Наполеон: биография - Эндрю Робертс

Настоящую славу мне принесли не сорок выигранных сражений… Мой Гражданский кодекс. Его ничто не разрушит. Вот то, что будет жить вечно.

Наполеон на острове Святой Елены

После Маренго Наполеон не собирался почивать на лаврах. Его политический капитал приумножался, и Наполеон решился на рискованное предприятие, которое в случае успеха сильно укрепило бы его положение. «Самым дерзким шагом из тех, что Бонапарт совершил в первые годы правления, – писал Жан Шапталь, – стало восстановление культа на прежних началах»{932}. Наполеон желал, чтобы никакая независимая церковь не смогла служить ориентиром для оппозиции его режиму, и простейшим способом этого добиться было привлечь на свою сторону папу римского.

Антиклерикализм был движущей силой революции. Католическая церковь лишилась своих богатств, священники были изгнаны, во многих случаях убиты, алтари осквернены. Однако Наполеон чувствовал, что многие из его естественных сторонников – консервативно настроенных, трудолюбивых деревенских жителей, квалифицированных работников, ремесленников и мелких землевладельцев – не оставили веру отцов и желают примирения церкви с консулом, который нравился им все больше. Всякое соглашение такого рода, однако, должно было гарантировать, что приобретатели национальных имуществ (acquéreurs), некогда принадлежавших церкви, сохранят свою собственность и что возврата к прошлому, когда крестьян принуждали платить церковную десятину, не случится.

Некоторое время Наполеона восхищала способность папы римского организовывать восстания в Италии, и в октябре 1796 года он заявил Директории, что «было серьезной ошибкой ссориться с этой силой»{933}. 5 июня 1800 года, во время своей «посткоитальной» встречи с миланскими священниками, Наполеон пообещал «устранить все препятствия к полному примирению между Францией и главой церкви». В августе 1799 года умер 81-летний Пий VI. Новый папа Пий VII в душе был простодушным, благочестивым монахом, социальные взгляды которого не были категорически враждебны Французской революции{934}. Наполеон знал, что переговоры будут сложными, даже трудными, но результат – приверженность французских католиков Наполеону – того стоил. Соглашение с папой устранило бы одну из главных претензий остававшихся еще вандейских мятежников. Кроме того, оно могло улучшить отношения с католиками Бельгии, Швейцарии, Италии и Рейнской области.

Население Франции составляло около 28 млн человек, и лишь ⅕ страны проживала в городских поселениях с населением более 2000 человек. Большинство остальных французов жило в 36 000 деревень по нескольку сотен человек каждая{935}. Наполеон видел, насколько полезным было бы положение, при котором священник, играющий в таких общинах важную социальную роль и являющийся для жителей основным источником информации, нередко самый образованный в деревне человек, зачитывающий землякам правительственные распоряжения, состоял бы на службе также у государства. «Духовенство – сила, которая никогда не остается в покое, – однажды сказал Наполеон. – Поскольку вы не можете быть у нее в долгу, надо быть ее хозяином»{936}. Соглашение Наполеона со Святым престолом точно описывали как попытку «сделать сельское духовенство “моральными префектами”»{937}. Сам же Наполеон, как мы видели, относился к христианству в лучшем случае скептически{938}. «Существовал или нет Иисус? – спрашивал он на острове Святой Елены своего секретаря Гаспара Гурго. – Я думаю, ни один современный историк никогда не упоминал о нем»{939}. (Наполеон явно не читал «Иудейских древностей» Иосифа Флавия, в которых есть упоминание об Иисусе.) Тем не менее Наполеон получал удовольствие от богословских споров и как-то заявил Антомарки, своему последнему врачу: «Желание стать атеистом не делает вас таковым»{940}. «Хотя Бонапарт не был набожным человеком, – отмечал Шапталь, отражая эту двойственность, – он определенно верил в бытие Бога и бессмертие души. Он всегда отзывался о религии с уважением»{941}.

