Прощальный поцелуй - Тасмина Пэрри

– Стивен сообщил мне, что вы ищете подтверждение связей Доминика Блейка с КГБ. Он также сказал, что вам это нужно довольно срочно, поэтому я взял на себя смелость и покопался в архиве, разыскивая нужную вам информацию.

Эбби и Роз переглянулись, сгорая от нетерпения.

Он открыл ящик стола, вынул оттуда тонкую папку и пододвинул ее Роз. Должно быть, возбуждение женщин передалось ему, потому что он поднялся из-за стола и, обойдя его, встал за спиной у Роз, открывавшей папку.

– Вы сами убедитесь, – сказал он, – что рассекречивание материалов никогда не бывает полным.

Эбби заглянула через плечо Роз и сразу же заметила, что в документе, к сожалению, было много пропусков. В начале стояло непонятное кодированное обозначение, затем шел заголовок: «Результаты наблюдения, проведенного ХХХХХ 24 октября 1958», а ниже сухо перечислялись факты: «Согласно информации, полученной от ХХХХХ и детально изложенной в рапорте ХХХХХ, за объектом ДБ ХХХХХ велось наблюдение с момента, когда вышел из своей квартиры на Тависток-сквер в 19.23. Затем он сел в такси, регистрационный номер ХХХХХ. Мы следовали за ним в ХХХХХ до ХХХХХ, где он в 19.45 вошел в здание».

– ДБ, который живет на Тависток-сквер. Вы считаете, что это Доминик? – спросила Эбби, пробегая текст глазами еще раз.

– У Доминика действительно была квартира на этой площади, – подтвердила Роз.

В глубоком раздумье она перелистывала страницы.

– И что, во всех папках такое? – спросила она, явно разочарованная.

– Досадно, не правда ли? – отозвался Хардинг. – Эти документы были открыты для широкой публики по прошествии установленного законом времени, но все, что власти посчитали нужным сохранить в тайне, было либо скрыто, либо отредактировано таким вот образом. Поэтому, даже если бы мы получили отчеты о передвижениях ДБ, равно как и распечатки его разговоров по телефону или в ресторане, везде были бы вымараны участки текста и нам пришлось бы только гадать, что именно было скрыто. Это относится даже к идентификации его личности.

– Выходит, на самом деле все это не так уж и прозрачно, – заключила Эбби.

Тоби сочувственно пожал плечами:

– Но сам факт, что за объектом ДБ с Тависток-сквер была установлена слежка и что у МИ-5 имеется на него досье, является неким обличением.

Напрашивающийся сам собой вывод остался недосказанным.

– А может у вас находиться что-нибудь более конкретное, чем просто инициалы? – спросила Роз, подняв глаза на Тоби.

– Возможно, – кивнул тот.

Роз, напрягшись, выпрямилась на своем стуле.

– Если вчитываться внимательно, время от времени можно натолкнуться на крупицы странной информации, – добавил он, беря у нее папку. – Часто встречаются нестыковки, маленькие тайны, просочившиеся сквозь сети цензуры. Взгляните, например, на последнюю страницу. – Он вынул этот листок из папки и протянул его Эбби. – Целые куски текста были удалены, но по каким-то причинам осталось вот это.

Эбби уставилась на него.

– Это что, грубый просчет секретных служб?

Тоби снова кивнул.

– В принципе, это неудивительно. Нужно было просмотреть сотни тысяч документов, и, чтобы наверняка определить, что должно остаться в тайне, нужны были обширные знания в области шпионажа во времена холодной войны и самого высокого уровня допуск к государственным секретам. И уверяю вас, крайне маловероятно, чтобы кто-то, отвечавший этим критериям, стал бы сидеть в каком-нибудь полуподвале и маркером вымарывать текст.

Эбби внимательно изучала листок у себя в руках.

«Рапорт агента ХХХХХ, код материала прослушивания ХХХХХ.

11 марта 1961, перехвачено в 8.40.

Разговор между советским агентом ЕЗ и ДБ. Перевод расшифровки беседы находится в ХХХХХ».

– Перевод расшифровки беседы. И где его можно найти, как думаете?

– В реестре, я полагаю.

– В реестре?

– В 60-е годы наблюдением за советскими шпионами или теми, кого подозревали в том, что они являются оперативными агентами, занимался, по-моему, отдел Е секретной службы МИ-5. Вся документация МИ-5 хранилась в Леконфилд-Хаус на Керзон-стрит.

– И шансов попасть туда у нас ноль.

Он сочувственно вздохнул.

– Знаете, о холодной войне много чего было написано: об основных игроках, слухах, скандалах. Немало книг об этом вышло в последние годы, когда этих самых основных игроков уже давно нет в живых. Законы об ответственности за клевету у нас, может, и драконовские, но они не распространяются на мертвых. Почему бы вам не пойти по такому пути? Возможно, так вам удастся выяснить, кто такой этот ЕЗ.

– И я даже знаю, с чего мы начнем, – тихо произнесла Розамунда.

Эбби остановилась перед дверью дома Эллиота Холла и набрала побольше воздуха в легкие. Она мотнула головой, чтобы расправить волосы, и тугие локоны упруго отскочили от плеч и запрыгали, напомнив ей, что она сегодня после обеда сделала себе прическу с помощью фена. Ей казалось, что с этой прической она привлекала к себе все взгляды и выглядела «сексуально озабоченной», как это называлось у них в подростковом возрасте.

Интересно, что бы подумала о ней Розамунда, если бы увидела ее, стоящую здесь в коротком черном платье и в такого же цвета белье – кружевном бюстгальтере и чулках от Ла Сенза. Это очень смахивало на любовное свидание, потому что такое белье явно создавалось для того, чтобы его кто-то видел и чувственно снимал. Она пришла сюда, чтобы убедить Эллиота Холла помочь ей восстановить доброе имя Доминика, а оделась, как будто шла к любовнику. «Слишком поздно каяться», – подумала она и нажала на кнопку звонка.

Когда Эллиот открыл ей, она сразу же поняла, почему так много времени провела, готовясь к этой встрече. В брюках цвета хаки, синей рубашке поло и босиком он выглядел даже еще более сексуальным, чем ей запомнился.

– Заходи, Эбби. Выглядишь потрясающе, – сказал он, целуя ее в щеку.

Эбби не могла сказать, что сильнее вогнало ее в краску – мысль о своем черном белье или воспоминания о той восхитительной, насыщенной изысканной эротичностью ночи в Санкт-Петербурге, перешедшей в чудесное утро.

– Проголодалась? – спросил он, уводя ее в кухню.

– А зачем тебе это? – кивком указала она на деревянную кухонную лопатку у него в руке.

– Я готовлю ужин.

– Так в твоем репертуаре есть что-нибудь помимо отличных сэндвичей с беконом?

Он ухмыльнулся, взглянув на нее через плечо.

– Это все благодаря моей маме, – сказал он, посыпая морской солью дуврскую камбалу, только что вынутую из духовки. – В первый год после окончания школы она посылала меня на все курсы самосовершенствования, какие только могла придумать. История искусств во Флоренции, кулинарная школа во Франции, яхтенный спорт в Бразилии. А я жутко психовал, потому что единственное, чего мне тогда хотелось, – это поехать в Испанию вместе со своими приятелями.