Я была Алисой - Мелани Бенджамин

С каждым его приездом наши ссоры становились все серьезнее, что, я уверена, было предметом живейшего обсуждения среди слуг. Сознавая это, я злилась еще больше. Как они смеют шушукаться обо мне! Ситуация с прислугой была просто ужасающей. Дошло до того, что мне приходилось прятать свои украшения вместо того, чтобы их носить, ибо я никому в доме не доверяла. Если бы я могла найти им замену, то уволила бы всех до одного.

И все же ужинать с Кэрилом, несмотря на существовавшую между нами напряженность, было лучше, чем сидеть одной, как это часто случалось, когда я, нарядившись в выцветшее вечернее платье (без драгоценностей, отчего я чувствовала себя голой), разглядывала на стене картины — старые папины писанные маслом пейзажи английской провинции, теперь порядком потемневшие, поскольку я не могла позволить себе их отреставрировать.

— Очень мило с твоей стороны позволить мне здесь остаться, — сказала я Кэрилу, когда темы нашей светской беседы исчерпали себя за супом, еще до того, как подали второе блюдо. — Ведь именно ты — законный наследник Каффнеллза.

— Нет, мама, это твой дом. Вряд ли я бы захотел его. — Он огляделся по сторонам в большой пустой комнате, и я в первый раз увидела дом его глазами: старые обои, небрежно опутанная электрическими проводами люстра, потрескавшаяся на потолке штукатурка. — Тебе никогда не приходило в голову пустить сюда жильцов или сдать весь дом в аренду? Это помогло бы сделать ремонт и даже увеличить наш с тобой доход. В Лондоне, знаешь ли, все безумно дорого.

— Жильцов? — Я уставилась на сына, небрежно евшего суп. Чужие люди в моем доме, там, где я создавала семью? Как ему пришло в голову предложить мне такое? — Нет, я не пущу жильцов! — холодно отрезала я и нажала на звонок, вызывая Мэри Энн. — Суп почти холодный. Заберите его и передайте поварихе, что я с ней потолкую позже.

В тот вечер, после того как Кэрил уехал в Лондон (теперь он редко оставался даже на одну ночь, хотя перед отъездом все-таки извинялся передо мной), я устроилась в библиотеке, чтобы разобрать счета. Я слишком тревожилась о будущем, чтобы позволить себе роскошь вспоминать прошлое. Когда-то я пришла к выводу, что избежать печали можно, лишь двигаясь вперед. Я вспомнила, как рвалась из Оксфорда после смерти Эдит и отъезда Лео.

Однако теперь, когда мое горе стало безмерным, я не желала от него бежать. Я будто висела над пропастью, всеми силами цепляясь за Каффнеллз, и никого не было рядом (о Кэриле и говорить нечего. Надо же предложить такое, пустить жильцов!), кто бы мог подхватить меня, когда я все же сорвусь. Я жалела, что у меня нет ценностей, которые можно продать, чтобы сохранить память о Рексе и Алане, ибо лишь здесь, в Каффнеллзе, я могла вспомнить, как они выглядели. Только здесь я могла видеть их и Реджи — гуляющими по ныне запущенным владениям, так много для них значившим, и слышать отголоски мужского смеха из бильярдной. Сколько раз они делали ставки друг с другом, хотя знали, что я этого не одобряла!

Я просто не могла их снова потерять.

Я встала, размяла затекшие пальцы и стала бродить по комнате, разглядывая полки в поисках каких-нибудь ценных книг, может быть, первых изданий, хотя знала, что таких не имелось. И все же я искала, надеясь, что, может, Реджи приобрел что-нибудь без моего ведома. Хотя — я с нежностью улыбнулась — Реджи за всю свою жизнь не купил ни одной книги.

