Исход - Виктория Гетто

Разворачиваюсь к ней спиной, иду к месту ночлега. Она плетётся за мной. Откидываю полог, пропускаю даму вперёд. Хьяма поднимает голову от подушки, глядя на меня, но я уже застёгиваю вход и, пройдя к постели, сбрасываю берцы и укладываюсь спать. Хорошо. Уютно. Так напоминает прошлое… Засыпаю.

…Утро говорит, что день обещает быть хорошим. Завтрак. Дежурные уже давно разогрели еду, поэтому лагерь сворачиваем быстро и через час выдвигаемся дальше. Как я и предсказывал, наша численность увеличивалась. Всю ночь на свет костров выходили люди. В основном женщины и девушки, что меня, честно говоря, радует. Правда, многие из них в плохом состоянии, но это не страшно.

У нас они быстро придут в норму. Двигаемся колонной по степи. Иногда я отрываюсь на десяток километров вперёд, потом возвращаюсь. Путь чист. К вечеру проходим даже шестьдесят километров. Полагаю, через день смогу выйти на связь и запросить помощь. Пусть наши думают. Если перебросят хотя бы пару-тройку грузовиков вертолётом, и то будет огромная помощь… Самое интересное, что за весь день баронесса не произнесла ни единого слова. Вела себя так, будто меня не существует. И, честно говоря, меня это начинало бесить. Потому что я могу со спокойной совестью сказать, что она мне больше чем просто нравится…

А ещё следующим утром все просыпаются от криков часовых, показывающих назад, откуда мы уходим. Весь горизонт застелен дымом огромного пожарища… Это столица. Я молча снимаю кепку. Немного спустя моему примеру следуют остальные мужчины. Этот жест у нас и русов одинаков. Они плачут о своей былой славе и гибнущей родине. Я провожаю в последний путь старого воина, решившего умереть, но не склонить покорно голову под топор убийцы…

Продолжаем путь подавленные, женщины плачут. К нам ещё выходят беглецы, но уже меньше, чем в первые сутки. А на обеде…

Бухает выстрел из винтовки. Мгновенно все подхватываются, женщины как подкошенные падают на землю. Лошади взвиваются на дыбы, люди виснут на упряжи, успокаивая и валя животных на землю. Солдаты, которых большинство, щёлкают затворами. Вижу перекошенное злобой лицо Петра. Он командует, лёжа махая рукой. Солдаты открывают ответную стрельбу по гарцующим на вершине холма всадникам. Рарог подползает ко мне, засевшему за колесом джипа, перекрикивает стрельбу:

– Это кавалерия! Подчинённые генерала Стора!

– Понял!

Из моего JS их достать можно, но о прицельном огне речи нет. Но тут я вижу белое от ужаса личико Юницы за бронестеклом, и забываю обо всём. Рву на себя дверцу, выдёргиваю станковый пулемёт, расталкивая визжащих в панике дам, буквально вышибаю люк, передёргиваю затвор, и… Гулкая очередь сносит банду напрочь. Тяжёлые пули выбивают всадников из сёдел, рвут их тела на куски. Эх, шофёра бы мне! Кто-то пытается отползти прочь, но бесполезно. Это двенадцать и семь. После него не живут.

Верхушка холма, с которого нас пытались атаковать, зачищена. Пулемёт выносит всё живое, что осмеливается появиться или высунуться из-за гребня. Вот чья-то черепушка в нелепом головном уборе в виде типичного русского горшка появляется на миг и разлетается на куски… Но что-то не так! Не так! Короткие очереди на два-три патрона. Бойцы быстро перебегают к вершине, и через пять минут мне приходится прекратить огонь, чтобы не задеть своих. И только тут, когда грохот смертоносной машины утихает, я слышу странные булькающие звуки. Кого-то зацепило? Холод пронзает меня с ног до головы, потому что это раздаётся изнутри джипа. Прижав локти к бокам, ссыпаюсь вниз… Юница хрипит, её рот открыт и именно оттуда раздаются эти жуткие бульканья. Девочку трясёт, баронесса заливается слезами, не в силах прекратить истерику. Похоже, женщина сама перепугана до смерти.

