Сказка со счастливым началом - Галина Маркус

Он грустно рассмеялся.

– Ладно… прости… это я так. Несёт меня, Сонь. Спокойно не могу на тебя смотреть… Хочу тебя, как и раньше.

Соне стало совсем не по себе. А вдруг он не уйдёт, вдруг… Разве она справится с ним? Неожиданно на столе зазвонил мобильник – Соня теперь всегда держала его по близости. Это был, конечно же, Митя. Но ответить она не могла: ложь бы он сразу услышал, а правду сказать нельзя – рванёт сюда с другого конца города.

– Да ответь ему, Сонь, ответь, – спокойно предложил Женя. – Я подожду.

– Убирайся сейчас же!

– Конечно, уйду, детка, мне и правда пора. Какая мелодия классная – Челентано, да? А на меня у тебя что стояло?

– Обувайся! Где твоё пальто…

Женя как будто получал удовольствие от того, что она нервничала. Он намеренно медленно одевался, а Соня уже не могла успокоиться. Телефон звонил, не переставая, и она перекрикивала музыку:

– Больше никогда! Не появляйся здесь! Не смей, слышишь! Если ты хоть раз… если ты…

Женя открыл дверь, оглянулся на Соню и, прежде чем выйти, уставился на неё со своим жёстким прищуром:

– Нет, детка. Я ошибся. Какие там три месяца… Недели четыре-пять, не больше.

Это была первая Сонина ложь – Мите она ничего не сказала. Про телефон объяснила, что стирала в ванной и не услышала. Но муж обладал поразительной интуицией. Все выходные он дёргался, ни с того ни с сего принимался расспрашивать, не звонил ли ей бывший жених, и не случилось ли чего на работе.

К счастью, Соне удалось списать своё нервное состояние на женское недомогание. Положа руку на сердце, она испытала настоящее облегченье, убедившись, что не беременна. К концу цикла она почти не сомневалась, что залетит – никто из них с Митей так всерьёз и не озаботился вопросом предохранения. От мысли, что у них с Митей может быть ребёнок, Соня впадала и в ужас, и в почти мистическую радость – что такое вообще возможно. Но организм, видимо, в состоянии стресса усилено защищался сам.

Она старалась выкинуть из головы Женин визит. На самом деле, всё было понятно – и его слова, и его поведение. Оставалось только надеяться, что он сумеет успокоиться и забыть про неё. Злости к нему она не испытывала – одно только сострадание. Что чувствует отвергнутый (дважды в жизни) мужчина – лучше было не представлять. А ведь он совсем этого не заслужил.

В субботу к ним заявился новый визитёр. Последний раз Вова приходил в эту квартиру на Марины сорок дней. Соня даже не сразу врубилась, чего ему надо, хотя могла бы и догадаться.

Все трое стояли в коридоре – отчим переминался на коврике, Митя, сложив на груди руки, занимал позицию, не позволяющую гостю пройти вглубь квартиры. Соня достаточно рассказала мужу про своего дорогого родственника, чтобы Митя не жаждал приглашать его за стол.

Она вопросительно смотрела на Вову, давая понять, что борща не будет.

– Это… ну… доча… – начал тот.

Соня подняла брови – дочей он её никогда раньше не называл. Хотя она, наверное, до сих пор оставалась записана у него в паспорте в разделе «дети», словно штампом – «уплачено».

– Мы тут с Жанночкой… понимаешь… Мамочка твоя, Марочка моя милая, дружочек мой, она всегда… высокой души человек был… была…

– Что вам надо? – не поддаваясь на его сюсюкающий тон, спросила Соня.

– Это… ну, Сонечка, помоги папе… У Жанночки картину собирались купить… Такой колёр! Модильяни, нет, сущий Гоген. Актуальнейшая вещица! Но в последний момент какая-то сука впарила клиенту свой натюрморт. А клиенты нынче – ну совсем не имеют вкуса, уроды. Им уступи чуть-чуть, и по хрену – Модильяни или говно на палочке. А кушать-то надо что-то, а холсты-то надо купить… и подрамнички…

– У меня нет денег, – честно сказала Соня.

– Как – нет? – искренне удивился Вова. – А мамочка же тебе оставила… А я отдам – вот те крест, отдам… продадим Жанночкину картину, и отдам…

– Мама оставила не на вашу Жанночку, – отрезала Соня. – А я вам не спонсор.

У него сузились глазки – он с трудом удерживался от грубости, но, кажется, надежды ещё не потерял.

– А ведь я тебя, деточка, кормил, одевал, – воззвал к её совести Вова.

– На мамины деньги, – парировала она.

Вова являлся, наверное, единственным человеком, к которому она могла проявить подобную чёрствость – ничто в её душе даже не шевельнулось, на сердце было холодно и прозрачно.

– А вот мамочка-то по-другому к людям относилась… Она людей жалела… Вот она сейчас смотрит с неба-то, и думает – ая бы помогла мужу своему любимому… я бы его не бросила…

Соня даже не нашлась, что ответить на подобную наглость, её распирало от негодования.

– Послушай, ты хоть работаешь? – вмешался Митя. – Ещё не на пенсии, кажется.

– А когда же мне работать? Я всё по дому, по хозяйству, Жанночке нужны условия… А Оленька у нас ещё учится, вы-то обе выучились, что же мне, дочу – полы мыть отправить?

– Устройся куда-нибудь сам. Почему тебя кто-то должен кормить?

– А я устроюсь, обязательно, – забормотал Вова, обрадовавшись, что Митя с ним разговаривает. – Мил-человек… Ты же, я знаю, кто такой… Все знают. Ты ж человек с большой буквы… буквы «Ка». Для тебя же это не денежка! Ты помоги, сделай доброе дело. Без добрых-то дел на свете нельзя!

Внезапно Соня всё поняла: Вова узнал про Калюжного и решил, что у падчерицы завелись деньжата. Мол, что ей стоит выдать ему несколько сотен баксов – при таком-то муже! Вообще-то, она уже была готова сунуть ему последние деньги и избавиться от него поскорее, но, с другой стороны, это значило навсегда повесить Вову себе на шею. Дай ему денег сейчас, и он уже не отвяжется.

Соня резко качнула головой.

– Нет, – сказала она.

– Кушать нечего! Подохну… – взмолился Вова.

И она не выдержала. Схватила сумку, достала три тысячи.

– Вот, заберите. Можете не отдавать. Но чтоб больше я вас не видела!

– Это… это что же? Это два раза в магазин сходить, – обиделся Вова, брезгливо вертя в руках купюры. – Пока ещё картина продастся…

– На хлебушек хватит. Если без водки, – отрезала Соня.

– Сидишь на таких бабках, жидовка жадная! Квартиру захватила! Дачу захватила! А мне копейки эти суёшь! Ничего… ничего, есть на земле правда-то…

Митя от возмущения потерял дар речи. Он подошёл, схватил Вову за шкирку и одним грубым движением развернул лицом к выходу.

– Мить, не надо… – поморщилась Соня.

Рыхлый, слабый Вова вызывал у неё сейчас брезгливую жалость.

Но Митя только распахнул дверь и без особых усилий вытолкнул гостя на лестничную клетку.