Когда на острове Святой Елены Наполеон услышал Нагорную проповедь, он заявил Бертрану: «Иисусу следовало творить свои чудеса не в отдаленных районах Сирии, а в городе наподобие Рима, на глазах всех горожан»{942}. В другой раз он заметил: «Если бы я хотел иметь веру, я обоготворил бы солнце… Это истинный Бог земли»{943}. В третий раз он отметил: «Больше всего мне нравится мусульманство; в нем меньше невероятного, чем в нашей религии»{944}. Наполеон продиктовал комментарий, логически опровергающий библейское сообщение, будто Моисей сумел утолить жажду двух миллионов евреев, просто ударив по скале{945}. Главная проблема христианства, объяснил он Бертрану, заключается в том, что христианство «не поощряет храбрость», поскольку «слишком заботится о том, как попасть в рай»{946}.

Несмотря на свое отношение к сути христианского вероучения, Наполеон нисколько не сомневался в его пользе для общества. «В религии, – заявил он Редереру, одному из немногих членов Госсовета, знавших о переговорах с папой римским, – я вижу не тайну вочеловечения, а тайну общественного порядка. Она связывает с раем идею равенства, которая спасает богатых от истребления бедными… Общество не может существовать без неравенства; неравенство непереносимо без морального кодекса, а он неприемлем без религии»{947}. В Египте Наполеон уже демонстрировал умение пользоваться религией в политических целях. Однажды он заметил Редереру: «Если бы я правил евреями, то отстроил бы храм Соломона!»{948} В корне прагматическое отношение к религии было обычно для мыслителей и писателей эпохи Просвещения. Эдвард Гиббон в «Истории упадка и разрушения Римской империи» писал: «Все многообразные культы… народу представлялись в равной степени истинными, философу – ложными, а правителю – полезными»{949}. «Идея Бога очень полезна, – говорил Наполеон, – для поддержания порядка, для того, чтобы люди не вставали на путь порока, чтобы удерживать их от преступления»{950}. «На грабителей и галерных рабов накладывают материальные оковы, – объяснял он врачу Барри О’Мира на острове Святой Елены, – а на людей просвещенных – моральные»{951}.

В июне 1800 года, сразу после возвращения из Милана в Париж, Наполеон открыл переговоры с государственным секретарем Ватикана кардиналом Эрколе Консальви. Наполеон предложил возобновить во Франции публичное отправление церковных обрядов в полной мере, если все французские епископы откажутся от своих кафедр и позволят Наполеону выбрать новых, кандидатуры которых затем «выдвинет» папа{952}. (С 1790 года французские епископы делились на «ослушников», признаваемых папой римским, и на присягнувших правительству «конституционалистов».) Переговоры (с французской стороны их вели Жозеф Бонапарт и бывший вандейский вождь Этьен-Александр Бернье, со стороны Ватикана – Консальви, а также папский легат кардинал Джованни Капрара и советник папы по богословским вопросам Карло Казелли) шли в тайне, о них не был извещен даже Государственный совет. За год в Рим и обратно было отослано 1279 документов, подготовлено не менее десятка проектов соглашения.

«Надо воздавать Божие Богу, – позднее отметил Наполеон, – но папа не Бог»{953}. В апреле 1802 года кардинал Консальви посетил Тюильри, и перед его приездом Наполеон распорядился опрыскать комнаты духами. Когда химик Антуан де Фуркруа обратил внимание на запах, Наполеон пошутил: «Это аромат праведности, который избавит вас от ваших давних грехов»{954}.

В начале июля 1801 года, когда переговоры шли полным ходом, Наполеон написал Талейрану: «Вчера у меня на руке вскочил второй волдырь. Недуг – подходящий момент для того, чтобы примириться с попами»{955}. Но, хотя в июле конкордат был подписан, его ратифицировали и сделали достоянием общественности лишь девять месяцев спустя, после того как Наполеон попытался устранить глубокое недовольство, вызванное этим документом в армии и среди законодателей. «Правительство признает, что католическая, апостолическая, римская религия является религией значительного большинства французских граждан, – гласит преамбула договора о конкордате. – Его святейшество признает, что эта религия получила и надеется получить величайшее благо и блеск от установления католического культа во Франции и особенной веры в него консулов республики»[92]{956}. В семнадцати статьях документа говорилось, что католицизм «свободно исповедуется во Франции… при соблюдении полицейских правил, которые правительство признает необходимыми в интересах общественного спокойствия»