Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать - Патриция Вентворт

— Ты уверена, что он не писал?

— Что вы имеете в виду?

— На твоем месте я бы ждал письма.

— Но он не написал!

— На твоем месте я бы спросил у него лично.

— Спросить у Элиота?…

— Да, конечно. Теперь, когда он здесь, неужели ты намерена вновь дать ему уйти, не объяснившись?

— Но…

Джеймс Парадайн откинулся на спинку кресла и пристально взглянул на Филиду.

— До сих пор этот вопрос решали за тебя, разве не так? Очень влиятельный обвинитель, отсутствие адвоката, а обвиняемого даже не выслушали.

Филида растерялась:

— Но… Дядя Джеймс, позвольте мне продолжить. Я хочу рассказать о случившемся сегодня.

— Ради Бога.

— Когда Элиот вошел…

— Да, дорогая?

— Я была так несчастна… даже не думала, что можно быть настолько несчастной… но когда Элиот вошел, все изменилось. Как только увидела его, я просто до жути обрадовалась.

— Я заметил.

— О!..

— Дорогая, неужели ты правда думаешь, что никто не заметит, если ты, так сказать, зажигаешь сигнальные огни?

Она действительно их зажгла.

Филида проговорила негромко, со вздохом:

— Уже не важно… мне было все равно. — И она горячо добавила: — Вот почему я решила с вами поговорить. Наверное, я устала быть несчастной. Устала плыть по течению, не думая о том, без чего вроде бы нельзя обойтись. Вот что я хочу понять. Сами видите, тетя Грейс никак не успокоится, и я тоже, но я не знаю, есть ли Элиоту дело до меня. Может, уже нет.

— Я бы спросил у него, — быстро отозвался Джеймс Парадайн.

Он подался вперед, выдвинул один из ящиков стола и вытащил жестяную коробочку с гербом на крышке. Там лежали разноцветные карамельки. Джеймс выбрал лимонный леденец и протянул коробочку Филиде.

— Возьми конфетку, милая, и перестань думать о себе. Речь об Элиоте. Даже у обвиняемых есть права и чувства. Я бы на твоем месте выслушал его. Кстати, кто-то таскает у меня конфеты, я уже давно это замечаю. Альберт? Вряд ли. Любовь к карамелькам — естественная человеческая слабость. Но иногда я сомневаюсь, что Альберт тоже человек. А ты бы кого заподозрила? Как зовут ту румяную девицу, которая всякий раз багровеет, когда мы встречаемся в коридоре?

Филида рассмеялась, но голос ее дрожал:

— Полли Парсонс. Ей всего шестнадцать. Наверное, она любит сладкое.

— Придется выдавать ей паек. Как, по-твоему, она отреагирует, если увидит в ящике пакет с двумя унциями леденцов и надписью «Для Полли»?

Филида, отодвинув стул, встала.

— Думаю, она насмерть перепугается, — ответила она, и тут дверная ручка задергалась, а замок забрякал.

Выражение лица Джеймса Парадайна изменилось, когда он сказал:

— Подождите, я сейчас открою.

Джеймс приложил палец к губам, а другой рукой взмахнул, указывая на необитаемую спальню. Уходя туда, Филида услышала, как он сделал несколько шагов. Едва она закрыла за собой дверь, как услышала звук ключа, поворачивающегося в замке кабинета.

В комнате, куда она вошла, царила тьма — непроглядная тьма. Филида не помнила, чтобы хоть раз бывала здесь раньше. Изредка она заглядывала в эту спальню, стоя на пороге, но не более того. В детстве это была для нее запретная территория. Беглые взгляды из коридора заставили запомнить довольно жуткие тяжелые темно-красные шторы, огромную кровать с четырьмя столбиками, покрытую чехлом, и массивную мебель красного дерева. Гардероб занимал все пространство между дверью и окном по левую руку.

