился на то, чтобы понять, что она не была счастлива. Ни капельки. Отчаянное одиночество преследовало ее в спокойные моменты и донимало даже тогда, когда она собирала вокруг себя людей.

Пройдя через сад, Фара направилась к кухонной двери, вдыхая запах выпечки Уолтерза. Возможно, он приготовил что-нибудь с весенними фруктами и сливками. Или, если ей повезет, выполнил свою угрозу испечь пирог на оливковом масле с консервированной вишней, рецепт которого прочел в итальянской кулинарной книге. К тому же они только что получили партию темного испанского шоколада, так что, возможно, Уолтерз и с ним сотворил чудеса.

В животе Фары заурчало от предвкушения пиршества, но, распахнув дверь, она оторопела при виде открывшейся ее взору сцены.

Высокий Фрэнк обхватил Джемму сзади, его подбородок покоился на изгибе ее шеи, и он смотрел, как она кладет сахарную пудру в какую-то смесь.

Фара смотрела на них от двери, но пока ни один из них ее не заметил. Ингредиенты блюда были беспорядочно разбросаны по деревянному столу в центре кухни, и Фара поняла, что это дело рук Джеммы, поскольку Фрэнк до навязчивости придирчиво относился к чистоте.

Тазы, раковины, плита, духовки и столовые приборы Нортуок-Эбби были приобретены по заказам Уолтерза и весьма напоминали те, которыми он пользовался в Бен-Море.

За два месяца Джемма не столько преобразилась, сколько адаптировалась. Ее платья стали новее, кожа и волосы – ярче, но она сохранила упрямое чувство собственного достоинства и использовала свою вульгарность как оружие.

И все же, наблюдая за этой парой, Фара заметила на лице женщины выражение, которого никогда раньше не видела. Уязвимой незащищенности.

– Ты слишком грубо его взбиваешь, – мягко подсказал Фрэнк, обхватив ее руку своей огромной ладонью. – Надо медленнее. Вот так.

– Я же говорила, что у меня ничего не получается, – сердито возразила Джемма. – Я могу изжарить птицу к чертовой матери, но от выпечки меня всю трясет.

Повернув голову, Фрэнк поцеловал ее в подбородок.

– У тебя прекрасно получается, – убежденно произнес он. – У тебя вообще много чего получается.

– Да будет тебе, – проворчала Джемма. Но женщина улыбнулась, глядя на их сплетенные руки, и расслабилась в его объятиях.

Фара тихо отступила назад, убедившись, что они ее не заметили, и постаралась закрыть дверь как можно тише. Джемма и Фрэнк? Нахмурившись, она задумчиво направилась к главному входу. Она была так поглощена собственными проблемами, что не заметила их привязанности. Или, возможно, просто не хотела видеть, как любовь и надежда расцветают здесь, в Нортуок-Эбби. Каждый хватался за свой второй шанс в жизни. И за любовь. Мердок и Тэллоу, а теперь еще Джемма и Фрэнк.

Фара радовалась за них. Если кто и относился к Джемме с добротой и бесконечным терпением, так это Фрэнк. И бывшая проститутка, вероятно, не будет возражать против его медленной речи или простодушия. Такой кроткий гигант, как Фрэнк Уолтерз, может дать ей свободу, защиту и с готовностью позволит ей принимать решения. И тогда Джемма наконец получит контроль над своей жизнью и чистую любовь Фрэнка.

Фара не могла притворяться, что вся эта романтика не делает ее одиночество еще более разрушительным. Она не хотела огорчаться. Не желала обижаться на судьбу тех, кто ей дорог. Это ниже ее достоинства.

И все же…

Робкая близость нежного объятия, подобного тому, которое она только что видела, вызвала такое сильное желание, что у нее заныла кожа. Каждое ласковое прикосновение Мердока и Тэллоу было подобно лезвию, скользящему между ее ребер и вонзающемуся в сердце.

Фара знала, что способна любить сильнее, чем большинство людей. Иногда ей казалось, что своей заботой и любовью она способна охватить весь мир. Она хотела обнять каждого нелюбимого ребенка, спасти каждую раненую душу. Ей хотелось обнять человека, которого она любила, и заставить его ответить ей тем же.

Но он этого не сделал, не мог.