Амнезия - Сэм Тэйлор

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Перейти на страницу:

Однако скоро — подумать только, проходит так мало времени! — жизнь моих врагов возвращается в нормальное русло. На их лицах снова появляются улыбки, они снова целуются и хохочут. Не проходит и двух недель после моей «кончины», а они уже забыли обо мне. Я не могу поверить в подобное бессердечие! Выходит, моя жизнь так мало значила для них? Подумать только, мой лучший друг и моя единственная любовь! Из-за них я покончил с собой, а не прошло и двенадцати дней, и вот они сидят себе в таверне, шутят, с аппетитом вкушают пищу, спят, любятся друг с другом! Я задумываю месть.

Вечером первого июня 1893 года, облачившись в старую одежду и припудрив руки и лицо, я появляюсь в квартире Ивэна. Неслышно прохожу мимо Анжелины, которая мирно дремлет на диване. Ивэн сидит на кухне и, что-то бормоча себе под нос, наливает виски в два стакана. Футах в трех от него я останавливаюсь. Ивэн поворачивается и случайно замечает в оконном стекле призрак своего почившего друга Джона Прайса. О, какой вопль извергают его уста! Какой сладкой музыкой звучит для моих ушей звон разбитого стекла! Встревоженная Анжелина вбегает на кухню, но мне удается ускользнуть. На сегодня моя работа завершена, но завтра я явлюсь им в парке или в опере… Я буду годами преследовать их! Я стану их Банко!

Ночью я сплю на удивление крепко. На следующий день, желая узнать, какое впечатление произвел на зрителей мой вчерашний выход, я снова отправляюсь к Ивэну. Квартира пуста, и тогда я иду на Лафф-стрит. На безоблачном небе сияет солнце. Пот стекает по лицу, смывая пудру. Еще с улицы я слышу звук, с которым из бутылки шампанского вылетает пробка. Крадучись, я обхожу дом и оказываюсь на залитой солнцем лужайке. Анжелина и ее дружки, эти счастливчики, родившиеся в рубашках, сидят на одеяле, пьют и веселятся. Я не верю своим глазам — эти чудовища затеяли пикник! Картина повергает меня в такую ярость, что я едва сдерживаюсь, но тут замечаю, что Ивэна с ними нет. Время от времени Анжелина обращает рассеянный взгляд к чердачному окну. Окно открыто. На чердаке — комната для гостей. Иногда, чтобы не попасться на глаза слугам, Анжелина звала меня туда. Наверняка Ивэн прячется на чердаке. Я не могу взять в толк, что он делает на чердаке в такую погоду, но не хочу упустить новую возможность. Забравшись в дом через окно первого этажа, я поднимаюсь вверх по ступеням.

У меня сохранились удивительно яркие воспоминания о том, как я карабкаюсь по лестнице в доме Анжелины. Они мешаются с воспоминаниями о лестнице в другом доме, где я впервые увидел ее без одежды. Та же растерянность и замешательство. Меня накрывает своего рода дежа-вю — незваное напоминание о том, как странно началась наша история. Сердце наполняет страх. Наверняка, о мой рациональный читатель, ты сочтешь эти чувства причудами памяти, ложными воспоминаниями, и, рассуждая логично, мне трудно с тобой не согласиться. Но как объяснить другое дежа-вю, которое я испытал, впервые карабкаясь по лестнице того борделя? Как объяснить, что уже тогда, в самом начале, я предвидел финал этой истории, ощущал, что все плохо кончится?

Как бы то ни было, когда внезапное головокружение проходит, я взбираюсь на чердак. У двери останавливаюсь и прислушиваюсь. Молчание. Наверное, Ивэн спит. Я толкаю дверь. Она бесшумно отворяется.

У окна, вполоборота к двери, он что-то пишет в черном блокноте. Выражение лица, серьезное и сосредоточенное, разительно отличается от лиц его приятелей, веселящихся на пикнике внизу. От жары в комнате нечем дышать, и Ивэн сидит за письменным столом в одном белье. Сидит и пишет предсмертную записку, хотя тогда никто из нас еще не знает об этом. Не издав ни звука, я просто стою в дверном проеме и смотрю на него. Минуту спустя он вздыхает и откидывается в кресле и тогда уголком глаза видит меня. Ивэн не поворачивается, лишь издает стон и закрывает лицо руками. Довольно, решаю я тогда. Неужели он не понимает, что перед ним не призрак, а существо из плоти и крови? Я разворачиваюсь и на цыпочках выхожу из комнаты. Спускаясь по лестнице, я слышу, как Ивэн плачет и повторяет мое имя.

