Бродский. Русский поэт - Владимир Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Интересно, что там же, в Швеции, Бродский дал небольшое интервью, касающееся шведской поэзии… Даю отрывки из этой беседы:
«Интервьюер: Как Вам шведские верлибры?
Бродский: Ну, я по-шведски не читаю, я читаю только в переводах на русский и на английский язык.
Просто стихотворение определяется не столько верлибром, сколько содержанием. То есть не тем, не манерой, в которой оно написано, а в конечном счете в соответствии, в соотношении манеры и содержания, да?..
И… Ну, есть шведские поэты, у которых содержания колоссально много, даже при всех верлибрах. Ну кто?.. Их масса, масса… Ну, например, назвать одно. Самый замечательный, по-моему, шведский поэт. Один из крупнейших, по-моему, поэтов XX века. Это — Томас Транстрёмер. Кроме того: Вернер Аспенстрем, замечательный поэт, но это — старое поколение. Из более молодых — я даже не знаю… То есть я не знаю их возрастов. То есть я недавно прочитал совершенно замечательную книгу переводов шведской поэзии Ильи Кутика, да?.. Там для меня просто было огромное количество открытий, то есть, например, тоже пожилой поэт примерно моего возраста — Ларс Густафсон; мне понравился более молодой человек, Гуннар Хардинг, например, о котором у меня было чрезвычайно поверхностное представление — я его немного знаю лично, и — замечательный поэт! То есть огромное количество совершенно замечательных поэтов!..
Интервьюер: А Вы знаете такие имена, как Катарина Фростенсон, например?
Бродский: Фростенсон? То есть более молодая? Член Шведской академии?
Интервьюер: Да, да…
Бродский: Вы знаете, я посмотрел там эти стихи… Я знаю ее стихи и по-английски, и по-русски, таким образом, да?.. По-английски я видел больше. По-английски это на меня не произвело никакого впечатления, по правде сказать.
Интервьюер: А по-русски?
Бродский: По-русски тоже, в общем. Тоже, в общем. Я не знаю, что происходит с… Может, это моя, как бы сказать, ну, ортодоксальность некоторых взглядов, ну, не знаю! но на меня… Но молодых людей довольно мало — в России их гораздо больше, вот этого возраста, что эта самая Фростенсон, да?.. И качество выше, на мой взгляд.
Интервьюер: Кого Вы можете назвать?
Бродский: Ну, Вы знаете, я не знаю… А… назвать одного… В России — масса имен, то есть назвать одно — это не назвать, не хочу… Назвать кого бы то ни было — это назвать в ущерб остальным. Ну, например, мне просто в голову приходит кто-нибудь: ну, Алексей Парщиков, например, или там, я не знаю, Тимура Кибирова, да?.. Или, ну, это несколько иначе, не знаю, Гандлевского, например… Это вот, примерно, возраст Фростенсон, я полагаю. Ну, это просто несколько имен, хотя их там действительно мириады. Я получаю стихи из самых разных мест из России, то есть со всей страны. И это нечто феноменальное.
Интервьюер: Как Вы успеваете их смотреть?
Бродский: Ну, я успеваю, успеваю. Нахожу время… Я знаю Транстрёмера стихи, может быть, лучше, чем какого-либо иного шведского поэта. По той простой причине, что я сам переводил Транстрёмера. Я переводил некоторые стихи, которые оказались в этой вот книжке Кутика.
Интервьюер: Можно ли как-то сформулировать то, что происходит сейчас в изящной словесности?
Бродский: Происходит совершенно небывалый взлет. Взлет качества. Качество прежде всего феноменальное. И разнообразие. Ахматова говорила о Золотом веке, о Серебряном веке русской поэзии… О Золотом веке она говорила, вот когда мы познакомились, когда возникла эта группа, к которой я принадлежал, что начинается Золотой век, и так далее и так далее. Я думаю вообще, что Золотой век — именно сейчас, потому что действительно много золота!.. Очень высокий процент.
Интервьюер: Ахматова же говорила, что теперь они делают Иосифу биографию…
Бродский: Это правда, наверно. Я не помню, сказала она это или нет, но я думаю, что если, до известной степени, взглянуть на это со стороны — то действительно государство делало мне биографию.
Интервьюер: Вы ему благодарны за это?
Бродский: Нет… Нет. Я вполне мог бы обойтись и без этого».
Томас Транстрёмер был известен в России и до Иосифа Бродского. Сам шведский поэт давно и страстно увлекался Россией и обожал великую русскую культуру. Не раз бывал в Москве, где встречался с нашим поэтом-авангардистом Геннадием Айги. Писал стихи на русскую тему. Вот фрагмент одного из них, посвященного композитору Балакиреву, в переводе Ильи Кутика:
«Он пишет свободным стихом. Свободный стих сам по себе труден, потому что каждый раз это уникальная форма. Он вроде бы пишет спокойно и просто, не прибегая к какой-то заумной лексике», — говорит его переводчик Алексей Прокопьев. Транстрёмер побывал в Москве в 2001 году, несмотря на свой недуг — паралич после тяжелого инсульта. «Когда он приезжал, — вспоминает Прокопьев, — я его катал по парку Коломенское. Он там смотрел на церкви и просил его даже оставить посидеть».
Что же, если не дают Нобелевской премии русским поэтам и писателям, то пусть дадут хотя бы таким поклонникам русской литературы, каким безусловно является Томас Транстрёмер!
Но вернемся к нашим двум нобелиатам и их многолетней дружбе. Бродский отнюдь не был авангардистом, и его дружба с Транстрёмером была основана на близости не поэтической, а духовной, в конце концов, на любви к России. Не случайно и свой семидесятилетний юбилей шведский поэт приехал отмечать в Россию. Немало десятилетий встречались они в уютных ресторанчиках Швеции, не один раз пили любимую водку Иосифа Бродского «Горькие капли». Я специально привез из Швеции несколько бутылок — это не «Абсолют», нигде, кроме Швеции, не продается. А Бродскому она была полезна как настойка для сердца вроде валериановых капель или корвалола, такая же крепкая и горькая. Он вроде бы не пил, а лечился — вечная мужская отговорка…
В Швеции Янгфельдт обычно арендовал для Бродского автомобиль, так что было на чем поездить по родным балтийским просторам, заехать к тому же Томасу Транстрёмеру. После инсульта поэт с трудом говорил, не мог ходить, едва двигал одной, левой рукой. Но его сила воли была такова, что он заставил себя разработать эту руку и играл ею на рояле. Шведские композиторы специально писали музыку для его левой руки. Он продолжал писать стихи, но уже не мог читать их с эстрады. Его возит в инвалидной коляске жена Моника, с которой он прожил вместе более полувека. Она же и читает его стихи, озвучивает его заявления для прессы.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!