Фельдмаршал Румянцев - Виктор Петелин

Лишь через полгода Разумовский торжественно въехал в Глухов… Правление нового гетмана вскоре благодетельно отозвалось в городах и местечках: последовали указы правительствующего сената об освобождении малороссиян от внутренних пошлин, о свободной торговле между Малой и Великой Россией.

Просматривая бумаги канцелярии гетмана, Румянцев обратил внимание на один универсал* Разумовского, в котором он призывал не злоупотреблять винокурением, наносящим вред всей Малороссии. Полезный универсал, ничего не скажешь!.. «Малороссияне, – вспоминал Румянцев слова универсала, – не только пренебрегают земледелием и скотоводством, от которых проистекает богатство народное, но еще, вдаваясь в непомерное винокурение, часто покупают хлеб по торгам дорогою ценою не для приобретения каких-либо себе выгод, а для одного пьянства, истребляя лесные свои угодья и нуждаясь оттого в дровах, необходимых к отапливанию хижин».

Все было б, может, хорошо для Разумовского и при Екатерине II, если б не вздумал он ходатайствовать о наследственном гетманстве после своей кончины… Некоторые старшины учинили беспорядок, произвели шум, долетевший до Киева, до генерал-губернатора, а потом и до Екатерины. Сначала исключили из его ведомства Киев, а потом предложили подать в отставку…

Так вот оказался он, Петр Александрович Румянцев, на этом месте, где многое ему приходит на память с детских пор. Как-никак провел он здесь два года. Крестил у Якова Марковича сына, учился у Тимофея Михайловича Сенютовича. С тех пор он питал любовь к украинскому языку, песням, любовь к народу, свободолюбивому, талантливому, хлебосольному. Не посрамит он отцовского имени, управляя столь обширным государством. А дел ох сколько…

Малороссийская коллегия развернула бурную деятельность… Румянцев дал срочные задания членам коллегии, состоявшей из представителей высшей государственной власти – генерал-майора Брандта, полковников князя Мещерского, Хвостова и Натальина и представителей генеральной старшины – Кочубея, Туманского, Журавки и Апостола. Прокурором был назначен подполковник Семенов. У каждого члена коллегии был свой штат чиновников. И машина закрутилась.

Никогда еще в Глухове так не работали, собирая сведения, заполняя всяческие бумаги, вытаскивая на свет божий давно сданные в архив дела, которые точнее всего рисовали картины минувших лет. И вскоре, через месяц напряженной работы, перед Румянцевым предстала неутешительная картина положения дел в Малороссии. Он заранее был подготовлен к этим печальным результатам, но то, что выявилось, окончательно его разочаровало. Упадок хозяйства, разорение края были ужасающие. Сколько трудов надо положить, чтобы хоть немного выправить положение! На такое дело не жалко времени, ведь этот край – неотделимая часть России. Именно здесь, в Киеве, Чернигове, Глухове и других старых городах, расцветала русская жизнь, складывался характер русского человека в битвах с литовцами и поляками, татарами и турками, а если заглянуть подальше, в глубь седых веков, то можно вспомнить и половцев, печенегов, монголотатарское нашествие.

Румянцев часто виделся со своими служащими, подолгу разговаривал с генеральными старшинами, старыми казаками, которые еще помнили его отца, наблюдал за своими молодыми помощниками и чувствовал, как все ему здесь дорого и близко: и природа, мягкая и щедрая, и язык, богатый и напевный, и простота людей, открытых, добрых, сердечных.

