Власть и масть - Евгений Сухов

Дружба их началась не враз. Да и какие отношения могут связывать оперативника с карманником? Разве что процессуальные. А все началось с того, что однажды по воле нелепого случая Александр Журавлев оказался в магазине, где «работал» гастролер, и вместе с заезжим щипачем был задержан оперативниками и Маляр. Разобраться в непростой ситуации сумел Дмитрий Вандышев, и его поручительство спасло тогда Журавлева от очередного срока заключения.

Александр Журавлев оказался человеком благодарным и не однажды делился со своими покровителями такими сведениями, каких не увидишь в милицейских сводках.

В этот раз они договорились встретиться в художественном салоне, где проходила выставка модного молодого художника. Войдя в зал, Вандышев увидел, что, вопреки ожиданию, народу на выставку пришло немного, десятка два зрителей, половина из которых являлась ближайшими родственниками дебютанта.

Художник, белокурый мужчина лет тридцати, в длинном синем пиджаке и красном галстуке, находился между двумя женщинами, которые льнули к нему гибкими телами. Троица была счастлива, чего не скрывала: между ними были установлены неформальные отношения, нечто вроде шведской семьи. Чуток поодаль еще две молодые дивы, то прошлое художника: миниатюрная крашеная блондинка лет тридцати и высокая брюнетка с демонстративно выпирающим бюстом, они смотрелись как единство противоположностей. Обе с тоскующими взглядами, что не мешало им достойно нести траур по несостоявшейся любви.

Видно, этот холеный художник был необычайный сердцеед.

Величавой скалой у огромного полотна, на котором был нарисован расколотый кувшин, стоял Маляр. Лицо задумчивое, в образе. Заметив вошедшего Вандышева, он лишь сдержанно кивнул и, не выходя из роли, произнес:

– Поверь мне, скоро будут приносить в художественные салоны высохшие фекалии и выдавать их за гениальные творения толстой кишки. Пойдем отсюда, – кивнул он в сторону окна. – Что-то мне не очень нравится здесь выстаивать.

– Так почему же совсем не уходишь? – хмыкнул Вандышев.

Маляр глубоко вздохнул:

– Не все так просто, я ведь покровительствую этому мальчику. Сирота! Когда-то его мать была моей любовницей, так что в некотором роде я обязан, – приостановившись, бывший карманник развел руками. – У меня есть серьезные подозрения, что этот молодой художник мой сын. Во всяком случае, по части женского пола он мне не уступает, а может, даже где-то уже и превзошел. – Маляр задержал взгляд на одной из девушек, стоявшей рядом с художником. – Но об этом как-нибудь потом, – и, уже улыбнувшись широко, добавил: – А потом скоро будут разносить угощения с напитками. А я так люблю семгу!

Вандышев лишь улыбнулся, – ироничный, смешливый, Маляр не изменял себе. Такого и сажать-то жаль! Во всяком случае, надолго.

– Знатная рыба.

Оперевшись о подоконник, Журавлев скрестил руки на груди (весьма впечатляющая поза) и произнес:

– Однако мы отвлеклись. Так чем обязан? Только давай без предисловий, а то я опасаюсь, что могу пропустить буфет.

– Ты ведь знаком со всеми коллекционерами антиквариата.

– Только с самыми крупными, – подчеркнул Журавлев.

– Генерал Саторпин входит в их число?

Бывший карманник слегка поморщился, было заметно, что говорить о генерале ему не хотелось.

– У него есть несколько уникальных вещей.

– Так ты с ним знаком?

– Скажем так, мы встречались несколько раз. Признаюсь, что от нашего знакомства удовольствия я не испытал. Совершенно не тот типаж, чтобы распахивать перед ним душу.

– А ты знаешь о том, что его ограбили?

– Наслышан, – вяло протянул Журавлев.

– Ходят слухи, что у него украли Копье судьбы.

– Честно говоря, я не очень верю во все эти байки, – поморщился Журавлев. – И знаешь почему?

– Почему же?

– Потому что достаточно знаю генерала Саторпина, чтобы сделать вывод о его личности. Это не тот человек, чтобы выпускать из рук что-то ценное. Если к нему попадает что-то уникальное, то с этой вещицей он расстанется разве что после смерти. Знаешь, что я обо всем этом думаю?

– Что?

– Он сам подстроил это ограбление, создав видимость, что копье у него украли. А потом у него весьма серьезная система защиты, – протянул он задумчиво, – чтобы такую хату взломать, нужно ой как потрудиться! Здесь должен пошуровать весьма незаурядный ум.

– Ты мог бы назвать такого человека, которому под силу было бы взломать все эти охранные системы?

– Даже затрудняюсь сказать…

– И все-таки подумай.

– Пожалуй, что Кирилл Глушков, погоняло Фомич.

– Как ты сказал? – не сумел сдержать своего волнения майор.

– Кирилл Глушков, – удивленно посмотрел Маляр на Вандышева. – Ты что, о нем уже что-то слышал? Весьма осторожный человек. Неужели прокололся?

– Хм… Много задаешь вопросов.

– Не хочу наговаривать напраслину на человека. Но вы еще должны помнить истину: не пойман – не вор.

Из соседней двери вышли три девушки с подносами в руках. В центре подноса стояла водка с фужерами, а вот по краям, выстроившись рядком, их украшали бутерброды из вожделенной семги.

– Кажется, мне начинает нравиться это мероприятие. На всех этих выставках и презентациях запоминается только банкет! Так что пора заканчивать нашу беседу. Так ты присоединишься к нам?

Вандышев выразительно посмотрел на часы:

– Пойду я, есть еще кое-какие дела.

Вряд ли на свете существует более впечатляющее зрелище, чем распадающаяся плазма. На огонь Николай Обутов, или сорокалетний законный с погонялом Омут, мог смотреть очень долго. В этой картине было нечто завораживающее, действовавшее на уровне подсознания, доставшееся в наследство от далеких прародителей. Видно, так в первобытном палеолите первые люди взирали на огонь, на котором жарились куски мамонтового мяса. Глядя на огонь камина, Омут чувствовал успокоенность. В таком созерцании было еще одно важное качество: оно способствовало глубокому размышлению, что привело к определенным выводам.

Ограбление генерала Саторпина наделало много шума. Об этом много судачили, даже написали в газетах. Но странность взлома заключалась в двух вещах: первое, каким образом домушник сумел вскрыть разные по типу замки, затратив на это минимум времени, причем удачно миновав расставленные электронные ловушки; и второе, что именно было украдено.

Из первого следовало, что человек, проникший в дом генерала, был домушником экстра-класса, каких в Москве можно было сосчитать на пальцах одной руки. А из второго – что он изрядно поживился. А то, что генерал человек небедный, было известно многим. Даже хотя бы потому, что у него была одна из лучших коллекций картин, о чем весьма усиленно говорили в узких кругах. Так что человек, забравшийся к нему в дом, весьма поживился. А раз так, то, следовательно, обязан платить тем, кто отвечает за эту территорию и в какой-то степени способствует материальному благополучию взломщика.