Руби - Вирджиния Клео Эндрюс

– Папа! – окликнула я.

Отец обернулся:

– Да, дорогая?

– Ты сказал, в этой комнате давно никто не живет. А кто жил в ней раньше?

Он бросил взгляд на дверь, потом посмотрел на меня, и я увидела, что темные глаза его полны слез.

– Мой брат. Жан.

Испустив глубокий вздох, он исчез за дверями спальни. По спине у меня пробежал холодок, касаясь кожи тонкими паучьими лапками. Изнуренная событиями и потрясениями минувшего дня, я вернулась в свою комнату и принялась готовиться ко сну. И в мыслях, и в чувствах моих царил полный сумбур. С наслаждением растянувшись на кровати, я закрыла глаза. Голова у меня кружилась, казалось, кровать слегка покачивается, как лодка на волнах. Самые разные картины возникали у меня перед глазами, сменяя друг друга. Я видела улицы Нового Орлеана, по которым гуляла с отцом, горы юбок и блузок, купленных мне Дафной, восхитительную новую студию, лицо Жизели, замышляющей свой дурацкий розыгрыш. Но чаще всего мне представлялся поцелуй Бо, и я чувствовала, как по моему телу вновь и вновь проходит электрический разряд. Вспоминая, что не смогла устоять и ответила на поцелуй, я невольно содрогалась. Его губы оказались такими нежными, язык – таким требовательным, что сопротивляться было невозможно. Но ведь я прекрасно знала, что Бо ухаживает за моей сестрой. Похоже, дурная кровь Лэндри, текущая в моих жилах, сделала свое дело.

Но может, дурная кровь здесь ни при чем? Просто после того, что обрушилось на меня в эти дни, душа моя пребывала в смятении. Несмотря ни на что, я чувствовала себя одинокой и потерянной и потому так живо откликнулась на тепло и ласку. Любопытно все-таки, поцелуи молодых людей неизменно производят на девушек такое ошеломительное действие? Или же поцелуи Бо – какие-то особенные? Я попыталась вспомнить, что испытывала, целуясь с Полом. Но сознание того, что мы не имели права быть вместе, лишали мои воспоминания ясности. Мысль о первой любви была для меня неотделима от пронзительного чувства вины, хотя я прекрасно понимала, что мы оба ни в чем не виноваты.

Ох, какой все-таки это был длинный, насыщенный и утомительный день! Утомительный, но и чудесный одновременно. Неужели теперь вся моя жизнь будет состоять из подобных дней?

Вопросы теснились в голове, не находя ответа. Наконец усталость взяла свое. Прежде чем провалиться в сон, я вновь услышала всхлипывания, но никак не могла понять, откуда они доносятся – из дальних уголков моего сознания или из окружающей меня темноты.

Никогда прежде я не просыпалась так поздно, как на следующее утро. Наверняка все в доме уже встали и позавтракали, со стыдом думала я, поспешно умываясь и одеваясь. Причесываться было некогда, и я, повязав волосы банданой, сбежала по лестнице. Вошла в столовую и обнаружила, что она пуста. Точнее, там не было никого, кроме Эдгара, который чистил столовое серебро.

– Все уже позавтракали?

– Позавтракали? О нет, мадемуазель. Мсье Дюма позавтракал и уехал на работу, но из дам вы встали первая. Что вам подать сегодня? Может быть, яйца и овсянку?

– Да, спасибо.

Эдгар сказал, что принесет мне апельсиновый сок и кофе, и отправился на кухню. Я уселась за стол, ожидая, что вот-вот в холле раздадутся шаги Жизель или Дафны. Но никто так и не появился, и завтракать мне пришлось в одиночестве. Эдгар стоял поодаль, готовый исполнить любое мое желание.

Когда я покончила с едой, Эдгар тут же убрал тарелки. Как все-таки трудно привыкнуть, что тебя опекают и обслуживают, ничего не давая сделать своими руками! Мне было бы намного приятнее самой отнести тарелки на кухню и вымыть их.

– Вам нравится Новый Орлеан, мадемуазель? – с улыбкой спросил Эдгар.

– Очень! Вы, Эдгар, всю жизнь здесь живете?

– Да, мадемуазель. Мои предки служили в семье Дюма еще со времен Гражданской войны. Конечно, тогда они были рабами.

Он направился в кухню, а я пошла за ним следом, чтобы поблагодарить Нину за чудесный завтрак. Мое появление удивило ее, однако слова благодарности, несомненно, были ей приятны. К тому же она была рада возможности сообщить, что больше не считает меня злым духом.

– Если бы у меня оставались сомнения, пришлось бы пойти ночью на кладбище и убить там черную кошку, – сказала она.

– Но зачем? – выдохнула я.

– Нет лучшего средства отделаться от злого духа, мадемуазель. Кошку надо выпотрошить, а внутренности сварить в соленой воде со свиным салом и яйцами. Дать немножко остыть и съесть.

– Кошмар! – выдохнула я, чувствуя, как у меня сжимается желудок.

– В ближайшую пятницу нужно вернуться на кладбище и позвать кошку, – продолжала свои наставления Нина. – Когда она замяукает в ответ, нужно назвать по именам всех мертвецов, которых ты когда-либо знала. Потом сказать кошке, что ты веришь в дьявола. После этого ни один злой дух не сможет причинить тебе вреда. Конечно, лучше всего это действует в октябре, – добавила она, немного помолчав.

Разговоры о духах заставили меня вспомнить загадочные всхлипывания, которые я слышала минувшей ночью.

– Нина, а вы никогда не слышали плача… в комнате, где прежде жил мой дядя Жан?

Глаза Нины, и без того огромные как плошки, стали еще больше. Лицо ее исказилось от ужаса.

– Ты слышала плач?

Я кивнула. Нина поспешно перекрестилась, протянула руку и крепко сжала мне запястье.

– Идем со мной, – скомандовала она.

– Но куда?

Не отвечая, Нина тянула меня к задним дверям.

– Куда мы идем?

Мы были уже в задней части дома.

– В мою комнату. – Она открыла дверь.

Оглядевшись по сторонам, я онемела от изумления.

Стены маленькой комнаты были сплошь увешаны талисманами и тотемами вуду: куклами, костями, шкурками змей и черных кошек, прядями человеческих волос, завязанных кожаными шнурками, корнями причудливой формы. На полках теснились бутылочки с порошками и настойками всевозможных цветов, банки со змеиными головами и прочие диковины. Внимание мое привлекла фотография женщины, восседавшей на резном кресле, напоминающем трон. Перед фотографией стояли две белые свечи.

– Это Мари Лаво, – пояснила Нина, заметив мой любопытный взгляд. – Королева вуду.

Вся прочая обстановка комнаты состояла из узкой кровати, ночного столика и ротангового шкафа.

– Садись. – Она указала на единственный стул.

Я послушно села. Нина подошла к полке, отыскала маленькую глиняную банку, вручила ее мне и приказала держать как можно крепче. Из банки исходил неприятный резкий запах. Я невольно поморщилась.

– Это сера, – объяснила Нина.

Она зажгла белую свечу и, не сводя с меня глаз, принялась бормотать заклинание.

– Кто-то наложил на тебя проклятие, – сообщила она. – Надо его снять.