Сохраняйте спокойствие! - Юрий Ра

дверь в темном подъезде испуганного человека, что это я? Да любой на такой вопрос ответил бы: «Да, то я!» И никто бы ему не поверил.

— Я один, и я не Один! Открывай, старик! У твоих врагов случился форменный кирдык! — Теперь хрен кто усомнится, что я это я. Ага, кажись проблема идентификации решена, замки щелкают.

Глава 27

Бумажная работа

Полдня я отсыпался после ночного разбоя, то есть операции по задержанию особо опасных преступников. На самом деле меньше, но еще и квартиру в порядок приводил после гостей. Стёкла оказались целы, которые в окнах. А вот стекло барного шкафа придется менять — расколотил какой-то аспид. Пришел на службу и даже не поинтересовался, что там, как? Потому как дисциплина и понимание. А еще нежелание делать чужую работу. Я банду сдал практически на блюдечке с голубой каёмочкой. Пусть теперь протоколируют, допрашивают, раскручивают этих на сдачу тех остальных. Не могли же они вообще все податься меня ловить?

Поначалу даже надежда была, что на этом приятном моменте моё участие в крышевании бизнеса закончится. Хрена два! Позвонил Пётр, дернул к себе. Поблагодарил за участие, пожурил за самодеятельность. Пообещал, что на контрабанду оружия мы упадём и остановим. А не остановим, так шороху наведем и ответку выпишем в полный рост. Надеюсь.

— А операцию по крышеванию кооперативов сворачивать не будем, Жорж. Уж больно тема жирная. Взять то же сращивание криминала с милицией, я уж не говорю про все ветви власти.

— А у нас кроме партийной еще какая-то есть? Почему я не в курсе?

— Потому что тебе не положено. Кстати, я уже намекал полгода назад, будут изменения.

— Скоро?

— Очень. Новый год народ встретит, и начнутся они самые, тектонические сдвиги в обществе. Как там ты сказал, вся власть Советам?

— Это не я, начальник! Не шей дело на ровном месте! Это всё Ленин, век воли не видать!

— Опять ты Ленина приплел, Милославский. Короче, с твоими викингами тему развивай.

— Жалко парней, не постреляют братки, так милиция примет.

— Вот и думай, как работать, чтоб не приняли. Слово-то какое. Вроде и приличное, а звучит паскудно в контексте. И меньше опирайся на комсомол в плане финансов, переходи на самоокупаемость.

— А то что?

— А то. Привыкнешь к холяве, а она возьмёт и закончится.

— Опять? Когда?

— Не знаю. Но есть намёки, что снова в девяносто первом. Инерция исторических процессов, как ты выражаешься. Хотя и до девяносто второго может дотянуть вся эта система. Годик мы могли Советскому Союзу добавить. Мы все.

Было видно, что Онегин, а значит высшее руководство Управления и всего Комитета смирилось с тем, что страну в том виде, в котором она существовала более шестидесяти лет, не спасти. Ну да, в таких вопросах Пете собственное мнение иметь не полагается. И уж тем более, высказывать его вслух. Я еще в юности понял, что военные взрослеют быстрее гражданских. Про милицию и комитетчиков четкого мнения не имел, но армейские офицеры прямо заметно старше своих сверстников на внешность. Онегин в этом плане их переплюнул. Вот сейчас ему сорок, а выглядит прямо совсем не огурцом. Во многих знаниях много печали — это верно сказано. Есть ли в этом моя «заслуга» или он по-любому бы куда-то влез и помудрел со всеми выступающими признаками моральной усталости? Да фиг с ним, я вон тоже себя не щажу, кручусь ужом как к каждой бочке затычка. Только не спрашивайте меня, как это возможно, я тоже не в теме, используют ли змей в качестве пробок для бочек.

— Жорж, ты знаешь, чего от тебя ждет родина, так что иди и твори. — Это вместо «пшёл вон».

— Да понял я, отчет, рапорт, аналитическая записка…

— Молодец. И докладную не забудь.

Это у нас промеж собой шутка такая. Выстрел — отчет о расходе боеприпасов. Контакт с фигурантом — рапорт. Операция на «земле» — аналитическая записка по разбору косяков и шероховатостей. А докладная записка пишется на смежников, которых ты увидел за каким непотребством. Так что шутка та еще, несмешная.

— Ой, забыл совсем! — Я уже в дверях вынужден тормозить, — «Левый» ствол когда сдашь?

— Какой такой «левый» ствол? Мы деревья ночью не валили.

— А вот оперативники пишут…

— Угу. Да кто бы им разрешил писать! Им даже посмотреть не дали без допуска.

— Всё с тобой понятно, иди уже. Но ты в курсе, что я в курсе. Нормально хоть функционирует балалаечка?

— Скатайся к диверсантам да сам опробуй. Они себе сейчас такие делают. Кстати, обижаются на оружейников, что в Самоделкины приходится записываться.

— Не, это вы головой больные на почве огнестрела. А кое-кто и на колюще-рубящем зависает. У меня голова главное оружие. Так ты курсантам втирал? Между прочим, твой курс слегка причесали и в этом году запустили пробную группу на обучение.

— Опять пробную?

— Та твоя была экспериментальная, не путай. Эксперимент признан удачным, пригодным к тиражированию. Читает дедуля один бывший нелегал. Очень ясный ум и прорва практического опыта. Говорят, когда твои наработки читал, смеялся как ненормальный. Мол, если в таком балагане не поучаствовать под конец жизни — то на том свете целую вечность будет локти кусать.

И я пошел писать. От руки, между прочим. Вот когда смог выправить почерк до нормального читаемого, а не как курица лапой. Ибо злить начальство каракулями не следует, писать приходится много. От невозможности изменить ситуацию завел привычку к аккуратному письму. Стал даже баловаться иногда — день пишу бисерным мелким почерком, почти женским. День — крупными неуверенными буквами как третьеклассник, а то скользящим стремительным письмом, словно тороплюсь куда. Тогда слова становятся похожи на кардиограмму, но вполне читаются. Зачем это всё, когда через пару лет компьютеры везде появятся? Да просто так, чтоб наверху не думали, что у Милославского каша в голове. Ну