Рву ручку двери, вываливаюсь из машины, схватив девочку в охапку и изо всех сил прижимая к себе:

– Милая! Не надо! Успокойся! Плохих людей больше нет! Папа их всех убил!

Я повторяю эти слова снова и снова, и, кажется, спустя несколько бесконечно длинных минут дочка начинает реагировать… В её глазах появляются проблески разума, губы начинают терять синюшный оттенок. Наконец она вздрагивает, длинно, со всхлипыванием вдыхает воздух. Глазки чистого голубого цвета снова чисты, она поднимает ручку и касается моего правого глаза.

– Папочка, почему ты плачешь?

– Я?! – Растерянность. Испуг. Бесконечное облегчение… Всё это смешивается во мне, но больше всего радости, что Юница цела и здорова и приступ прекратился.

Самое главное, девочка не успела получить психологический шок, как в первый раз. Не знаю, каким образом, но мне удалось вывести её из предшествующего этому состояния. Торопливо выдёргиваю заветный термос из держателя под седлушкой, не отпуская её с рук, усаживаю на колено. Неудобно, но и чёрт с ним. Свинчиваю крышку-стакан, наливаю половинку волшебного сока гигантской клубники, протягиваю ей:

– Пей, милая.

Она нехотя делает глоток. Другой. Третий… Потом обессиленно отваливается на мою руку, поддерживающую её. Тихонько произносит:

– Спасибо, папа… Но я больше не хочу…

У неё нет сил, ребёнку надо отдохнуть, лучше всего поспать. Это не составляет проблем. Места в салоне полно… Поднимаю голову, потому что Юница уже сонно смыкает глазки. Но это совершенно здоровый, нормальный сон. Естественная реакция организма на шок и сок аборигенной ягоды.

– Она… Она… – Залитая слезами Аора склоняется над дочерью, затем бессильно опускается на колени.

Я буквально впихиваю ей остатки сока, потому что женщина практически невменяема.

– Пей!

– Доченька-а-а…

Только истерик мне не хватало!

– Пей, дура красивая! – рявкаю я ей в ухо.

Женщина вздрагивает, подносит кружку к губам, машинально глотает алую жидкость. Уф… Гора сваливается с плеч. Секунду спустя баронесса начинает оживать. Её лицо каменеет, и она еле слышно выдыхает:

– Она…

– Ты что?! Уснула Юница. Всего лишь!

Женщина вскидывает лицо, на котором большими буквами написана одна фраза: «Не верю!»

– Спит. Честно. Сама взгляни.

Она приближает ухо к безмятежному личику девочки, наконец улавливает ровное, спокойное дыхание. Поднимает голову и вдруг замирает, поражённо разглядывая меня, затем вскакивает. Ощущение, что океанка хочет то ли сбежать, то ли ещё что-нибудь…

– Постой. Подержи пока… – протягиваю ей спящую дочь. Затем влезаю в распахнутую по-прежнему дверь. Хьяма снаружи. В руке – мой подарок, пистолет. И держит она его вполне уверенно. Но мне некогда любоваться девчонкой. Быстро раскладываю постель, выдёргиваю плед и выбираюсь обратно. Делаю попытку забрать Юницу. Куда там! Можно убить, но не отобрать ребёнка у матери. – Пойдём уложим дочь. Пусть она отдохнёт. После такого лучшее лекарство – сон.

Хвала богам, Аора что-то соображает. Она послушно кивает, пытается влезть в машину с дочерью на руках, приходится ей помочь. Подхватываю за тонкую талию и ставлю на подножку. Пробравшись по салону, женщина бережно опускает дочь на разложенное сиденье, снимает с неё ботиночки, пальто, тщательно укутывает пледом. И замирает рядом, вглядываясь в умиротворённое личико. Теперь я не нужен.