Дети Империи - Олег Измеров

В Минтяжмаш они поехали на метро, вход в которое, как и в знакомой нам реальности, был прямо с платформы вокзала, так что площадь Виктору увидеть не удалось. Арбатско-Покровская линия прекрасно существовала и здесь, и, что самое интересное, Виктор не заметил существенных отличий в облике станций, открытых в пятьдесят третьем году; то ли творческий замысел родился гораздо раньше, то ли мысль шла тем же путем. Хотя, возможно, отличия и были, но он по дороге просто не обратил на них внимания, пораженный одной, несомненно новой, деталью…

На станциях метро росли цветы!

На «Киевской» в конце платформы, вместо знакомого Виктору мозаичного панно в толщу стены уходила ниша, а в ней, под лучами батарей ламп дневного света, на каменных уступах, венчая длинные, извивающиеся стебли, распускались крупные красные, желтые, фиолетовые, белые бутоны неизвестных Виктору растений. Журчала вода в небольших декоративных водопадиках, и внизу, в мраморной чаше с гранитными островками, росли белые и желтые лилии.

– Это киевские биологи подарили, – подсказал Осмолов, – в честь нерушимой дружбы русского и украинского народов. Говорят, что дружба кончится, когда все цветы повянут, а они у них никогда не вянут: одни осыпаются, а на их месте тут же распускаются другие.

– Красиво… – только и смог произнести Виктор, а сам подумал: «Да, это, пожалуй, знак дружбы покруче, чем панно».

– На «Арбатской» и «Смоленской» тоже так сделали. А вот на «Площади Революции» сейчас обсуждают, надо ли или так оставить. Или же просто клумбу где-то сделать. Они ведь еще и воздух очищают.

Тут только Виктор заметил, что на станции, собственно, нет памятной ему суеты и ошалевших толп приезжающих-отъезжающих, перемешавшихся со столь же ошалевшими от толкотни жителями Белокаменной. Станция дышала свободой и простором, а от цветника шел мягкий аромат, чем-то напомнивший ему Сочинский дендрарий.

«Вот это дезодорант! Ну уж не думал, что и эта Москва удивит меня своим метро…»

Подошел сине-голубой поезд, из числа тех, что еще помнил Виктор; внутри вагона тоже ничто не изменилось. Они вышли на «Площади Революции», со все той же чередой бронзовых скульптур под арками, но перед выходом свернули в какой-то боковой тоннель, где стали на движущийся тротуар.

– Так прямо до Минтяжмаша и доедем, – пояснил Осмолов. – Ах да, вы же, наверное, давно Москвы не видели, а я вас все под землей таскаю. Ладно, сейчас будет переход, и перед Минтяжмашем выйдем, хоть Красную площадь увидите.

Действительно, вскоре травтолатор прервался в месте, где в боковом тоннеле отходила вверх еще одна лестница. Выход здесь не имел роскошного вестибюля и был совмещен с подземным переходом.

Первое, что Виктор увидел перед собой при появлении на поверхности, – это знакомый лес куполов храма Василия Блаженного. По правую сторону тянулись не менее знакомые стены и башни Кремля. А вот по левую…

В Зарядье, где в реальности Виктора до 2006 года стоял прямоугольник гостиницы «Россия», теперь вздымалась к небу огромная островерхая башня, восьмая сталинская высотка, которая стала бы самой большой и величественной, если бы только в новой реальности не был построен еще и Дворец Советов. Виктор с тревогой оглянулся назад; к счастью, от планов расширения Красной площади отказались, и ГУМ оставался там же, где и положено было ему стоять.

– Нет, ГУМ решили не трогать, – подтвердил Осмолов. – А все, что имело архитектурную ценность в Зарядье, теперь стоит в сквере-заповеднике.

«Ну и то хорошо, хоть что-то сохранили».

Здание Минтяжмаша по основанию было как раз примерно с «Россию», но высотой метров под триста, и, несмотря на циклопические размеры, не так контрастировало с ансамблем Кремля; в его пропорциях угадывалось даже что-то от Спасской башни. На самой нижней, всего в пять этажей, ступени, над широкой колоннадой входа красовался герб СССР; за ним виднелась вторая ступень, уже в восемь этажей; число этажей третьей ступени, поднимавшейся дальше косым крестом и украшенной скульптурами, Виктор уже затруднился сосчитать, а из середины нее вырастал к небу небоскреб ступени четвертой, углы которого были увенчаны небольшими башенками со скульптурами. На середине крыши этого небоскреба стояла пятая ступень всего этажей в пять и тоже со статуями по углам, из которой вонзался в небо золотой конус шпиля на небольшом барабане. На острие этого конуса сияла пятиконечная звезда в лавровом венке. Судя по размерам, всего этажей должно было быть около полусотни; сооружение, вполне достойное Третьего Рима. Виктору пришло в голову, что название Эмпайр-Стейт-Билдинг – Имперское государственное здание – подходило этому колоссу гораздо больше, чем известному американскому небоскребу.

Они прошли ко входу по широкой, чисто выметенной от снега дворниками лестнице мимо ряда то ли колонн, то ли столбов в античном стиле, несущих на себе гроздья уличных светильников.

– Заседание назначено на одиннадцать, – сообщил Осмолов. – Сейчас можно позавтракать в столовой, она в восточном дворе.

Виктору доводилось хоть и редко, но бывать в высотках, поэтому само по себе внутреннее убранство здания не явилось для него чем-то необычным; поражали только размеры. Колоннада входа сначала вела в открытый шестиугольный дворик, где заснеженные деревья переливались под осветительными фонарями; чтобы войти в здание, надо было пройти этот дворик до основания центральной башни. Возле дверей Виктор поднял голову и почувствовал себя актрисой в лапах Кинг-Конга: огромные крылья здания, как руки, охватывали его со всех сторон, а над ним нависал центральный колосс, казалось уходящий куда-то в бесконечность.

За дверьми их ждал мегавестибюль с мегагардеробом и десятками лифтов.

– Сколько же здесь народу работает? – поинтересовался Виктор.

– Кабинетов две тысячи, – ответил Асмолов, – а сколько народу в них сидит, наверное, один ВЦ знает. Счетные машины у них где-то в цоколе.

В столовой подавали официантки. Виктор сразу же заинтересовался меню, пытаясь узнать, чего же такого необычного здесь потребляет номенклатура.

Меню было многостраничным и разбито на несколько частей разного цвета, начиная с белой. К своему удивлению, в белом разделе Виктор обнаружил примерно то же, что было в диетической кафе-столовой на Куйбышева и по тем же ценам. В желтом разделе уже оказались блюда, которые можно было отнести к меню приличного советского ресторана, а в зеленом шли откровенные деликатесы; однако цены при переходе от раздела к разделу вырастали в разы. То есть здесь можно было взять то, чего не видел простой советский труженик, но и заплатить при этом надо было столько, сколько этот труженик не платил. В итоге, полистав меню, Виктор пришел к выводу, что если он просто пришел сюда есть, то надо заказывать из белого раздела; при этом у него мелькнула мысль кое-что проверить.

– А мне, пожалуйста, один стакан чаю, – сказал он подошедшей официантке, – только, пожалуйста, без варенья. И без сахара.

– Один чай без варенья и без сахара, – невозмутимо приняла заказ девушка. – Это все?