Тайный воин - Линн Флевеллинг

Боль быстро привела его в чувство. Обернув палец краем рубашки, Аркониэль подбежал к столу и открыл солонку. Грузило лежало в ней, целое и невредимое, но вся солонка была забрызгана кровавыми ошметками. Впрочем, косточки остались целы, и ноготь тоже пережил столкновение: он лежал рядом с грузилом, как крошечная морская раковина.

Лишь теперь Аркониэль осознал могущество сотворенных им сил. Упав на табурет, он приложил руку ко лбу. Понимая, что следует срочно позвать на помощь, пока он не потерял сознание, Аркониэль не сразу заставил себя пошевелиться.

«А ведь Лхел предупреждала, что нельзя касаться чар окна», — думал Аркониэль, чувствуя подкатившую к горлу тошноту. Неудивительно, что она не решалась посвятить его в такую сильную магию.

Рана была совершенно ровной, и остановить кровотечение оказалось нетрудно. Повариха зашила мизинец, смазала шов медом и крепко перевязала палец чистым льняным лоскутом.

Солонку Аркониэль вычистил сам, ни Колину, ни Витниру он не рассказал о случившемся, но теперь намного внимательнее следил за тем, чтобы никто не оказался свидетелем его опытов.

Происшествие вовсе не охладило его стремлений — напротив, досадный случай лишь подстегнул его пыл. Следующие несколько дней Аркониэль потратил на эксперименты с различными предметами: обрывок пергамента, яблоко, булавка для плаща, дохлая мышь из мышеловки в кухне стали участниками его опытов. Перенос выдержала лишь металлическая булавка. Пергамент разорвался на клочки, но не сгорел. Яблоко и мышь прибыли в солонку точно в таком же состоянии, как и отрезанный палец Аркониэля — плоть и тонкие косточки превратились в месиво, однако череп мыши уцелел.

Убедившись, что лишь очень твердые тела способны выдержать перенос, Аркониэль взялся за опыты с тяжестями и обнаружил, что для переноса через комнату резной каменной пластины требуется не больше усилий, чем для перемещения фасолины. Удовлетворенный результатом, он вернулся к фасоли и принялся экспериментировать с разными расстояниями.

Нари и остальные бросали на него странные взгляды, когда он носился по замку. Витниру было поручено стоять возле солонки и громким криком извещать волшебника о каждом появлении очередной маленькой путешественницы.

И неважно, как далеко Аркониэль находился от солонки, неважно, сколько между ними было стен и дверей: ему достаточно было лишь представить дыру в деревянном ящичке, хорошенько сосредоточиться — и фасолина сама находила дорогу домой.

Потом он начал опыты по перемещению фасолин к другим адресатам. Первая благополучно добралась из мастерской Аркониэля до полки для подношений в домашнем храме. Оттуда Аркониэль отправил фасолину в бочонок с мукой, стоявший у поварихи на кухне. Не обошлось без курьезов, так как мука взорвалась. А потом он принялся отсылать фасолину за пределы замка.

Колин остался равнодушен к занятиям молодого волшебника.

— Не вижу, какая в этом польза, — фыркал он, наблюдая, как Аркониэль выковыривает фасолину из ствола ивы у реки.

Аркониэль не обращал на него внимания, он уже мысленно составлял список мест в других городах, которые мог представить достаточно отчетливо, чтобы сосредоточить на них новую магию.

— Жаль, конечно, что нельзя так посылать письма, — бормотал он вслух. — Но и для этого должен найтись способ.

— Ты можешь писать их на деревянных дощечках, — предложил Витнир.

— Пожалуй, могу, — задумчиво произнес Аркониэль. — Отличная идея, Витнир!

Колин окинул их высокомерным взглядом и отправился по своим делам.

Даже в горах эта весна и начало лета были намного жарче, чем в прошлом году. Торговцы подняли цены, жалуясь на то, что сена для лошадей совсем нет, а зерно поражено засухой и болезнями. Березы на склонах гор пожелтели уже в середине лета. Казалось, даже Лхел ощущала это, хотя Аркониэль ни разу не слышал от нее жалоб на жару или холод.

— Проклятие расползается по этой земле, — предупреждала она, вычерчивая на земле возле своего дуба какие-то символы.

— Но Тобин еще так молод…

— Да, слишком молод. Скале придется еще пострадать.

И все-таки в конце горатина зной разразился яростными грозами.

В самые жаркие часы дня Аркониэль спал. Первый удар грома встряхнул замок, как будто на него обрушилась лавина, и Аркониэль подпрыгнул на влажной от пота постели. Вскочив на ноги, он испугался, что проспал весь день, — в комнате было почти совсем темно. Снаружи, за окном, синюшные тучи опустились так низко, что, казалось, задевали верхушки деревьев в своем стремительном движении. Внезапно ослепительная голубовато-белая молния рассекла небо, и здание сотряс новый оглушительный удар грома. Порыв влажного ветра коснулся щеки Аркониэля, и начался дождь — упал плотной серебристой завесой, полностью скрывшей все вокруг. Крупные капли с такой силой колотили в подоконник, что брызги долетали до Аркониэля, стоявшего футах в трех от окна. Он подошел ближе, радуясь облегчению от жары, но даже дождь оказался теплым.

Молнии вонзались в землю огненными трезубцами, и каждая вспышка сопровождалась сильнейшим грохотом. Буря бушевала так громко, что Аркониэль не слышал, как в комнату вошел Витнир, и заметил мальчика, лишь когда тот взял его за руку.

Мальчик был явно испуган.

— А молнии не ударят в дом? — спросил он дрожащим голосом.

Аркониэль обнял его за плечи.

— Не беспокойся. Этот замок стоит тут с незапамятных времен.

Как бы в противовес его словам молния ударила в старый высохший дуб на другой стороне луга, расколов дерево от кроны до корней и облив белым огнем.

— Пламя Сакора! — воскликнул Аркониэль, бросаясь в мастерскую. — Где те огненные горшки, которые ты чистил на днях?

— На полке у двери. Но… ты ведь не собираешься выходить наружу?

— Всего на минутку.

На объяснения не было времени. Аркониэль знал не меньше полудюжины снадобий, которые могли быть сварены только на таком огне; надо было постараться добыть его, пока пламя не сбило дождем.

Горшки стояли на полке, поблескивая латунными крышками. Витнир, как всегда, был прилежен и исполнителен. Круглые железные животики горшков были наполнены сухой кедровой корой и промасленной шерстью. Аркониэль схватил самый большой горшок и бегом спустился вниз по лестнице. Колин окликнул его, когда он проносился через холл, но Аркониэль даже не оглянулся.

Дождь лил стеной; волосы прилипли к голове, килт облепил бедра, когда он босиком мчался через мост и сквозь жесткие заросли засохшей тимофеевки, доходившие ему до пояса, но он лишь крепче прижимал к груди горшок, защищая от дождя растопку.

Добежав до дуба, Аркониэль с радостью увидел, что успел вовремя. Пламя еще шипело и рассыпало искры в треснувшем стволе, и Аркониэлю удалось отколоть ножом несколько тлеющих щенок и сунуть их в горшок, прежде чем огонь окончательно погас. Аркониэль как раз пристраивал на место крышку, когда Колин и мальчик, задыхаясь, догнали его. Все еще испуганный, Витнир пригнулся, когда молния ударила в реку.