Наконец я остановилась у окна и устремила взгляд вдаль. Стемнело, и я видела лишь свое отражение в стекле — мои волосы, теперь совершенно седые, но все с той же челкой; мои серьезные, настороженные глаза, решительный подбородок, уже сморщенный от старости. «Вот уж поистине Зазеркалье», — подумала я. Ибо в моей жизни не было логики. Я путешествовала, искала, сомневалась, любила, к чему-то стремилась — все делала с таким усердием, а в результате оказалась здесь, не получив на свои вопросы ответов. Страны чудес не существовало. Никогда. Реальной являлась только я, которая взирала на себя в запятнанное зеркало и была не в силах в своем отражении узнать ни девочку из собственного детства, ни теперешнюю женщину, одинокую, не имеющую ничего за душой, кроме старого разваливающегося дома…

Но вот я вновь уставилась на застекленный шкаф. Пододвинула к нему скамеечку, ибо теперь, опустившись на колени, я рисковала вообще не встать, присела на нее. Потом открыла дверцу шкафа, просмотрела книги, многие из которых были на каких-то неизвестных языках, но все с моим именем, выделенным особо, и осознала, что все же кое-что ценное у меня имеется. Если только мне хватит сил признать это.

«Приключения Алисы в Стране чудес». Все дорогие первые издания, даже рукописный оригинал были на месте. Я их всегда считала фамильной ценностью. Но теперь у меня не осталось семьи — лишь память о ней, которая живет здесь, в Каффнеллзе.

Все прошедшие годы я не хотела читать эту книгу. Боялась увидеть на ее страницах себя. Но что я тогда знала о страхе? Теперь я потеряла сыновей на войне, похоронила мужа и того гляди лишусь дома. Вот что такое страх — это ужасное чувство, от которого замирает сердце, когда не знаешь, где земля и коснутся ли ее мои ноги снова. Страх — когда не знаешь, удастся ли сохранить память о тех, кого любила, пусть даже эта любовь пришла ко мне слишком поздно. Но я обрела ее и уже не могла предать.

Сейчас ничто не мешало мне открыть и прочитать книгу, и образ сына у меня на коленях снова возник в моем сознании — ведь это случилось именно здесь, в библиотеке. Теперь я уже не боялась того, что могу найти на пожелтевших страницах. Боюсь только, ждала я слишком долго.

Сделав глубокий вдох, я вытащила книгу, которую Рекс когда-то просил меня почитать. Открыв ее, я перевернула первую страницу. Вниз по кроличьей норе… Алисе наскучило сидеть с сестрой без дела на берегу реки… Мой голос звучал тихо, но ровно. Я продолжала читать вслух, хотя слушать было некому. Я продолжала надеяться, что, возможно, Рекс слышит меня.

Когда я дошла до того места, где Белый кролик посмотрел на карманные часы (точь-в-точь как это делал папа. А ведь я и забыла совсем!), то начала посмеиваться, сначала тихо, однако, по мере продвижения вперед, мой смех становился все громче, пока одна из Мэри Энн не заглянула в комнату. Но я махнула рукой, отсылая ее, и продолжила читать вслух, не заботясь, что теперь она обо мне скажет остальным, поскольку не желала отвлекаться от книги: мне не терпелось узнать, что же будет дальше.

Ибо в конце концов, по прошествии стольких лет, после путешествия по извилистым дорожкам, снова и снова возвращавшим меня назад, в темный, опасный угол моей памяти, я смогла увидеть «Алису в Стране чудес» такой, какой, наверное, ее видели другие и какой видела ее я в тот давний полдень в лодке с сестрами, — это чудесная, очаровательная сказка об очень спокойной, невозмутимой девочке, попавшей к абсурдным болтливым существам и не торопящейся их покинуть.

Но я не была той девочкой. Теперь я это точно знала. Даже мистер Доджсон, которого я умоляла записать сказку, чтобы навечно остаться ребенком, понимал, что такому не сбыться никогда. Он уже в то время тосковал по мне. Об этом говорил грустный конец сказки, когда сестра Алисы думает, что та вырастет и забудет свой сон.