Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог - Дмитрий Емец

– Спасибо, Варя! – написала она палочкой.

– Я же сказала: прости, – буркнула та.

Прошло полчаса. Они сидели и молча чего-то ждали. Солнце висело на прежнем месте, пока дочь арея не вспомнила, что оно должно двигаться.

– Ну так что? Будем убивать друг друга? – спросил Чимоданов.

– Начинай с меня, – предложил Мефодий.

– Не, я так не могу. Обидь меня как-нибудь!

Буслаеву лень было думать, как обидеть Петруччо.

– Ты сам себя обидь, а я повторю!

– Скажи мне, что я урод!

– А что, так не видно?

– Моральный!

– Так ты про это!

Чимоданов запыхтел, начиная краснеть с ушей.

– А ты про какое уродство говорил?

– Да ни про какое! Я вообще молчал. Только повторял.

– Не, ты на что-то намекал!

– То есть моральным уродом ты быть согласен, а физическим нет? – Меф начинал испытывать тревогу, потому что собеседник заводился не на шутку.

– Так, значит, я урод, да? Ну, все!

Петруччо сорвался с места, но внезапно опустил пернач и сел на песок.

– Не, все равно не могу… – сказал он. – Ну убью я тебя… А дальше что, девчонок? Но завел ты меня неплохо!

– Ты сам себя завел, – сказал Меф.

Ему захотелось сказать Чимоданову, что на того наступил динозавр, но он передумал. Петруччо как-нибудь отмажется, например, скажет, что он под силовым полем, а динозавр все тут разнесет.

Шилов поднялся. Он стоял, сутулясь, и ни на кого не смотрел.

– Я ухожу! – сказал Виктор и пошел к тому месту частокола, где бревна обрушились.

– Куда? – спросила Варвара.

– Не имеет значения. И держитесь от меня подальше! Тот, кто увидит меня первым, увидит меня в последний раз.

– То есть ты…

– Да: это война, – по-прежнему избегая смотреть на кого-то, сказал он.

– Но это глупо! Понимаешь: глупо! – крикнула Дафна.

Тот, не отвечая, перешел на бег. Секиру держал в опущенной руке. Она негромко напевала что-то женским голосом, который прерывался волчьим воем.

– Это не глупо! Обратный билет получит только один. Понятно, что мы тут прикидываемся друзьями, но факт есть факт. Если ты такой добренький, сдохни сам. А все остальное демагогия, – негромко сказал Чимоданов.

Он встал и исчез в той же щели частокола, что и Шилов.

– Пока!

– Я тоже с ними, да? – зачем-то спросил Мошкин. Он встал и опять сел. Потом снова встал. Мефу это надоело.

– Иди уж, раз собрался!

Евгеша обрадовался, что ему это сказали, и ушел. Потом пришел. Потом снова собрался уходить. Он, как всегда, колебался и ждал пинка судьбы, который помог бы определить, чего именно он хочет.

Палочка Прасковьи продолжала тихо скользить по песку.

– Ну и чего ты пишешь? Дашь посмотреть? – спросил Буслаев, направляясь к ней.

Дафна увидела лицо девушки, когда он задал этот вопрос.

– Не надо! – крикнула она, но Прасковья уже отняла ладонь, позволяя увидеть то, что она нарисовала. Волнистая линия – это, скорее всего, море. На нем – плот. На плоту – сама Прасковья. Все остальные фигурки барахтаются в воде. Со стороны же плота на них накатывает…

– Что это?! Осторожно! – крикнула дочь Арея.

Меф успел обернуться. Над частоколом неспешно поднималась огромная волна, неторопливая, сознающая свою несокрушимую силу. Вода была повсюду. И Мефодий, и Дафна, и Варвара, и Мошкин, сбитые с ног, закувыркались по тому, что когда-то было сушей, а теперь стало морским дном.

Прасковья, покачиваясь на плотике, меланхолично болтала босыми ногами в воде. Ее глаза были печальны. На коленях лежала флейта.

Я думаю, многие дети вырастают в отвращении к добродетели потому, что ее безустанно внушают, перекармливая хорошими словами. Пусть ребенок сам открывает необходимость, красоту и сладость альтруизма.

Януш Корчак

Задыхающийся, наглотавшийся воды, Мефодий вынырнул на поверхность. Рядом всплыло копье. Плот с Прасковьей был метрах в десяти. Буслаев хотел крикнуть, чтобы плот загорелся или на него упал метеорит, но только судорожно закашлялся: легкие были полны воды.

Прасковья ласково смотрела на него. На коленях лежали блокнот и маркер.

– Целовать не хотел? Тони! – крупно написала она. Вода вокруг Мефа завертелась. Открылся омут. Он ухнул без крика, без вдоха, не успев шевельнуть ни рукой, ни ногой. Все, что удалось сделать – схватился за пилум. Пословица про соломинку и утопающего перестала быть пословицей и стала явью.

Меф барахтался, рвался, не зная уже, где дно, а где поверхность. В какой-то момент он понял, что дышит водой, разрывающей легкие. Чернота сгустилась, захлестнула его…

Очнулся он на песке. Рядом сидели Мошкин и Варвара. Дафна стояла на коленях и отжимала свои волосы. От воды они потемнели, но все равно пытались взлететь.

Буслаев попытался что-то сказать, но не смог и перевернулся на живот. Его рвало водой. Евгеша наблюдал за ним с брезгливым участием. Два или три раза протягивал руку, чтобы похлопать его по спине, но отдергивал ладошку, хотя тошнило Мефа совсем не из спины. Девушки вели себя гораздо спокойнее. Мужчины обычно брезгливее в восемь раз.

– Как… мы… здесь… ока…? – Меф снова затрясся от кашля.

Варвара показала на Дафну.

– Ну да! – согласилась та. – Пока Прасковья тебя топила, я успела пожелать, чтобы всех нас выбросило на берег. Правда, ты все равно нахлебался воды, потому что отменить ее слов я не могла.

У берега что-то плеснуло. Дафна увидела десять линий. Зубчатые хвосты буравили кипящую воду.

– Ящеры?

– Малыши ищут Прасковью, – ласково сказала Варвара. В самом мелком из ее «малышей» было метра три.

– Ну они же не найдут, нет? Море же большое! – спросил Мошкин.

– Тьфу! Ну теперь точно не найдут! Думай, что говоришь! – Варвара бросила в него песком и сердито встала.

Они пошли по берегу. Теперь их было четверо. Шилов, Чимоданов и Прасковья исчезли. Где-то через час небо потемнело. Двигаясь против ветра, страшная сизая туча наползла со стороны моря и остановилась четко над их головами.

– О нас кто-то вспомнил! Очень мило! – сказала Дафна и, отказавшись от большого зонта, который нажелал ей заботливый Евгеша, потребовала прозрачный бронеколпак.

Едва он возник, как с неба что-то хлынуло. Они сидели под защитой на парковой скамейке, которую заказала Варвара. Снаружи по колпаку текло что-то едкое, местами дымившееся. Мефодий принюхался. Пару вентиляционных отверстий Дафна все же оставила.