Воскресное утро - Михаил Алексеев

17 июля 1941 года. Вязьма

Лейтенант Егоров лежал на чистых простынях в госпитале, размещенном в здании бывшей школы, и вспоминал события, происшедшие с ним за эти сутки. Болела раненая нога, но по сравнению со вчерашним днем боль была терпимой. Врач сказал, что если срастется правильно – ограничений на летную работу быть не должно. Но придется месяца два тут поваляться.

Вчера, сразу после приземления вертолетов и атаки морских пехотинцев с солдатами батальона охраны, он понял, что для него война на ближайшее время закончилась, и накатила такая боль на раненую ногу, которую он к тому же ушиб при приземлении с парашютом, что он едва сдерживался, чтобы не стонать. Стонать ему было стыдно, рядом с ним лежали пехотинцы, танкисты, десантники, пограничники, морпехи – обожженные, с рваными осколочными и пулевыми ранениями, некоторые без сознания, на фоне которых его рана казалась пустяковой. А солдаты все несли и несли раненых. Потом тяжелых стали заносить и раскладывать в вертолетах. Легкораненые остались в строю. Их обещали забрать вторым рейсом. В большой, Ми-6, погрузили погибших. Их решили не оставлять тут и похоронить как полагается. В его вертолете летели и летчики сбитого МиГа. Они подходили к нему, подбадривая. Майор Степанов в полете сидел за пулеметом в бортовой двери, заменив там солдата из батальона охраны. На аэродроме их быстро выгрузили, разложив не ходячих раненых на носилках прямо у стоянки. Полковые врачи, быстро осматривая раненых, сортировали их по степени тяжести ранений. Всех, кто нуждался в операциях или длительном лечении, тут же принялись грузить в Ан-12, который должен был их доставить в тыловой госпиталь в Вязьму. Когда его несли к самолету, рядом с носилками появилась Лена. Шла рядом, держа его за руку, и что-то говорила, но Егоров не слышал ее из-за рева двигателей и обычного шума аэродрома, но все равно ему было приятно, и он улыбался ей. Впервые подумав, что даже где-то в глубине души рад, что ранен и что она сейчас рядом с ним. Правда, его беспокоила мысль – не отстранят ли его от полетов по ранению? Уже перед самой погрузкой она нагнулась к нему, обдав его волной столь ему знакомого и любимого запаха ее духов, поцеловала в губы и прошептала на ухо, что его отвезут в Вязьму, и она обязательно приедет к нему.

Ан-12 часа за полтора довез их до Вязьмы. И пока Егоров лежал на носилках и ждал своей очереди на погрузку в санитарную машину, с интересом, даже забыв про боль, смотрел на жизнь аэродрома. По рулежкам, свистя турбинами, катились «спарки», переходя от свиста в уже привычный ему рев на старте. МиГ-17 в учебных полетах было мало – их моторесурс берегли для войны. Иногда проскакивали поршневые самолеты – он узнавал МиГ-3. В районе стоянок самолетов быстрыми темпами возводились какие-то здания, похожие на ангары. Везде сновали автомобили технических служб. В общем, аэродром жил привычной жизнью обычного аэродрома мирного времени. О войне напоминали лишь перекрытые щели у стоянок, доты и дзоты охраны и завешенные масксетями, но уже узнаваемые силуэты ЗРК «Оса».

Он уже познакомился с соседями по палате. Несколько человек были с ним в одном бою. С ними как-то быстро нашелся общий язык. Хотя и остальные были нормальные парни. Все были с их фронта, точнее – из дивизий, взаимодействовавших с Особыми корпусами РГК, но попали сюда раньше и живо интересовались, как там идут дела. Хоть вроде как все были свои, но на всякий случай Егоров отделывался общими фразами. Летчиков из его корпуса тут не было, и Егоров уже начал подозревать, что заскучает тут. Выручало то, что над городом весь световой день гудели самолеты, и он их видел в окно, к которому сумел перебраться, поменявшись с капитаном танкистом койками за шоколад из НЗ, остававшегося у него. Капитан шел на поправку и использовал шоколад для обольщения женской части персонала госпиталя. К тому же выяснилось, что в спортзале бывшей школы стоят «агрегаты», называемые старожилами «телевизор и видеомагнитофон», по которым можно посмотреть записи фильмов. Набор фильмов был небольшой и крутился уже не по одному разу. К тому же среди фильмов попадались какие-то странные, вроде русские, но все было незнакомое. Тем не менее каждый вечер бывший спортзал был забит до отказа, и оттуда раздавались взрывы дружного хохота. А перед сном ходившие туда, перебивая друг друга, в лицах пытались пересказать фильмы лежачим раненым. Егоров надеялся в скором времени обзавестись костылями и сходить на это мероприятие.

17 июля. Берлин. Рейхсканцелярия

Гитлер уже несколько минут молча, опустив голову и о чем-то сосредоточенно думая, прохаживался перед группой высших военачальников Третьего рейха. Потом остановился, не поднимая головы и не обращаясь конкретно к кому-либо из присутствующих задал вопрос:

– Почему? Почему всегда с русскими все не так, как с остальными? Почему все те решения, которые приносили нам победы во Франции, Польше, в других странах – не срабатывают тут? Кто может мне объяснить, почему олицетворение мощи вермахта – танковые группы, разваливаются в течение одного-двух дней под ударами русских?

Голос его все поднимался с каждой фразой, и он, уже заглядывая в глаза своих генералов, кричал:

– Почему мы за две недели потеряли двух …ДВУХ!!! Командующих танковыми группами? Я уже молчу о генералах и офицерах ниже рангом! Сначала Гот! Теперь – Гудериан! Хотя… я бы этого мерзавца Гудериана сам расстрелял! Как можно было упустить такой шанс заполучить русский секретный самолет? КАК – я спрашиваю! Оооооооооо!!! Я ужасно сожалею, о том, что он сумел избежать встречи со мной!!! Как русские смогли вывезти самолет с территории, занятой нашими войсками? Кто их выпустил?

– Мой фюрер! – решился ответить командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок. – По докладам командиров частей 2-й танковой группы русские вывезли самолет с помощью громадного автожира. Он нес его подвешенным к брюху.

– Почему не сбили?? Где было наше ПВО?

– Мой фюрер! Русские заранее подавили наше ПВО по маршруту предполагаемой ими эвакуации. К тому же сама эвакуация прикрывалась большим количеством их «быстрых дьяволов» и боевых автожиров. Попытки помешать их полету тут же жестоко подавлялись. Одновременно с этим с фронта наступали русские мехчасти, имея во главе своих «монстров». Как мне доложили, наши артиллеристы сумели подбить несколько русских бронемашин нового типа, однако русские смогли их эвакуировать с поля боя. Теперь нам известно, что малые бронемашины русских пробиваются нашей противотанковой артиллерией, и это дает нам шанс заполучить образцы этой новой техники.

– Вы считаете это успехом? – глядя ему в глаза, холодно спросил Гитлер. – Позор! Позор немецкой нации! Мы стали считать успехом возможность подбить несколько единиц легких русских танков. Нет! Нет, господин генерал-фельдмаршал! С таким настроем и такой верой в арийскую идею и мощь немецкой техники победить нельзя! Я отстраняю вас от командования группой армий «Центр»! Кандидатуру на ваше место я обдумаю. Что у вас, Гейдрих?

– Мой фюрер! При прорыве русских мы сумели взять некоторое количество пленных, которые допрашиваются СД, и на основе добытых ранее и полученных на допросах данных нами будет подготовлен аналитический доклад, который, я в этом не сомневаюсь, прольет свет на причины русских успехов именно в Белоруссии.