Девушка в башне - Кэтрин Арден

– Оставайся здесь, Вася, – велел Саша. – Спрячься. Закрой ворота.

Он бросился в бой: меч сиял в отблесках факелов. Стражники со всего двора бежали к терему. Затем у главных ворот раздался грохот. Стражники замедлились, не зная, что серьезнее – угроза сзади или угроза спереди. Саша не колебался. Он побежал к южной лестнице и исчез в темноте.

Вася закрыла ворота по просьбе Саши и нерешительно застыла в тени. Она оглядела дрожащие главные ворота, растерянных стражей терема, свет, дико мигающий в узких окнах терема.

Она услышала крик своего брата, звон его меча. Вася помолилась о его жизни и побежала в конюшню. Если она и собиралась помочь великому князю, ей был нужен ее конь.

Вася подбежала к вытянутому низкому зданию конюшни и снова замерла в тени. Один из стражников во дворе закричал и упал: его пронзила стрела со стены. Целый двор ожил в криках, заполнился суетой, растерянными людьми, многие из которых были пьяны. Полетели стрелы, и еще больше людей упало на снег. В шуме Вася снова узнала крик Дмитрия – теперь отчаянный. Вася молилась, чтобы Саша успел.

Удары в ворота усилились. Ей нужно было попасть к Соловью. Найдет ли она его в конюшне? Вдруг его убили, увели, ранили…

Вася свистнула.

И испытала огромное облегчение: с конюшни послышалось знакомое яростное ржание. Затем раздался удар, словно Соловей собирался снести стены. Другие кони тоже заржали, и вскоре все здание охватил шум. В общем гвалте выделялся другой звук: свистящий рыдающий вопль, не похожий на ржание обычной лошади.

Вася прислушалась к крикам полусонных конюхов. Улучив момент, она вбежала в конюшню.

Там царил хаос, как и во дворе. Перепуганные лошади бились в стойлах. Конюхи не знали, что делать: успокоить их или проверить, что за шум снаружи. Конюхи были обычными слугами, невооруженными и испуганными. Шипение и свист стрел были хорошо слышны, как и крики.

– Делай, что должна, и уходи, – раздался слабый голос. – Враг рядом, и ты пугаешь нас.

Вася бросила взгляд на тени сеновала и увидела крошечные глазки на хмуром лице. Она подняла руку в знак благодарности.

«Черти слабеют, – подумала она. – Но они не ушли». Эта мысль ее воодушевила. Вася нахмурилась: конюшни освещало странное сияние.

Она пробежала мимо стойл, стараясь не попадаться на глаза суетящихся конюхов. С каждым шагом сияние усиливалось. Вася запнулась.

Сияла золотая кобылица Касьяна. Казалось, с ее гривы и хвоста падали осколки света. На ней все еще была золотая узда: мундштук, поводья и все остальное. Она склонила одно ухо к Васе и дохнула мягким дыханием. Бледная дымка дрожала в ее сиянии.

В трех стойлах от кобылицы был Соловей. Он смотрел на Васю, навострив уши. Он и кобылица были единственными, кто спокойно стоял в общем хаосе. На жеребце тоже была узда, крепко привязанная к двери стойла, передние ноги были связаны. Вася пробежала последние десять шагов и прижалась к шее Соловья.

«Я боялся, что ты не придешь, – сказал Соловей. – Я не знал, где тебя искать. От тебя пахнет кровью».

Вася взяла себя в руки, наощупь нашла пряжки на морде жеребца и рывком сорвала узду.

– Я здесь, – шептала Вася. – Я здесь. Почему лошадь Касьяна сияет?

Соловей фыркнул и тряхнул головой, радуясь свободе. «Она величайшая из нас, – сказал он. – Величайшая и опаснейшая. Сначала я ее не узнал, потому что не верил, что ее можно взять силой».

Кобылица внимательно смотрела на них своими горящими глазами, насторожив уши. «Выпусти меня», – сказала она.

Обычно лошади говорят своими ушами и телом, но Вася услышала тот голос в своих костях.

– Величайшая из вас? – прошептала она Соловью.

«Отпусти меня».

Соловей тревожно бил копытом. «Да, – повторил он. – Давай уйдем. Уйдем в лес. Здесь не место для нас».

– Да, – согласилась Вася. – Здесь не место для нас. Но нам нужно подождать. Нужно отдать долги.

Она развязала ноги жеребцу.

«Освободи меня», – повторила золотая кобылица. Вася медленно выпрямилась. Кобылица наблюдала за ними, и ее глаза были похожи на расплавленное золото. Плохо сдерживаемая сила кипела под ее кожей.

«Вася», – встревоженно сказал Соловей.

Но девушка его не слышала. Она смотрела кобылице в глаза, словно в бледное сердце пламени. Она сделала один шаг, другой. Соловей заржал: «Вася!»

Кобылица жевала золотой мундштук в пене и не отрывала глаз от Васи. Вася поняла, что боялась ее, хотя никогда в жизни не боялась лошадей.

Возможно, из-за отвращения к этому страху, которого не должно было быть, Вася прикоснулась к золотой пряжке и сняла узду с головы кобылицы.

Кобылица застыла. Застыла Вася. Застыл Соловей. Казалось, весь мир повис в небесах.

– Кто ты? – прошептала девушка кобылице.

Кобылица склонила голову и медленно – очень медленно – дотронулась до сброшенной золотой горы. Затем она подняла голову и ткнулась носом в Васину щеку.

Ее плоть пылала, и Вася, охнув, отпрянула. Она прикоснулась к лицу и почувствовала волдырь.

Затем мир снова пришел в движение. Соловей встал на дыбы. «Вася, отойди».

Кобылица вздернула голову. Вася попятилась. Кобылица встала на дыбы, и Вася подумала, что ее сердце остановится от ее страшной красоты. Она почувствовала порыв жара на лице, и дыхание замерло в горле. «Я родился жеребенком, – сказал ей однажды Соловей. – Или вылупился из яйца». Вася пятилась до тех пор, пока не почувствовала дыхание Соловья на спине и не дотронулась до двери стойла. Она не спускала глаз с золотой кобылицы. Но кобылицы ли?

«Соловей», – подумала Вася. Соловей – это птица.

Неужели не могло быть других? Лошадей, которые были…Эта кобылица… Нет. Не кобылица. Вовсе не кобылица. На глазах у Васи лошадь, вставшая на дыбы, превратилась в золотую птицу, крупнее любой другой, которую она видела. Ее крылья пылали огнем – голубым, оранжевым и багряным.

– Жар-птица, – прошептала Вася. Она сказала это так, словно никогда не сидела в ногах Дуни, слушая сказки об этом существе.

Взмах крыльев птицы ударил палящим жаром ей в лицо. Края перьев были пламенем, от которого шел дым. Соловей заржал торжествующе и испуганно. Все лошади в конюшне заржали и встали на дыбы.

Жар дрожал и превращался в пар в зимнем воздухе. Жар-птица сломала ограду стойла, как веточки, и взлетела к крыше, посыпая конюшню искрами, словно дождем. Крыша не была препятствием. Птица пробила ее, оставляя за собой сияние. Она поднималась все выше и выше, яркая как солнце, и ночь стала днем. Вася услышала яростный рев со двора.

Она с открытым ртом, удивленно и испуганно смотрела птице вслед. Жар-птица оставила пламя, которое уже охватило сено. Огонь быстро поднялся по столбу, и обожженную щеку Васи снова обдало жаром.