Гром над городом - Ольга Владимировна Голотвина

сосредоточенно, строго. Излагалась фабула новой пьесы «Воздушный дракон», которую взялся целиком написать театральный метельщик.

– Не забудь в финале вставить появление Хранителя города, – потребовал Раушарни. – Пусть скажет, что восстановит театр краше прежнего.

– Так он же этого не говорил... – растерялся Мирвик.

Актеры с жалостью посмотрели на поэта.

– Тебе что, слишком рано повязку с башки сняли? – процедил красавчик Заренги. – Сильно же тебя каменюкой шарахнуло!

– Но он же действительно не дал ни гроша на новый театр! – попытался Мирвик постоять за правду. – И жалованье нам временно платить перестал, раз театра нету.

– Хочешь, чтоб и дальше не платил? – поинтересовался комик Пузо.

Труппе пришлось туго этим летом. Хранитель сказал, что на восстановление театра он не даст ни медяка из казны. Во всяком случае, сейчас. И жалование актерам пока платить не станет. Ему еще дворец заново возводить. Они с женой сами бездомные, арендуют чужой особняк...

Вот тут-то и выяснилось, как сильно город Аршмир любит свой театр!

Каменщики заявили, что на старом фундаменте, с учетом уцелевших стен, поднимут здание за полцены... Дворец? А что – дворец? Дворец пострадал гораздо сильнее, там куда дольше растаскивать обломки, на это мастерства не надо. Может, там этим летом даже не придется всерьез строить. Так что мастера пока займутся театром. Но работа работой, а на материалы-то деньги нужны...

Горожане устроили сбор в пользу театра. Руководила сбором жена владельца верфей Арритиса, она и сама внесла хорошую сумму.

Когда жена Хранителя Аштвинна, тогда еще лежавшая в постели из-за ожогов, узнала о щедрости «рыжей куклы», она вынула из ушей серьги и потребовала, чтобы муж их продал и все деньги отдал на театр. Хранитель, ни в чем не перечивший своей драгоценной супруге, в точности выполнил ее волю.

Пока собирались деньги, аршмирцы быстро расчистили уцелевшую часть здания от обломков. Сходились большой толпой, работали весело, с прибаутками, с песнями. А хозяйки из окрестных домов пекли пирожки и угощали тех, кто помогает вернуть городу театр.

(Ходили по Аршмиру непроверенные слухи, что на руинах дворца расчистку нарочно замедляли – чтоб у каменщиков было больше времени на театр.)

А как всё лето жили актеры – без жалования?

Да весело жили! Решили, что они ничем не хуже бродячих артистов, которые добывают себе пропитание на площадях. Да, раньше они смотрели сверху вниз на всех этих «бродяг с их жалкими фургонами». Но теперь сами вышли на площади – да со смехом, да с веселыми прибаутками! Выступали на сколоченном наскоро помосте, разыгрывали короткие смешные сценки, для которых не нужны декорации, а то и попросту пели и плясали. Больших денег не собирали, но и не голодали. (Тем более что жители несли своим любимцам, кроме денег, и еду.)

Теперь прорехи в здании заделаны, каменщиков в театре сменили плотники и маляры (которые тоже, чтобы не ударить в грязь лицом, взяли только половину своей обычной платы). Труппа надеялась вскоре вернуться к прежней жизни и прежнему жалованью.

Вот как тут не воззвать к щедрости Хранителя! А новоиспеченный драматург этого не понимает. Балбес этот Мирвик, хоть и поэт!

Общими усилиями растолковали Мирвику его ошибку.

– Ладно, – кивнул Раушарни, – с этим разобрались, а вот как будем изображать воздушного дракона? Бики, что скажешь?

Авита, до сих пор не вмешивавшаяся в беседу актеров, негромко сказала:

– Я тут кое-что придумала...

Все разом замолчали. Художницу труппа уважала.

– Можно взять длинную полосу голубой ткани, лучше полупрозрачной... надо посмотреть, какая ткань лучше смотрится из зала. Один конец полосы закрепить наверху, за край щита-декорации. А второй шевелить с помощью веревки или палочки, пусть дракон извивается.

– Можно даже оба конца шевелить! – загорелся Бики.

Они с Авитой тут же принялись чертить на восковой дощечке схему: как закрепить ткань, как «оживить» дракона. Бики предлагал нарисовать на ткани клыкастую морду. Авита возражала.

– А кто будет играть главную героиню? – с намеком спросила Милеста.

– По-моему, это ясно, – тем же тоном отозвалась Барилла.

– Хорошо сыграла бы Джалена, – вздохнул Раушарни. – Но ее с нами нет. Навек друзей покинула веселых, нас больше не обрадуют, увы, улыбка, свет очей и нежный голос...

– Да, Джалене с нами больше не выступать, – Барилла даже не пыталась изобразить огорчение. – Она теперь птица другого полета.

– Авита, – спросила Милеста, – ты не знаешь, что Мудрейший Клана Лебедя решил насчет Джалены?

– Знаю, – кивнула Авита. – Он к нам в Дом Стражи приходил ругаться, что мы преследуем и мучаем благородную женщину. Как будто мы виноваты, что следствие на все лето растянулось и нужны ее показания! Такой горластый старик... ох, прошу прощения, что я так о Сыне Клана! Он как получил письмо Джалены, так и приехал в Аршмир, да еще привез двух законоведов, один другого ученее. Признали, что Джалена – законная супруга Лебедя. Пока муж не вернется, она живет в его доме. Ее нерожденное дитя уже признали ребенком Клана и продолжателем Ветви Белого Пера.

– Ну и повезло Джалене, – ахнула Милеста.

– Повезло, – с явной завистью повторила Барилла.

– Хватит болтать, вы... невезучие! – оборвал беседу девушек Раушарни. – Вернемся к пьесе. Какого демона Мирвик вставил сцену, где героиня разговаривает с попугаем? Где я вам попугая возьму?

– А кому ей о своей любви рассказывать? – взвился Мирвик. – Отражению в зеркале? А тут так трогательно... птичка...

– Пускай служанке рассказывает, как во всех пьесах делается, – предложил «любовник» Заренги.

– Служанке? – хмыкнул Раушарни. – Это только если роль без слов. Настоящих-то актрис у нас осталось две. Одна играет возлюбленную героя, другая – бернидийскую лазутчицу...

Обе актрисы разом ахнули и изобразили подступающий обморок. Играть лазутчицу не хотела ни одна из них. Раз сыграешь, два раза... и не заметишь, как застрянешь на амплуа злодеек.

– С попугаем было бы лучше! – продолжал гнуть своё поэт. – А то!.. У кого еще есть в пьесе попугай? – Мирвик обернулся к Авите. – Слушай, а попроси своего Ларша, пусть он с Хранителем поговорит! Может, в зверинце есть попугай?

Лицо Авиты стало замкнутым и злым.

– «Своего Ларша»? – передразнила она Мирвика. – С каких это пор он мой? И почему это я должна его о чем-то просить? Тебе надо, ты и проси... Кстати, мне пора бежать. Засиделась