Завтра ты умрешь - Анна Малышева

– Спасибо, что напомнила про обед, я ведь не ел, – он взглянул на часы. – Девушки, составите мне компанию?

Алина и Ульяна скисли – как все дети в этом возрасте, они предпочли бы бурную развлекательную программу самому вкусному обеду. Однако отец пресек их возражения, заявив, что в случае бунта они отправятся домой в обществе шофера, а развлекаться он будет вдвоем с Мариной. Он увлек своих спутниц под арку, в длинный проходной двор, и вскоре все четверо уже сидели за столиком в маленьком уютном ресторане, чей сдержанный интерьер и французскую кухню дети вряд ли могли оценить по достоинству.

Устраиваясь на своем месте, Марина встретила взгляд Банницкого и улыбнулась. Именно сюда он когда-то пригласил ее, свою скромную починенную, здесь она впервые поняла, что является для него чем-то большим, чем просто лицом в толпе, здесь они впервые говорили не как люди, стоящие на разных ступеньках общественной лестницы, а как два равных друг другу, близких человека. Ей было приятно, что он вспомнил это место, – с тех пор они тут не бывали, и вместе с тем Марина удивилась, как давно все это было. Казалось, прошла целая жизнь, хотя все только начиналось. Она смотрела на девочек, с недовольными минами разглядывающих скучноватый, крахмально-белый зал, и невольно сравнивала их миловидные личики с лицом молодой шантажистки, явившейся к ней утром. Принесли меню, Марина наугад ткнула пальцем в две-три строки и, взглянув на часы, встала:

– Минутку, приведу себя в порядок.

К счастью, дети не пошли за ней, явно решив в знак протеста есть грязными руками. Марина вышла из зала, но двинулась не в сторону туалетной комнаты, а к выходу. Оказавшись во дворе, она достала мобильный телефон и клочок газеты с записанными на нем телефонами. По мобильному номеру ей ответили сразу. Она торопливо представилась и, не дав собеседнице опомниться, приказала:

– Запишите номер, это телефон Михаила Юрьевича. Не благодарите, а сделайте, как я велю, – позвоните ему через десять минут. Не раньше! Напомните о своем деле. Нет, я с ним еще не говорила, попробуйте сперва сами. Да, я думаю, что вам лучше самой это сделать. И вот еще что – ни в коем случае не говорите, кто дал вам номер. Запомнили? Ни в коем случае, или я отказываюсь вам дальше помогать.

Женщина от души надеялась, что ее собеседница ничего не перепутает и не струсит – такое тоже могло случиться. Вернувшись в зал, Марина разрешила налить себе вина и чокнулась с Банницким, не переставая гадать, позвонит блондинка или нет. Если нет – это банальная авантюристка, желавшая взять ее на испуг, бившая на эффект неожиданности. Если да…

У Банницкого в боковом кармане пиджака зазвонил мобильный телефон. Поморщившись, он поставил бокал, достал аппарат и недоуменно взглянул на номер. У Марины замерло сердце – ей показалось, что он сейчас попросту отключит аппарат, не желая портить себе обед. Однако Банницкий ответил.

– Слушаю. Кто? – Сдвинув брови, он выслушал ответ – судя по слабым звукам, доносившимся до Марины, весьма импульсивный. У Банницкого начал отвисать левый угол рта – эта мимика была знакома Марине, и она знала, что тот, к кому это относится, не должен рассчитывать ни на что хорошее. – А когда это я давал вам свой номер? Что? Ничего не знаю. Я с ним рассчитался. Вы уверены?

Снова пауза, снова далекий женский голос в трубке. У Марины слегка кружилась голова – ощущение было отвратительное, и отличное бургундское вино тут совершенно ни при чем. Ей казалось, что сейчас она упадет в обморок, – из-под нее как будто медленно вытаскивали стул. Банницкий говорил примерно те слова, которые она боялась услышать.

