Извлечение троих - Стивен Кинг

Теперь песчаные ямы встречались все реже, но это было слабоеутешение. Грунт под ногами становился все более крупнозернистым, теперь он ужепоходил скорее на бесплодную раскрошенную почву, нежели на песок (кое-гденаблюдались пучки травы, которая, казалось, стыдится того, что она здесьрастет), и из этой странной смеси песка и почвы торчали большие камни, и Эддипришлось лавировать с коляскою между ними, как прежде он лавировал между ямкамис песком. Очень скоро он понял, что песчаный пляж вот-вот сойдет на нет. Горы,бурые и безрадостные громады, подступали все ближе к морю. Эдди уже различал наих склонах овраги, похожие на зарубки, оставленные тупым колуном какого-нибудьнеуклюжего великана. В ту ночь, перед тем, как заснуть, он услышал какие-товопли далеко-далеко в горах. Похоже, кричал дикий кот.

Раньше берег казался им бесконечным, но теперь Эдди понял,что и у него есть предел. Где-то впереди гряда гор вытесняет его, подступаявплотную к воде. Там разрушаемые эрозией утесы вдавались в море, где импредстояло сначала стать мысами или полуостровами, а потом — целым архипелагом.

Это тревожило Эдди, но больше всего его волновало состояниеРоланда.

Теперь стрелок уже не горел в жару, а как будто стирался,терял себя, становясь как бы прозрачным.

На правой руке у него опять появились красные полосы,неумолимо ползущие по внутренней стороне от ладони к локтю.

Последние два дня Эдди постоянно всматривался вперед, щуряглаза, в надежде увидеть дверь, дверь, волшебную дверь. Все эти два дня онотчаянно ждал, что Одетта вернется.

Но ни того, ни другого не произошло.

В ту ночь как раз перед сном ему в голову вдруг пришли двеужасные мысли, как в каком-нибудь прикольчике с двойным смыслом:

А что если двери нет?

А что если Одетта Холмс умерла?

18

— Вставай и радуйся, мудила! — крик Детты вывел его изполузабытья. — Этак, лапушка, мы с тобою одни останемся. Похоже, дружок твойконцы отдал. Вот уж дьявол-то повеселится в аду, когда кореш твой ему вставитпалку.

Эдди поглядел на скорчившегося под одеялом Роланда, и наодин жуткий миг ему показалось, что эта сука права. Но тут стрелок зашевелился,яростно застонал и приподнялся на локтях.

— Усраться можно! — временами голос у Детты садился отнепрестанного крика, и иной раз его было почти и не слышно. Он превращался вкакой-то жуткий шепоток, больше всего похожий на подвывание зимнего ветра поддверью. — А я-то думала, ты уже дуба дал, господин хороший.

Роланд стал медленно подниматься на ноги, и Эдди казалось, чтоон не просто встает, а карабкается по ступенькам какой-то невидимой лестницы.Внезапно его охватило одно непонятное чувство, в котором жалость мешалась сбешенством. Это было знакомое чувство, навевающее неуловимые ностальгическиевоспоминания. Но уже очень скоро Эдди понял, что это такое. Они с Генри частосмотрели борьбу по телику, и во всех передачах один боец колошматил другого,причем бил ужасно, не прекращая, и толпа на трибунах ревела, требуя крови, иГенри тоже ревел в предвкушении крови, а Эдди просто сидел, переполненный этимсамым чувством — жалостью с бешенством пополам, каким-то немым отвращением, — ипосылал судье в телевизоре мысленные сигналы: Останови это, парень! Ты что,слепой, мать твою? Он же там умирает! УМИРАЕТ! Останови этой гребаный бой!

Но этот бой невозможно было остановить.

Роланд взглянул на Детту измученными воспаленными глазами:

— Очень многие думали, что я помер, Детта. — Он поглядел наЭдди. — Ты готов?

— Да, наверное. А ты?

— Да.

— Выдержишь?

— Да.

И они пошли дальше.

А где-то в десять часов Детта Уокер принялась тереть себевиски.

— Остановитесь, — сказала он. — Меня мутит. Меня, кажется,сейчас вырвет.

— Может, не надо было вчера вечером так обжираться, —огрызнулся Эдди, продолжая катить коляску. — От сладкого стоило бы отказаться.Я же предупреждал, что шоколадный торт — уже лишнее будет.

— Меня сейчас вырвет! Я…

— Остановись, Эдди! — сказал стрелок.

Эдди остановился.

Женщину в коляске вдруг передернуло, как будто через тело еепрошел электрический заряд. Глаза ее широко распахнулись, уставившись в никуда.

— ЭТО Я РАЗБИЛА ТВОЮ ТАРЕЛКУ, ГАДКАЯ ТЫ СИНЮШНАЯ ТЕТКА! —завопила она. — Я РАЗБИЛА ЕЕ, И Я, МАТЬ ТВОЮ, ОЧЕНЬ РАДА…

Она резко подалась всем телом вперед. Если бы не веревки,она бы выпала из коляски.

Боже, она умерла. У нее был удар, и она умерла, — подумалЭдди, осторожно обходя коляску: он помнил, какая она хитрющая и какие она можетвыкидывать номера. Не сделав и двух шагов, он встал как вкопанный. Поглядел наРоланда. Роланд ответил ему ровным спокойным взглядом, глаза его не выражаливообще ничего.

И тут она застонала. Открыла глаза.

Ее глаза.

Глаза Одетты.

— Боже, я что — снова хлопнулась в обморок? — спросила она.— Мне очень жаль, что я причинила вам столько хлопот. Вам пришлось даже меняпривязать. Мои бедные ноги! Я, наверное, смогу сесть поглубже, если вы…

В этот самый момент ноги у Роланда подкосились, и он потерялсознание в каких-нибудь тридцати милях к югу от того места, где берег Западногоморя сходил на нет.

1

Теперь Эдди Дину казалось, что они с Госпожой уже неплетутся по берегу или даже идут, преодолевая последние его мили. Они как будтолетели.

Одетта Холмс по-прежнему не питала к Роланду добрых чувствили же не доверяла ему, это было ясно как день. Но она понимала, в каком оннаходится отчаянном положении, и сочувствовала ему. Теперь Эдди чувствовал, чтоон толкает вперед не мертвую груду резины и стали, к которой по какому-тонедоразумению привязали еще и пассажирку, а легкий планер.

Иди с нею сам. Раньше мне приходилось за нею приглядывать, иэто было действительно важно. Но сейчас я только вас задержу.

Он почти сразу понял, насколько прав был стрелок. Эддитолкал коляску; Одетта ему помогала, качая рычаг.

Стрелок дал Эдди один револьвер, который он заткнул за пояс.

— Помнишь, как я велел тебе быть начеку, а ты меня непослушал?