Последняя крепость - Юрий Никитин

Военно-компьютерная сеть ИНТЕРЛИНК объединяет данные всехспутников США, создавая трехмерное изображение поля боя. Любой пользовательможет, орудуя мышкой, прогуливаться по городам противника, по его боевымпорядкам. Компьютер-гигант находится в Лэнгли, штаб-квартире ЦРУ, но дисплеитеперь на каждом самолете, танке, десантном корабле и даже у отдельныхкоммандос.

Сам мобильник сообщит о том мгновении, когда произойдетподключение к всевойсковой сети, а пока что для обеспечения полной секретностиу него просто безобидный ноутбук в мобильнике, как у многих, хотя инавороченный, технологически продвинутый.

Он быстро написал на клочке бумаги крупными буквами: «Мария!Я очень люблю тебя. Я прошу тебя стать моей женой. Сейчас я отлучусь, но… явернусь за тобой. Любящий тебя Стивен».

Подумал, перед «Любящий» дописал «По-сумасшедшему», придавилбумагу тяжелой солонкой, чтобы не сдуло сквозняком, и, заперев квартиру,положил ключ под коврик и вышел на улицу.

Во дворе женщины сразу обратили на него внимание, любопытныесороки. Он заставил себя приветливо улыбнуться, поздоровался вежливо.

Одна спросила сразу:

– А что-то Мария выбежала так, будто за нею гнались!Даже Ави не поспевал…

– У них срочные дела, – объяснил Стивен. –Работа такая, знаете ли… Кстати, с Марией прощайтесь, скоро мы с нею уедем комне в Калифорнию. Она согласилась выйти за меня замуж, у меня большое ранчо, аМария обещала нарожать мне пятерых детей! А то и семерых.

Соседки ликующе зашушукались, на Стивена смотрели уже снежностью, как на родственника, одна чуть не всплакнула:

– Пятеро… Семеро! Надо детей, надо. А то нас так мало,так мало…

Ага, щас, подумал Стивен, вежливо распрощавшись и выйдя наулицу. Буду я вам плодить жидят! Все будут стопроцентными американцами.

Он прошел от цитадели Давида по улочке Давида: кривой инастолько узкой, что даже локти не растопырить. Свет закатного солнца сияеттолько наверху, а здесь черно и древне. Небо выгнулось даже не куполом, а почтиклином, беспощадный жар оттуда не льется, а опускается широким всеудушающимодеялом.

Наступает вечер, последний вечер Иерусалима, последний вечерИзраиля. Офисы давно закрылись, народ даже успел поужинать и отдохнуть послеслужбы, на улицах снова полно народу, многие идут в центр города, где напешеходных улочках, вроде Бен Иегуды, всегда по-семейному уютно и празднично,всегда музыка, столики летних кафе, а беспечный народ радуется жизни, в одномместе пробуя пышущие жаром шашлыки, в другом – ледяное мороженое.

Чувствуя странное волнение, он прошелся вместе с праздничноодетой толпой по середине улицы, старательно обходя выдвинутые на тротуарокруженные стульями столики, здесь быстро лопают бифштексы, паровые котлеты,даже хот-доги и гамбургеры. Молодежь вообще лакает пиво стоя, как кони, завыдвинутыми на тротуар столиками хорошенькие девушки с огромным и никогданеиссякаемым аппетитом роются в вазочках с мороженым, вылавливая орешки, изюм,ягодки, хихикают и запускают ложечки в чашки друг другу, воруя самые крупныеядрышки.

Он прошел мимо дорогих ресторанов, за толстыми стекламизажиточные туристы пожирают изысканные блюда лучших кухонь мира, здесь нетдешевых вин, что продаются в тех выносных кафе, как и простецкого пива, однакостолики заняты так же, как и в самых дешевых шашлычных. Отдельными парами сидятлюбители черного кофе, здесь его умеют готовить, как по-турецки, так ипо-русски, последний уже не просто черный, а такой густой, что ложечка торчит,как в сметане.

По дороге зашел в невзрачный отель с громким названием«Труба Иерихона», в снятом для него номере сразу же прошел к шкафу с одеждой,там, помимо двух костюмов, его ждал и солидных размеров чемодан. Тщательно выглаженныерубашки сверху, галстуки и модные пляжные трусики, а под ними десантный «узи»со спецпатронами, «йерихо», гранаты и любимая «беретта» с глушителем. Отдельнокоробка с набором патронов для особых случаев: от простых бронебойных сурановыми наконечниками до микроракет, которые могут поражать укрытые за угламиили в окопах цели.

Кафе в двух минутах от отеля, таких тысячи и тысячи, онвошел уверенно, но некоторая оторопь взяла, когда сообразил, что в этот моментв сотни таких же кафе входят подобные ему командиры штурмовых групп. Это несчитая тех, кто предпочел встретиться со своими бойцами у фонтана, умороженщика, в магазине…

Его ребята уже заняли два столика, дружно и весело тянулипиво, рассматривали хорошеньких девушек. Он присел за стол, улыбнулся, человекс улыбкой нравится всем, как сказал Карнеги, а самое главное, меньше привлекаетвнимание как бдительных полицейских, так и бдительных прохожих.

– Привет, – сказал он. – Кто же надираетсяпивом в такую жару?

– Вообще-то верно, – согласился один из наиболеекрутых командиров, Дэн Мюллер. – В животе будет булькать. Эй, дружище,принеси шнапсу!

– Ты с ума сошел, – одернул его второй изкомандиров, Курт Вайсмер. – Здесь терпеть не могут ничего немецкого! АВагнер вообще запрещен…

– Вагнер, Вагнер, – произнес Дэн, морщанос. – Это такой шнапс?.. Ладно, тогда коньяку. «Наполеон».

Курт хохотнул:

– Французов здесь тоже не любят. Французы, как и хохлы,все антисемиты.

Стивен вместе со всеми посмеивался, потом похлопал ладоньюпо столу, призывая к вниманию.

– Сегодня день трезвенника, – объявил он, всезатихли.

Курт сказал непривычно тихонько:

– Неужели…

– Не знаю, – ответил Стивен как можно беспечнее,улыбнулся. – Кто знает этих политиков? А теперь даже военных не осталось,все – политики. Во всяком случае, все должны быть… на местах. Неважно, ученияэто или всерьез, игры политиков или что-то погорячее, но от того, насколькоточно исполните приказ, будут зависеть не только награды и премии, но иколичество нашивок.

Он старался говорить легко, все знают, что США давит сострашной силой, кто-то даже сейчас может где-то проговориться, и правительствоИзраиля дрогнет, видя, что до часа икс остаются считаные часы…

Не знаю, сказал он себе, как воспринимают эту проблему там,наверху, на уровне президента Файтера и конгресса, но, по-моему, национальноесамосознание… это молодость человеческого организма. Чуть ли не обязательныйэтап. Особенно когда еще ничего не умеешь, не добился, не совершил, не достиг,тогда хватаешься за свою национальность и находишь в ней якобы присущиеособенности…

Если кто-то вдруг начнет говорить, что он, скажем, курд илиассириец и гордится тем, что курд или ассириец, что какие мы молодцы, несмотряна все гонения, не потеряли язык и культуру, то над этими заскоками простопожмут плечами. Болезнь роста: побудут курдо-ассирийцами, а потом станутлюдьми, о своей курдскости забудут.