Жизнь, прожитая не зря - Игорь Бойков

— Конкретные там кадры[7], отвечаю. Во все щели долбятся, — восторгался тот. Гасан внимательно слушал.

Они попали в пробку и простояли посреди широкой запруженной машинами улицы минут двадцать, едва-едва подвигаясь вперёд, к перекрёстку.

— Ле, да езжай да вперёд, ишак! — нетерпеливо восклицал он, нажимая на гудок.

Водитель за это время успел подробно рассказать про всех тамошних проституток. По его словам их там человек десять. Но бывает и больше, если из других городов привозят.

— Откуда ж их столько берётся? — удивившись притворно, спросил Гасан.

— Т-ю-ю, — присвистнул водитель. — Да сейчас вообще шлюх полно стало. Сельские в основном этим занимаются, кто в город недавно приехал. Вот недавно с пацанами решили кайфануть, пошли в «Орфей», сняли там двоих. Ну, разговорились с ними. Одна из Дербента была, давно уж по саунам путанит, а другая из… района, — и он назвал родной Гасану район.

Чабан сразу насторожился.

— И чего? — быстро спросил он.

— Да эта, которая сельская, молодая совсем была, свежак ещё. Сказала, что родственник какой-то попортил. Обещал жениться, а потом обманул, бросил. Ну, её пахан узнал, чуть не убил за это, челюсть ей поломал, — водитель выразился именно так — «поломал», а не «сломал». — Она сюда, в город чухнула. Только чего ей здесь ловить? Таких лешек сельских и так тут валом. Вот и пошла в сауну путанить.

Он обернулся, поглядел на Гасана весело.

— Они там, прикинь, банщицами себя называют. Так и говорят: «Мы не проститутки, если чё, мы — просто банщицы». Прикинь, да? — и водитель грубо засмеялся.

Они, выбрались, наконец, из пробки, свернули на перекрёстке и поехали дальше. Всё вперёд и вперёд, по длинной широкой улице.

— Короче, я так понял, что ей назад дороги нет, — закончил водитель. — Но, скажу тебе, баба конкретная! — сделав ударение на последнем слове, он взмахнул рукой и радостно сверкнул глазами. — Так что будет на месте — её выбирай, — и он подмигнул снова.

«Хадижка, — подумал Гасан про себя, — Это она, тварь. Точно она».

И сунув руку под одежду, плотно сжал припрятанный там нож, оскалился хищно. Ощущение от его твёрдого, гладкого на ощупь лезвия только укрепляло чабана в решимости убить человека.

Машина затормозила. Они выехали на окраину, почти что за городскую черту.

— Вон эта сауна, — и водитель показал рукой на высокий забор и чёрные ворота с аляповатой табличкой «Спортивно-оздоровительный комплекс «Орфей» сверху. — Постучи — откроют.

Таксист заломил сто рублей, и Гасан едва смог рассчитаться. Денег у него хватило впритык — и на обратную дорогу теперь уже не оставалось. Впрочем, он и не думал об обратной дороге. В этот момент он вообще не задумывался о последствиях.

— Давай, удачно отдохнуть! — хохотнул он на прощанье и умчался прочь

Сауна находилась не у самой дороги, а на небольшом расстоянии, метрах в пятидесяти от неё. Горец направился было туда, но, не дойдя нескольких шагов, остановился. Сунул руку под одежду, снова сжал влажными вспотевшими пальцами рукоять ножа.

Сначала он хотел просто постучать в ворота, войти и, прикинувшись клиентом, «снять» именно Хадижку, а потом, оставшись с ней наедине, прирезать. Но вовремя сообразил, что с него наверняка затребуют денег вперёд — а у него-то их как раз и нет. К тому же девицы в сауне в этот момент может и не быть, мало ли, в какое время она там появляется.

Гасан постоял, подумал, а потом осторожно двинулся вдоль забора. Шёл тихо, почти крадучись. Обойдя сауну по кругу, убедился, что никакого другого выхода из неё, кроме этой чёрной калитки, не существует.

Это его успокоило.

«Буду ждать её здесь», — решил он.

Неподалёку, слева от «Орфея» виднелось какое-то полуразвалившееся здание, мимо которого к видневшимся в отдалении высоким многоэтажным домам вела утоптанная дорожка. Оно было приземистое, одноэтажное, с пустыми, без стёкол окнами, с провалившейся местами крышей. Между ним и сауной лежал небольшой пустырь.

Гасан решил засесть в этих развалинах. Сколько бы ни суждено было ему провести там времени, но он дождётся Хадижки. Хоть сутки здесь просидит, но дождётся. Лишь бы только она была одна.

Чабан вернулся назад и сквозь выбитое окно легко пролез внутрь. Ударившее в нос страшное зловоние на какое-то время оглушило Га-сана, и он, зажав нос, стоял пару минут неподвижно, глотая ртом отравленный воздух. Развалины давно уже были превращены в общественный туалет. Стойкий, видимо, многолетний запах человеческой и собачьей мочи был настолько силён, что Гасана начали мучить рвотные спазмы. Пересилив себя, он осторожно ступал по грязному, замусоренному полу и хрустел битым стеклом, рассыпанным повсюду. Стены с осыпавшейся местами штукатуркой были размалёваны надписями. В одной из комнат во всю стену экскрементами было выведено, очевидно, при помощи палки, русское матерное слово. Здесь же прямо на полу лежал полуистлевший труп собаки, с вылезшими наружу белесыми костями рёбер. Через видневшиеся над головой провалы крыши летом сюда внутрь хлестали дожди, а зимой валил снег. Деревянный пол под такими дырами был гнилой и трухлявый. По углам комнат и из-за отгнивших плинтусов возле окон пробивалась трава.

Что это было за здание? Какое-нибудь заброшенное учреждение, старый магазин или склад? Гасан не знал, ему было всё равно.

Он приглядел окно, через которое ворота «Орфея» должны были быть видны лучше всего, встал сразу за ним. При этом его самого снаружи разглядеть было трудно, так как прямо под окном обильно росли молодые побеги дерева, звавшегося в здешних краях «вонючкой».

Присел, осмотрелся. Листья закрывали оконный проём снаружи почти полностью. В то же время он, лишь слегка их раздвинув, отлично видел отсюда ворота и весь пустырь.

На улице вечерело, южные сумерки сгущались стремительно. На столбе, возле самых ворот «Орфея» зажёгся фонарь, ярко освещая почти весь пустырь.

Он застыл безмолвно возле низкого окна, положив ладони на подоконник. Жадно, до боли в глазах всматривался в ворота, в прорезанную в них аккуратную небольшую калитку. Тихонько скрёб кончиком ножевого лезвия стену, и от приглушённого скрежета распалялся всё сильнее. Спина взмокла от пота. Скорее. Скорее бы уже.

Калитка распахнулась, и из неё кто-то вышел. Гасан, подрагивая от напряжения, был готов одним махом выскочить наружу. Но человек, освещённый ярким светом фонаря, оказался не Хадижкой, и даже не женщиной. Это был грузный полнотелый мужчина в тёмных брюках и светлой просторной рубахе. Выйдя из калитки, он внимательно осмотрелся по сторонам, потом сунул руку в карман, вытащил и деловито надел на крупную плешивую голову белую матерчатую тюбетейку. Ещё раз осмотрелся и, не спеша, косолапым размеренным шагом направился в сторону дороги. Чабан гулко выдохнул и прислонился плечом к стене.