В плену страсти - Эйлин Драйер

Судьба была на ее стороне – по крайней мере в эти минуты. Дверь, ведущая к выходу из пещеры, была на месте, и она беззвучно отворилась, приведя ее в заднюю часть старой исповедальни. Кто-то недавно пользовался ею. Сара очень осторожно прошла через деревянную кабинку, в которой священники когда-то прощали Риптонам нарушения закона. К счастью, деревянные стены исповедальни были не очень прочными, но покрытыми сквозной резьбой, так что можно было сразу увидеть, что кабинка для исповедей занята, правда, непонятно кем. Сара также могла наблюдать со своего места, не будучи увиденной.

Задвинув за собой небольшую панель и убедившись в том, что она заперла ее от дальнейшего вторжения, Сара ступила на старые половицы и огляделась.

В часовне пахло плесенью и запущенностью. Скамеечки для коленопреклонения были отодвинуты к задней стене, а старые статуи, так напугавшие ее в детстве, были убраны. Лишь грязные стеклянные окна остались, чтобы отражать торжество Бога. Правда, в это время суток они были призрачными и темными.

На пустом алтаре стояли два стула. Выйдя на неф, эхом отражавший шорох ее шагов, Сара взяла один стул, поставила его перед исповедальней и села. А потом, как ей и было велено, она стала ждать.

Расположенная в другой стороне от входа в потайной ход, библиотека Риптон-Холла погрузилась во тьму. Длинная прямоугольная комната, вдоль стен которой стояли шкафы с книгами, была выдержана в зеленых и золотых тонах; она могла похвалиться потолком, выложенным звукопоглощающими панелями, редкими персидскими коврами и совершенно неуместной тут мебелью, которую целые поколения герцогов свозили сюда, считая библиотеку скорее доказательством своего богатства, чем храмом знаний.

Огонь сбивчиво потрескивал в елизаветинском камине, а канделябр освещал темно-зеленое кресло в углу, на котором отдыхал Алекс Найт. На его рукаве все еще темнела черная траурная повязка, а в руке он держал наполовину наполненный бокал бренди. На коленях у него лежал томик стихов Аристотеля. Найт меньше внимания обращал на книгу, чем на ровное тиканье часов Персье, стоявших на каменной каминной полке. Он уже начинал терять надежду на то, что Йен Фергусон придет этой ночью. В окно забарабанил дождь.

Только Алекс вернулся к своему чтению, как дверь, ведущую в коридор, кто-то зацарапал.

Найт поднял голову.

– Да? – отозвался он.

Ночной лакей открыл дверь.

– Прибыл посыльный, милорд, – объявил замогильным голосом смахивающий на старую развалину лакей. Его тон вполне соответствовал внешности.

Беззвучно приблизившись к Найту на подбитых фетром туфлях, он склонился перед хозяином, протягивая ему поднос со сложенным листком.

– Ответ требуется? – спросил Найт, потянувшись к листку бумаги.

– Нет, милорд. Посыльный уже уехал.

Передав письмо, лакей ждал. Не заинтересованный во внимании любопытного слуги, Алекс бросил ему монетку и отмахнулся от него, прежде чем сломать печать на письме.

«Что-то от начальства? – спросил он себя. – Может, от Дрейка или лорда Триска? Возможно, изменились планы». Найт по-прежнему ожидал информацию еще об одной операции, связанной с его пропавшим другом, которая проходила в Лондоне.

Письмо оказалось не от Дрейка. И не от Триска. Хуже.

«Мы полагаем, что, возможно, Вы захотите это знать, – ровными печатными буквами было написано в письме. – Найдены письма Вашей жены. Мы держим их для Вас. Разумеется, мы назначили им цену. Возможно, Вы захотите прийти в центр лабиринта, чтобы получить дальнейшие указания».

Алекс вскочил на ноги, забыв про упавшую на пол книгу. Неожиданно он стал задыхаться. Его рука задрожала, и бумага в ней зашуршала. Вопросов о содержании письма у него не возникло. Львы добрались до него. Они обнаружили его единственную слабость и собирались воспользоваться ею. Бросив отчаянный взгляд на книжный шкаф, из-за которого должен был появиться Йен Фергусон, он вышел во французские двери и побежал по газону к лабиринту.

Сара даже не знала, сколько времени ждала в этой старой церкви. Похоже, не меньше двух-трех часов. Они казались ей годами, каждая следующая секунда была тяжелее предыдущей, и наконец Сара почувствовала себя затянутой в болото страха и потери. Да как только Йен посмел заставить ее сидеть в одиночестве в темноте, где компанию ей составляли лишь воспоминания о последних нескольких часах? Как он смеет не возвращаться к ней – хотя бы для того, чтобы она узнала, что с ним все в порядке? Чтобы она смогла официально попрощаться с ним и убежать, прежде чем совершит фатальную ошибку. Сара была готова поклясться, что никогда в ее жизни не было столь мучительных часов. Лишь однажды ей показалось, что ее обнаружили: она услышала шорох тайной панели в задней части исповедальни. Ее сердце сжалось, но шорох затих, и больше ничего не случилось. Она пересела к двери, расположенной возле покосившейся и потрескавшейся кафедры проповедника, в нескольких дюймах от которой находилась уходящая в темноту галерея.

У Сары стало еще тревожнее на душе. Ей надо было пойти вместе с Йеном. И встретиться лицом к лицу с братом, даже если эта встреча не принесла бы Йену ничего хорошего.

Она снова поежилась. Это могло бы произойти, если бы Йен все еще был там.

Из часовни она видела восточное крыло особняка, но, судя по всему, никакой суеты там не было. Солдаты не бежали с грохотом по подъездной аллее. Дом оставался темным и упрямо молчаливым.

Это было невыносимо. Она должна пробраться в дом. Саре приходила в голову лишь одна причина, по которой Йен мог не послать за ней Чаффи. И эта причина заключалась в том, что Фергусон так и не добрался до своего друга. Он в беде! Сара была настолько в этом уверена, что ей стало тесно в груди.

Она должна сама найти Чаффи Уайлда. И Чаффи будет знать, где искать Йена. Ничего другого Саре на ум не приходило. Только она не знала, как это сделать.

Она не может воспользоваться тайным тоннелем, потому что не знает, что может ее ждать на другом его конце. На ней была помятая пыльная одежда, и от нее пахло лошадью. Ни один уважающий себя дворецкий не позволит незнакомой оборванке войти в дверь посреди ночи, не говоря уже о том, чтобы пригласить ее в покои сестры хозяина дома для разговора.

Закрыв глаза, Сара попыталась вспомнить о том, что Лиззи говорила о своей спальне. Это угловая комната. Сара точно помнила это, потому что Лиззи рассказывала ей, что из окна она с одной стороны может увидеть сады своей матери, а с другой – каменный бельведер. Стало быть, речь шла об угле западного крыла.

Сады герцогини тянулись от партера, находящегося у задней части дома, а бельведер украшал сад с регулярно разбитыми клумбами. Сара улыбнулась. Теперь ей оставалось только проникнуть туда и придумать, как забраться на третий этаж.

В садах по-прежнему было тихо. Ни сторожевой собаки, ни егеря. Помолившись на удачу, Сара выскользнула из часовни и побежала по мокрой траве к самой глубокой тени у задней части дома. Ладони у нее вспотели, во рту пересохло. Ей казалось, что сердце может выскочить у нее из груди. Саре довелось пережить несколько ужасных мгновений в жизни. Но этот, решила она, стал самым чудовищным.