Никем не замеченный, я вылезаю из окна и останавливаюсь рядом с домом, чтобы носовым платком стереть с лица пудру, и тут слышу звук, который не берусь описать. Самого крика я не помню, но зловещее молчание, наступившее вслед за ним (или все это лишь причуды моего разыгравшегося воображения?), куда страшнее. И тогда я позорно бегу, не слушая воплей и стонов, которые несутся вслед, прозревая горькую правду еще до того, как назавтра прочту о ней черным по белому в газетах.

Ивэн Доуз надул меня. В этой игре в вист, где ставкой была жизнь или смерть, он вышел победителем. У меня не хватило духу покончить с собой, а ему это удалось.

Последующие дни не оставили в моей памяти никаких следов. Наверное, большую часть времени я пил или спал в комнате с задернутыми шторами. Я призывал забвение, но оно не наступало. Словечко «вина» ничтожно мало, чтобы выразить всю глубину моего отчаяния. Я сознавал, что совершил. Никакое наказание не могло считаться слишком суровым.

Впрочем, миром и человеческой жизнью управляют иные законы. Наши воспоминания, постепенно угасая, спасают нас от ада существования. И подобно Ивэну и Анжелине, которые находили в себе силы смеяться и любить друг друга уже через двенадцать дней после моего «самоубийства», со временем я стал различать в мрачном облаке скорби и ненависти к себе возможность искупления. Я начал снова мечтать об Анжелине. Вспоминал нашу любовь, ее щедрость и широкую натуру. Войдя в мою жизнь, Анжелина словно извлекла из плотно закрытой раковины мою пугливую и робкую душу. Именно она научила меня жить. Я вспоминал нашу почти телепатическую близость, то, как мы смеялись, ласкались, шептали на ушко друг другу разные глупости. Мой романтизм и ностальгия возвышали Анжелину, поднимали ее на пьедестал, заставляя забыть о том, что она была просто женщиной и ей были свойственны недостатки и слабости. И все же я никогда не забывал, что прежде всего мы с Анжелиной были друзьями. И сейчас мы страдали, пусть и по-разному, но переживая одно горе. Кто знает, возможно, мы обретем утешение в объятиях друг друга. Кто знает, возможно, — и здесь доводы рассудка отступали перед моим неистовым воображением — мы снова полюбим друг друга и, презрев законы физики и метафизики, повернем время вспять. Нам не дано поднять из могилы Ивэна, и, признаюсь тебе, читатель, в глубине души меня это радовало. Ивэн, этот змий, ныне стал прахом, и я не видел причины, почему бы нам с Анжелиной не попробовать возродить наш потерянный рай.

В свою защиту должен сказать, что физически в то время я был как никогда близок к смерти. Денег у меня осталось сущие гроши, но я не испытывал никакого желания пойти и заработать себе на пропитание, да и есть совсем не хотелось. Словно путник, заплутавший в пустыне, я начал видеть миражи. Мечта о том, что мы с Анжелиной снова полюбим друг друга, была самым ярким из них. Однако эта смехотворная, нелепая мечта, по сути, вытащила меня из могилы. Без надежды и желания, которые рождали во мне воспоминания об Анжелине, тем летом я просто уморил бы себя голодом.

Вместо этого я начал есть, выходить на улицу, копить силы. Спустя неделю после того, как я снова начал мечтать об Анжелине, я смог недолго постоять около ее дома. Не знаю, почему я не постучался в дверь. Трусость, ставшая привычкой? В дом вбегали слуги, выносили мебель и картины, а я как дурак безмятежно следил за их суетой, не задумываясь о причине. И только на следующий день после обеда, когда, одолев дрожь, я постучал в знакомую дверь, все разъяснилось. Служанка Анжелины Жанетт, узнав меня, вскрикнула. В глазах девушки промелькнули страх и боль.

1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?