– Я созвонюсь с ним и все уточню, – сказал банкир, когда ему удалось прервать бурный поток излияний своей собеседницы. – Думаю, вы его неправильно поняли. Да, не беспокойтесь. Главное – помните про наши с вами условия! Мне не нравится, что вы уже начинаете их нарушать. Все-таки хотелось бы знать, откуда у вас мой номер?

На этом разговор внезапно был прерван – Банницкий отнял телефон от уха и с невозмутимым видом спрятал его в карман, предварительно отключив. Официант, только этого и дожидавшийся в почтительном отдалении, приблизился и начал подавать закуски. Совершенно распоясавшиеся девчонки толкали друг друга локтями, вызывающе громко разговаривали, но Марина их не останавливала. Ей было уже совсем нехорошо – на висках проступила испарина, а на грудь как будто лег тяжелый холодный камень. Ее мутило, и она слабо сознавала, что творится вокруг.

– Тебе плохо? – донесся до нее встревоженный голос Банницкого, но женщина не решилась кивнуть в ответ – побоялась спровоцировать рвоту этим слабым движением. – Проводить в туалет?

Вместо ответа она слегка приподняла одну руку, словно призывая его к молчанию. Банницкий все понял без слов и, подскочив к ней, бережно вывел ее из-за стола. Они едва успели дойти до туалетной комнаты – Марина, уже ничего не разбирая, бросилась внутрь и, даже не запершись, упала на колени перед унитазом. Ее выворачивало жестоко, как никогда в жизни – в счет не шли даже последствия студенческих вечеринок с сомнительной дешевой выпивкой. Потом стало легче, и она с трудом поднялась на ноги. Руки сильно тряслись, когда женщина зачерпывала ледяную воду и плескала ею в лицо, низко склонясь над глубокой раковиной. Вытершись бумажными полотенцами и пригладив волосы, женщина посмотрела в зеркало. Лицо опухло, глаза сузились и покраснели – прежде она побоялась бы показываться любовнику в таком виде, но сейчас ей было все равно.

Встревоженный Банницкий ждал за самой дверью:

– Легче? Господи, что ты такого съела?

– Да ничего, – пробормотала она, в ужасе чувствуя новый прилив дурноты. – Выйдем на воздух…

Он вывел ее под локоть так бережно, словно женщина могла рассыпаться от неосторожного движения. Эта забота тронула ее – еще никогда она не болела при нем, не знала, каков он в такие минуты. «Он хороший, добрый и любит меня, – убеждала себя женщина, стоя во дворе и хватая приоткрытыми губами прохладный осенний воздух. – Это я что-то неправильно поняла… Но он точно знал, с кем говорит!»

Она едва не спросила его напрямик, кто звонил, чем бесповоротно выдала бы себя, но в этот момент Банницкий задал вопрос, от которого все остальные мысли напрочь вылетели у нее из головы.

– Марин, а ты часом не беременна? – Его голос прозвучал взволнованно и с какой-то детской, заискивающей надеждой. – Ты подумай, вспомни…

Женщина хотела ответить, что этого не может быть, что за три года их связи и довольно-таки сомнительной контрацепции она еще ни разу ничего не заподозрила… И ничего не смогла сказать. ЭТО очень даже могло быть – в последнее время она не обращала внимания на такую банальную вещь, как собственное здоровье, и, хотя задержка длилась уже вторую неделю, ей и в голову не приходило забеспокоиться.

– Надо будет заглянуть в аптеку, купить тест, – тихо сказала она наконец. Банницкий крепко ее обнял, она спрятала лицо у него на плече и с ужасом подумала, что не рада, ну вот совсем, ни капельки не рада. Все, что она чувствовала, – это бесконечную усталость и обреченность, словно ее сорвало с привычного места и понесло куда-то бурным мутным потоком, управлять которым невозможно, – этой слепой силе оставалось только так же слепо подчиниться.