Сейчас Филида пыталась припомнить, где стоит другая мебель. Ей предстояло добраться до двери, выходившей в коридор, ни во что не врезавшись. Казалось, где-то тут был комод… да, вот он — высокий и тяжелый, справа от того места, где она стояла. Если сделать пять шагов вперед, затем повернуть и пойти прямо, она непременно окажется у двери.

Едва Филида собралась шагнуть, как из кабинета донесся голос Джеймса Парадайна и другой, тоже знакомый ей. Она быстро отсчитала пять шагов в темноте, повернула и пошла вперед, вытянув руки, пока наконец не коснулась двери.

Примерно в половине двенадцатого Элиот Рэй проснулся. Альберт вещал о том, как угри мигрируют в Саргассово море, чтобы там размножаться, но теперь его наставительная речь сделалась в высшей степени непереносимой. Как непрерывное падение капель в одну точку, голос Альберта сначала стал нестерпимым, а затем превратился в сущую пытку. Элиот встал и, потянувшись, сказал:

— Давайте выпьем.

Альберт уставился на него, явно продолжая думать об угрях. Сквозь толстые стекла очков глаза секретаря казались бычьими, только меньше. Они были точно такие же карие и выпуклые. Представьте быка с обиженным взглядом — и перед вами Альберт.

Элиот усмехнулся:

— Ну же. Лейн обычно оставляет поднос в столовой. Пойдемте разведаем.

Комнаты в этой стороне дома находились непосредственно над апартаментами Джеймса Парадайна, библиотекой и гостиной. Чтобы добраться до столовой, нужно было либо спуститься по лестнице в конце коридора, либо, повернув налево, сойти в зал. Именно этим путем они поднялись. Он был самым коротким и вдобавок избавлял от необходимости проходить мимо кабинета.

Элиот повернул налево и преодолел небольшое расстояние, отделяющее его комнату от центральной лестницы. Сначала обзор был преимущественно скрыт массивной золоченой люстрой. Она не горела и подсвечивалась снизу одинокой лампой. Но стоило выйти на площадку, как становился виден зал — и большая дверь красного дерева, которая вела в прихожую и на крыльцо. Правая створка двери подрагивала. Впоследствии Элиот старательно вспоминал эту минуту — насколько он уверен, что дверь двигалась? Он, подобно Галилею, упрямо твердил: «И все-таки она двигалась». Когда он достиг площадки и повернул, чтобы пойти дальше, створка замерла. Элиот подумал: если у Джеймса Парадайна гость, это не его дело, и в любом случае уже слишком поздно, чтобы понять, кто там.

Когда они спустились в холл, с верхнего этажа донесся какой-то звук. Как и движение двери, это было скорее ощущение, чем несомненный факт.

Элиот направился в столовую, где увидел разбавленное виски и содовую. Он наблюдал, как Альберт Пирсон варит себе на спиртовке какао. Альберт был не прочь продолжить разговор об угрях, но Элиот прямо сказал, что уже усвоил всю информацию, которую в силах вместить, и предупредил, что об алиби придется забыть, если ему придется выслушать еще хоть что-нибудь. Поэтому Альберт теперь с высокомерным видом молча утешался какао.

Когда они вышли из столовой, Элиот попытался проанализировать свои ощущения. Он не сомневался, что какой-то звук был — наверху над гостиной. Там спали Грейс Парадайн и Филида. У каждой в распоряжении имелись отдельная гостиная и ванная. Больше там никто не жил. Комнаты слуг были дальше, в отдельном крыле. Если кто-нибудь и производил какие-либо звуки, то именно Филида или мисс Парадайн. Элиоту показалось, что наверху ходили. Он задумался, но ни на йоту не приблизился к разгадке. Что именно он слышал? Шаги? Или кто-то открыл либо закрыл дверь? Смутное, нечеткое впечатление. Он уловил какой-то звук — возможно, движение. Элиот вернулся в свою комнату и увидел на часах на каминной полке восемь минут двенадцатого.