Синьора да Винчи - Робин Максвелл

— Тысячи евреев нынче бегут из Испании, спасаясь от инквизиции, учрежденной королевой Изабеллой, — решительно высказался он, пристально глядя на Иннокентия. — И с обнародованием трактата «Malleus Maleficarum» сожжения ведьм по всей Европе только участились. Я, со своей стороны, хочу заметить, Ваше Святейшество, что все это приметы надвигающейся катастрофы.

Понтифик от гнева пришел в замешательство и залопотал что-то бессвязное. Он, безусловно, не ожидал столь резких нападок в первый же день пиршества.

— Уверяю вас, Ваше Святейшество, что Лоренцо не имел в виду ничего для вас обидного, — поспешно произнес кардинал Сфорца.

У кардинала Борджа тоже был запасен целительный бальзам для самолюбия понтифика.

— Я думаю, Ваше Святейшество, что наш друг Лоренцо тем самым высказал свое заветное пожелание. Он искренне надеется, что упомянутые им бедствия не лягут темным пятном на ваше правление и ваше доброе имя.

Перекошенное лицо понтифика понемногу разгладилось и успокоилось.

— Мне вовсе не желательно войти в историю убийцей и гонителем, — признался он.

— Конечно нежелательно, — поддержал его Лоренцо и вкрадчиво продолжил:

— Вам лучше запомниться людям мироносцем, подателем справедливости, Папой, возвратившим Риму его былую славу. И вы добьетесь своего. — Лоренцо ослепительно улыбнулся. — А помогут вам в этом лучшие флорентийские живописцы и архитекторы. Я с готовностью вышлю их к вам!

Теперь разулыбался понтифик, обескуражив гостей видом потемневших гнилых зубов. Как бы там ни было, Лоренцо смог настоять на своем. Вдобавок он заручился поддержкой двух кардиналов, имевших на Папу исключительное влияние, и доставил минутную радость самому Папе. Возможно, то была не последняя стычка, но первый вечер закончился несомненной удачей.

На следующее утро Папа был на чрезвычайном подъеме. Он поторопил нас с завтраком, чтобы тотчас перейти к обязательному осмотру его владений.

Вначале мы посетили капеллу, сооруженную прежним понтификом и им же именованную в честь себя Сикстинской. Мне она показалась довольно тесной и заурядной. Если Иннокентий действительно желал прославиться, то без даровитых флорентийских мастеров ему явно не обойтись.

Затем нас повели в огромную базилику, выстроенную в форме креста, — ее-то и мечтал переделать нынешний Папа. Пока что она представляла собой обычный храм тысячелетней древности — гулкое здание с пятью приделами, разделенными рядами колонн, напичканное часовнями, молельнями и склепами. Куда ни глянь — повсюду фрески, мозаики, самоцветы, вправленные в серебряные и золотые оклады, статуи и усыпальницы многочисленных захороненных здесь мучеников. Все это не произвело на меня ни малейшего впечатления, но, по правде сказать, что, кроме уныния, могла я ожидать от церкви и от всего с нею связанного?

Иннокентий меж тем с безудержным рвением посвящал нас в свои грандиозные замыслы.

— Папа Николай очень хотел возродить базилику Святого Петра, — соловьем разливался он, а его унизанные перстнями руки выписывали перед нашими глазами пространные дуги. — Этот храм столь славен и прекрасен, что больше походит на божественное творение, нежели на человеческое. К нашему прискорбию, понтифик скончался прежде, чем увидел воплощение своей мечты, поэтому придется мне взять на себя это бремя. — Он подвел нас к каменной круговой стене высотою по грудь, расположенной в центральном приделе, и, набожно скрестив руки, воскликнул:

— Вот здесь! Здесь покоятся останки нашего благословенного Симона Петра, а на его мощах зиждется вся Церковь!

Его Святейшество обвел нас всех проникновенным взглядом, и я выдавила из себя улыбку, понадеявшись, что выгляжу искренней, хотя чувства мои были скептическими до неприличия. Однако напоследок понтифик заготовил для нас самое, по его мнению, драгоценное: папские реликвии. Он, словно ребенок, предвкушающий забаву с новой игрушкой, подстегивал нас немедля спуститься за ним по каменной лестнице, ведущей куда-то в подземелье.

— Узрите! — пропел Иннокентий, обводя жестом низенькую небольшую крипту,[37]освещаемую лишь стенными факелами.

Крипта делилась на три части: две узкие и длинные, а третья — совсем маленькая, квадратная. Все три были наклонены к нам под углом, чтобы было удобнее рассматривать их содержимое.

— Священные регалии святого Маврикия, — объявил Папа, подойдя к длинному ящику из полированного кедра, обитому изнутри роскошным малиновым бархатом.

В ящике я увидела обыкновенное копье, хотя и очень старое, судя по тому, что его металлический наконечник был сплошь выщербленным, а древко — иссохшим и растрескавшимся. Реликвия, над которой так трепетал святой отец, оставила меня равнодушной. Я никому не призналась в том, что и сам святой Маврикий, и его значимость для христианской религии оставались для меня совершенно неведомы.

Лоренцо вместе с Максимилианом и герцогом савойским меж тем подошли к другому вытянутому ящику и внимательно рассматривали то, что в нем лежало. Я придвинулась ближе.

— Что это, Лоренцо? — спросила я.

— «Копье Судьбы».

Папа Иннокентий проскользнул за нами и с необычайным благоговением пояснил мне:

— Это, сын мой, то самое копье, что пронзило Спасителя, когда он висел на кресте. Я не могу взирать на него без слез. — Он звучно всхлипнул и утер лицо, с виду совершенно сухое. — Ощутили ли вы крестные муки Господа нашего? Это стальное острие — именно оно! — коснулось Иисуса Христа во плоти! Оно ускорило Его кончину и воскресение, а значит, и наше с вами спасение. Но пойдемте далее, нам еще есть на что посмотреть.

Во второй крипте подземелья к нам подоспел кардинал Борджа. Его Святейшество, заполучив в провожатые «свою светлую голову», по-видимому, вздохнул с облегчением. В этой части одиноко стоял ларец, в котором хранился лоскуток пожелтевшей ткани с красновато-бурыми отметинами, в совокупности отдаленно напоминавшими изображение чьего-то лица. Папа Иннокентий поспешно опустился перед ларцом на колени, оперся на локти и наконец, плюхнувшись объемистым чревом на каменный пол, распростерся там в совершенной прострации.

— «Вероника», — пояснил Родриго Борджа с такой неприкрытой усмешкой в голосе, что мы все изумленно переглянулись. — Этим лоскутом добрая женщина по имени Вероника утерла лицо Господа, когда Он, изнемогая под тяжестью креста, подымался на Голгофу. Видите, тут отпечатались Его черты?

И кардинал красноречивым жестом призвал нас последовать примеру Папы и пасть ниц перед святыней. Нам ничего не оставалось, как повиноваться просьбе. Я знала, что Лоренцо все это забавляет, как и меня, но мы и бровью не повели, слушая, как Папа бубнит благословения, обращенные к холодным плитам.

По окончании осмотра понтифик предложил гостям прогуляться в его собственном садике. Мы с Лоренцо, питая искренний интерес к редким и экзотическим деревьям и растениям, собранным со всех концов освоенного мира по личной прихоти Иннокентия, с превеликим удовольствием приняли его приглашение.