Слепой. Тропою белого дьявола - Андрей Воронин

может быть. Про оборотней в погонах слыхал? Вот то-то же. А ты говоришь – не может…

С этими словами он перестал наконец копаться у себя под плащом, вынул оттуда пистолет с коротким глушителем и выстрелил четыре раза подряд – в Ковалева, в сержанта, потом снова в Ковалева и опять в сержанта. Последние два выстрела были лишними – оба милиционера были сразу же убиты наповал.

…Деловито, мирно дребезжа, светло-серый микроавтобус «УАЗ» беспрепятственно покинул тихий пристанционный поселок и покатился по укатанной гравийной дороге в сторону скоростной федеральной трассы, ведущей в Москву. Примерно в километре от перекрестка он свернул с дороги и запрыгал по ухабистой грунтовке, которая, петляя по заросшему сорной травой полю, скрывалась в темном еловом перелеске. Здесь, в вечном полумраке под сенью старых, разлапистых елей, куда даже в самый погожий день не проникали солнечные лучи, а голая, без травы и подлеска, земля была устлана толстым, пружинящим ковром старой хвои, «уазик» остановился. Бойцы в камуфляже, водитель микроавтобуса и даже московский чин в кожаном плаще, выстроившись цепочкой, сноровисто перекидали пакеты с кокаином из «уазика» в замаскированный свеженарубленным лапником темно-синий «лендровер». Здесь же, в лесу, камуфляжные комбинезоны и бронежилеты были сняты и вместе с автоматами спрятаны под сиденья вездехода, уступив место темным деловым костюмам, из-под которых выглядывали демократичные шерстяные свитера. Водитель в спортивной куртке и чин в кожаном плаще переодеваться не стали; компания погрузилась в «лендровер», оставив пустой микроавтобус с распахнутыми дверцами сиротливо стоять в лесу.

Выбравшись на трассу, водитель включил синие проблесковые маячки, и под пронзительный вой сирены «лендровер» на скорости около двухсот километров в час устремился в Москву.

* * *

Шурави затянулся сигаретой и щелчком сбил с лацкана своего черного кожаного плаща случайно очутившуюся там чешуйку пепла. Прозвище Шурави Хромой Абдалло за неимением лучшего придумал сам, этим вообще исчерпывалась находящаяся в его распоряжении информация о собеседнике.

– Так я не понял, чего ты, собственно, хочешь, – глядя мимо Абдалло, сказал Шурави.

– Чего я хочу… Чего может хотеть старый человек вроде меня? Только покоя! Предложить вам еще чаю?

– Нет уж, уволь. У меня уже и так внутри булькает, а ты до сих пор ни слова не сказал по делу. Все ходишь вокруг да около, как кот вокруг сала. Покоя он хочет… Ну а конкретнее?

– Я хочу, чтобы он оставил меня в покое, – твердо произнес Абдалло. – Раз и навсегда.

– Значит, намека он не понял, – констатировал Шурави.

– Напротив, – возразил Абдалло, – понял очень хорошо. Но, кажется, сделал из смерти своей родственницы совсем не те выводы, которых вы добивались. Я повсюду на него натыкаюсь. Он меня преследует!

– Говорит что-нибудь? – рассеянно поинтересовался Шурави. – Задает вопросы?

– В том-то и дело, что нет. Просто смотрит на меня некоторое время и исчезает. Мне страшно, Шурави!

– Этого он и добивается. А парень, надо отдать ему должное, оказался крепче тебя! Наша попытка оказать на него моральное давление ничего не дала, а он на тебя давит. И, как я вижу, не без успеха.

– Ему просто нечего терять, – хмуро произнес Абдалло.

– Это верно. Что ж… Ты знаешь, как его найти?

– Я не стал бы обращаться к вам, если бы все было так просто.

Шурави досадливо поморщился и небрежно уронил окурок в пиалу с остатками чая на донышке. Окурок длинно зашипел и испустил струйку пара. Абдалло передернуло. Эта пиала, вместе с другими привезенная с родины, прослужила ему не один десяток лет, превратившись почти в семейную реликвию. Он подавал ее только самым дорогим гостям, самым уважаемым людям. И вот один из этих людей небрежно, между делом осквернил освященный многолетней традицией сосуд, и теперь пиалу придется выбросить на помойку, где ее почти наверняка подберут грязные русские бомжи…

– Очень мило, – сказал Шурави. – Ты про него ничего не знаешь, зато сам как на ладони… Да, скверное положение. Мне действительно придется заняться решением этой проблемы.

– Я вас очень прошу, уважаемый, – сказал Абдалло.

– Займусь, займусь. Будет тебе покой, которого ты так жаждешь. Слово российского офицера!

– Это самая надежная гарантия, – подпустив строго отмеренную дозу лести, почти пропел Абдалло. – Я уже почти спокоен.

– «Почти» не считается, – хмыкнул Шурави. – Да, скверно, скверно… Скверно, Абдалло! Придется нам с тобой быть осторожнее, уважаемый. Вот, возьми.

Вынув из кармана, он положил на стол и подтолкнул к Абдалло новенький мобильный телефон.

– Мой прежний номер забудь, – говорил Шурави, пока Хромой осторожно вертел в руках черно-серебристую игрушку, – он больше не действует. Связь будем держать вот по этому аппарату. Запомни, он предназначен только для связи со мной, ни для чего больше.

– Он какой-то особенный? – спросил Абдалло, проведя указательным пальцем по табличке с названием известной фирмы – производителя мобильных телефонов.

– Представь себе. На корпус не обращай внимания, корпус стандартный. А вот начинка – да, особенная. Одна наша секретная разработка… Это долго объяснять. Словом, теперь, чтобы подслушать наш с тобой телефонный разговор, понадобится целая гора дорогостоящей электроники размером с дом.

– Благодарю за доверие, – сказал Абдалло, с должным почтением убирая телефон в карман. Теперь, получив разъяснения, он понял, почему аппарат сразу показался ему непривычно тяжелым. Русские – башковитые ребята, но создавать приборы, которые нельзя отремонтировать с помощью топора и рубанка, до сих пор не научились. Помнится, была такая шутка, которую они же сами про себя и придумали: советские микросхемы – самые большие в мире…

– Не за что, – сказал Шурави. – Я ведь не только о тебе забочусь, но и о себе тоже. Мы с тобой, уважаемый, прямо как в песне, одной веревкой связаны…

Абдалло не знал, о какой песне он говорит, но не стал уточнять, чтобы не затягивать разговор. В присутствии Шурави он всегда чувствовал себя скованно и неуютно; этот человек напоминал ему гранату с разболтавшейся чекой. Шурави был неизменно спокоен и ровен в общении, ни разу не вспылил, не струсил и не нарушил данного обещания, но от него все равно исходила угроза. В конце-то концов, если разобраться, граната тоже взрывается только один раз.

Словом, Абдалло при всем его уважении к Шурави испытал немалое облегчение, когда тот наконец встал из-за стола, вышел из