Румянцев еще и еще – в какой уж раз! – перелистывал бумаги, подготовленные ему чиновниками для записки на высочайшее имя. Что ж тут выделить наипервейшее из всех неотложных дел, которые укором стоят перед его глазами, как будто он сам во всем виноват? Столько вопросов сразу возникает, что не сразу сообразишь, какой из них главный…

Сколько непорядков, неустройства укоренилось в крае за десятки лет после присоединения к России! А все потому, что многое идет от смешения правления воинского с гражданским. Просто порой не разберешь, кто за что отвечает. В суде бесконечные волокиты и притеснения… Узаконены некоторые мнимые привилегии и вольности. Бесконечные переходы с места на место посполитых людей привели в запустение земледельческие угодья. К полной неразберихе привела раздача гетманами и государями целых городов частным лицам. Теперь нужно возвратить эти города во власть государства, обнести их валом и укрепить. Они нужны будут как опорные пункты в битве с неприятелями, которые, как саранча, всегда могут неожиданно нахлынуть с юга страны. Пока же деревянные постройки никуда не годятся, от первой же искры воспламенится чуть ли не весь город. Нужно заменить их на каменные, тогда ни один пожар их не возьмет… Край может процветать только тогда, когда будут развиваться промыслы, торговля…

Все новые и новые вопросы вставали перед Румянцевым, много часов проводил он в раздумьях. «Плохое состояние городов, неопределенное положение горожан – не поймешь, то ли они свободные люди, то ли принадлежат вместе с городом правителю, – развал в полиции, упадок в художествах и ремеслах. Не лучше ли дать привилегии мастерам, ограничив их число и обязав их брать свидетельства на ремесла в ратушах с оплатой пошлины? А разве нельзя развести овец? Вон какие здесь просторы! Можно наладить и промышленность, выписав предварительно искусных мастеров. Уж если мы с Екатериной Михайловной могли наладить промышленность в своих имениях, то государство с его возможностями это тем более сможет сделать… А сколько селитры в Малороссии! Можно завести здесь пороховые заводы. Пока же привозят столь необходимый порох с севера. А потому нет и артиллерии, никто не обучает здешнее войско тому, как пользоваться пушками. С одними же саблями ныне мало чего добьешься на поле брани. Вот почему в недавнюю войну украинские казаки использовались чаще всего в обозе. Надо отыскать знающего артиллерию командующего, приохотить местных воинов к изучению орудий… А как можно управлять таким краем без почты? Почта нужна для армии, для купечества, да и для населения. Конечно, это дорогое удовольствие, потому Алексей Разумовский, когда еще был в фаворе, исхлопотал у Елизаветы Петровны решение отменить почту, оставив ее лишь по Киевскому тракту. Из-за этого одни только старшины могли пользоваться ею… А как хищнически ведется хозяйство в урядовых местностях! Словно хотят в один день взять то, что надлежит взять за несколько лет. А не лучше ли уряды заменить денежным жалованьем, а земли отобрать в казну? Да и все местечки, деревни и села, розданные частным лицам, не лучше ли отобрать в казну?.. И вот еще что: никто не следит за состоянием лесов, нет хороших школ в селах и городах. Для девочек нужно бы устроить школы при женских монастырях. А уж военную школу открыть здесь просто необходимо. Укоренилась бы у людей любовь к военной регулярной службе, не было бы таких трудностей с набором в армию. Нужно строить больницы, открывать госпитали, родильные приюты… А где взять на все это деньги? Ведь прежде всего нужны деньги…»

Бежали дни в нескончаемых заботах. Некогда было даже написать письмо матери. Три ее письма так и остались без ответа. Разъезды, долгие и томительные, мало оставляли времени для семьи, сестер. А всех своих сестер он любил, особенно Прасковью Александровну, особу ветреную, легкую, но такую добрую и сердечную. Все сестры вроде бы должны быть счастливы, но вот то одна, то другая терпит крушение: у Дарьи умер муж – граф Вальдштейн, вышла замуж за князя Трубецкого, потерявшего жену; Екатерина хочет разводиться с генералом Леонтьевым, славным воином; лишь Прасковья пока соблюдает свой брак, вот собралась рожать маленького графа Брюса… Только у матери никаких перемен: то приемы, то загородные поездки, то дворцовые интриги не дают покоя. Ох, матушка, какой была, такой и осталась, старость не помеха, ловкая и умная, дослужится еще до обер-гофмейстерины…