Падальщик - Ник Гали

Перехватив накидку, втянув от ветра голову в плечи, человек подошел вплотную к проему между зубьями и посмотрел вниз. Нет, тот, кого он ждал, еще не приехал: площадь перед дворцом с темным нагромождением лесов вокруг храма была пуста, — в искрящемся воздухе призрачно льнуло на бок пламя одинокого факела на углу фасада дворца.

Человек развернулся и сделал несколько шагов по крыше; ветер окончательно растрепал его седые волосы, рванул с плеч накидку…

Словно вдруг на что-то решившись, человек развернулся и быстрым шагом прошел к огромной черной башне, похожей в темноте на присевшего в углу крыши на корточки великана.

— Салай! — крикнул человек, открыв дверь и просунув голову в проем. — Сала-ай!!

В колеблющемся свете факела человек подождал, напряженно глядя на стертые от времени ступени каменной лестницы.

Далеко внизу раздалось невнятное ворчание, потом послышался звук упавшей на пол и разбившейся посуды.

— Салай! Ты что, заснул?!

— Ничего не заснул… — донесшийся снизу голос был хриплым. сонный. — Приехал уже ваш Чернильный Орех1. Уже полчаса как тут.

— Мадонна!! Так что же ты!..

Подняв к небу руки с растопыренными пальцами (зеленой искрой сверкнул в лунном свете камень в перстне на правой руке), человек закатил глаза, — но тут же спохватился, собрался, очевидно, решив не давать волю гневу, — запахнул накидку и шагнул в дверной проем.

У подножия лестницы, в полумраке бывшей караульной, его ждал совсем не похожий на бдительного стража высокий, белокурый юноша на вид лет двадцати с припухшими от сна глазами.

В руках у юноши был глиняный подсвечник с потухшей свечой; задувший свечу сквозняк из узкой бойницы в башне, шевелил полы длинной льняной рубахи юноши и кудри на его голове — в полумраке мальчик казался готовым вот-вот взлететь в ночной воздух бестелесным эльфом. Возле лестницы за его спиной была отворена дверь в каморку, — оттуда, наоборот, несло земным — наспанным теплом, известкой, мышами.

— Бартоломео обещал предупредить меня, да не сделал, — с хрипотцой певуче принялся оправдываться юноша, едва завидев из-за поворота лестницы сапоги хозяина. — Я смотрел в окно на площадь, а Чернильный Орех возьми да и приедь через задние ворота!..

Сапоги из рыжей кожи стали на каменном полу прямо напротив белых пальцев ног юноши.

— Но тебе тем не менее каким-то образом стало известно, что он уже полчаса как здесь! И ты не сказал мне об этом, а отправился спать!

— Чернильный Орех…

— Не Чернильный Орех, а сеньор Мазини!

— Нуда, сеньор Мазини. С ним никогда не знаешь.

— Да что тебе знать! — в сердцах воскликнул седой человек, обдавая теплом факела лицо юноши. — Я поручал тебе, а не Бартоломео, встретить гостя. А ты заснул! Скажи, тебе не стыдно?

Если кудрявый лесной эльф и попытался изобразить на своем лице раскаяние, ему это не удалось; глаза его выражали лишь желание вновь слипнуться.

— Стыдно, — с хрипотцой пропел он, отводя взгляд в сторону и подавляя зевок.

Человек вздохнул.

— Где он сейчас?

— В Большом Зале. С ним еще какой-то сеньор.

Услышав последние слова, человек вдруг так же, как раньше на крыше, но уже не встревоженно, а радостно, прошептал сам себе:

— Он нашел его!..

— Иди спать! — приказал он юноше уже почти весело, повернулся на каблуках, и, подняв повыше над головой факел, устремился бегом вниз по темному, узкому коридору.

* * *

Высокий худощавый господин с горбатым носом, одетый в черный дорожный плащ, достал из кармана платок и, нагнувшись, брезгливо вытер им носок сапога. Сзади, словно клюв аиста, вынырнул на мгновение из-под плаща кончик его шпаги.

— Хоть бы за шесть лет здесь кто-нибудь прибрал, — сморщив нос, произнес господин.

Сидевший за столом возле размалеванной красками деревиной перегородки молодой парень поднял к нему закрытое до того в кожаном рукаве раскрасневшееся от сна лицо.

__ Да может, маэстро еще найдет новую бронзу…

Да как же!

Господин насмешливо фыркнул, выпрямился, заложил руки за спину и, насвистывая, пошел вдоль колоннады, где пол был почище, высекая из квадратных плит под ногами сухой, возвращающийся от темных сводов эхом звук; пряжки на его сапогах, отражая пламя факелов на стенах, отливали медовым светом.

В центре огромного зала, посреди куч земли шевельнулась тень. Там бродил еще один человек — укутанный в плащ с капюшоном монах. Вот он нагнулся над холодным ртом обжигательной ямы, поднял с пола и поднес к глазам обрывок какого-то старого чертежа.

— Грандиозный был замысел, — сказал он скрипучим голосом, рассматривая обрывок, — об этой лошади говорила вся Италия! Но время ушло… Ушло.

В зале снова стало тихо, только потрескивал огонь в факелах.

— Кстати о времени, — горбоносый со шпагой повернулся на каблуках к юноше, — скажи, Бартоломео, сколько его прошло с тех пор, как наш любезный Салай отправился звать Учителя?

Пока Бартоломео собирался с ответом, со стороны тонувшей в темноте противоположной стены большой залы послышался скрип: в основании высоких створов парадных дверей, уходящих гигантской аркой в темноту, дрожащим огнем осветился прямоугольник.

Седой человек, которого мы до этого видели вышагивающим в нетерпении по крыше замка, энергично переступил через порог зала. Держа впереди себя факел. Горбоносый, придерживая рукой шпагу и забыв про еще недавно так беспокоившую его грязь, прямо через зал быстрым шагом направился ему навстречу.

— Учитель!

— Томмазо! — хозяин широко улыбнулся и поднял факел выше над головой. — Наконец-то!

Они обнялись. Поверх закрытого черным плащом плеча седой посмотрел на бродившего среди разбросанной земли монаха. Отстранившись, спросил:

— Это он?

Горбоносый, улыбаясь, кивнул.

— Брамантино, ты свободен, иди спать! — крикнул хозяин сидящему за столом юноше.

Тот, кого называли попеременно то Бартоломео, то Брамантино, — сплюнул на кучу земли у стола — вот ведь, только началось самое интересное: тайны Чернильного Ореха! — съехал со стула, и с обиженным видом двинулся в сторону дальней двери вынимая по пути из клешней на стене факелы и опуская их в стоящие рядом бочки с водой.

Тем временем хозяин взял со стола плошку со свечой.

— Не будем терять времени. За мной!

Монах и высокий человек в плаще двинулись вслед за ним в противоположном Бартоломео направлении — к маленькой двери, что была сделана в деревянной размалеванной красками стенке. Поочередно нагибаясь, трое один за другим нырнули в низкий проем и оказались в центральной части зала. Здесь им открылось жуткое зрелище: мебель по обеим сторонам от прохода будто отрастила человеческие органы — руки, ступни, торсы; расставленные там и тут на столах и верстаках гипсовые модели для рисования чередовались во мраке с котелками полными краски, тускло белеющими листами картона на треножниках, выстроенными по углам шеренгами ангелов с пустыми глазницами…